Не спала только Зои. Я всего-то сказала «доброе утро» и даже не успела оценить масштабы катастрофы, но уже поняла, что грядёт взрыв. Зои почти замерла: она двигалась намеренно заторможено, роясь в рюкзаке и раскладывая вокруг промокшие футболки. Так медленно, что было ясно: это затишье перед бурей. Ну, или как минимум, перед маленькой истерикой.

— Чёрт! — зашипела Зои. Часть вещей и книг, включая тот самый роман, который я читала ночью, была испорчена: я так торопилась убрать его подальше, что не заметила, как перевернула бутылку с каким-то напитком. Одна половина меня уже сгорала от стыда, но другая тихо говорила, что в таком беспорядке нечто подобное должно было рано или поздно произойти.

— Тихо. — Я выставила вперёд руку, защищаясь и одновременно пытаясь успокоить Зои. — Ты разбудишь ребят. Пусть ещё немного отдохнут.

Зои развернулась и отложила книгу в сторону, брезгливо отряхивая руки. Я вздрогнула и подалась назад: в глазах Зои расплескалась злость, смешанная с разочарованием — крепкий и обжигающий коктейль.

— Издеваешься? — Она ощутимо понизила тон, но жёлчи в голосе не убавилось. — Какого единорога это могло случиться?

— Извини, я брала твою книгу ночью и, наверное, неаккуратно положила её обратно, — сказала я, о чём мгновенно пожалела. Настоящие леди пьют чистый спирт и убивают одним взглядом. Зои смотрела на меня… Прозрачное, ледяное отвращение. Я подозревала, что она чувствует и обиду, разочарование тоже, но их было не разглядеть. Никто не смотрит на меня сейчас так, как тогда — Зои.

(Потому что сейчас всё равно)

(Сейчас я заслуживаю)

Каждый раз, когда Зои злилась, меня охватывало какое-то липкое, гложущее, навязчивое чувство. Будто бы страх вместе с непониманием, но намного сильнее и ярче. Самоуверенно и пафосно звучит, но такое ощущение и не снилось Антуану Рокантену. Вывести Зои из себя, заставить её показать внутреннего монстра, сделать так, чтобы эмоции взяли верх над королевским спокойствием, — жутко представить, не то что увидеть наяву.

Вроде бы всё нормально, это всё ещё Зои, моя лучшая подруга. Это её миниатюрная и изящная фигура, смуглая кожа, её карие глаза, тёмные волосы чуть ниже линии груди. Но слова и поведение не принадлежат ей, и это выбивало из колеи. Казалось, в поездке Зои выводит каждая мелочь.

— Ты брала мою книгу? Зачем?

— Извини, — повторила я. — Не могла заснуть, хотела отвлечься.

— Да что ты? Ты снизошла до низкопробного чтива?

— Зои, — только и проговорила я, надеясь прекратить конфликт.

— Хорошо, допустим. Ты не могла аккуратно положить её на место? Даже если тебе кажется, что книга недостойна твоего светлого и высокого ума, не нужно швырять её.

Я стушевалась. Издевка была кстати. Я достойна её.

— Мне показалось, что на страницах появилась какая-то надпись, — пролепетала я. — Я испугалась.

Зои шумно выдохнула и замолчала, а через несколько секунд ядовито бросила:

— Ты бредишь, Миранда.

Да, я бредила.

— Понимаю, обидно получилось, но это же просто вещи. Такая книга стоит пятьдесят монет в лавке, а футболка скоро высохнет. Нет причин волноваться. Почему ты так реагируешь? Ты же всегда была такой спокойной, никогда не злилась понапрасну.

Я коснулась ладонью её спины и вдруг вспомнила слова Лукаса о том, что, должно быть, Зои переживает за меня. Часто бывает, что человек крушит всё вокруг и выглядит устрашающе, когда на самом деле ему просто нужна помощь: поддержка, проявление заботы и внимания. Я попыталась задержать в голове мысль о том, что Зои тоже непросто, и мне стало легче дышать. Вдруг она вправду взволнована из-за Калеба, но не может найти силы признаться самой себе в этом и сказать мне прямо?

А ещё я поняла, что последняя фраза была лишней. Зои не отстранилась, но взгляд совсем не смягчился.

— А ты всегда была такой тихой и стеснительной, — передразнила Зои. — И не рылась в моих вещах. И не осуждала меня.

— Я не осуждаю, — сказала я, поникнув. — Но мне кажется, что ты переживаешь.

— Переживаю?

— Да, — неуверенно ответила я, увидев лёгкое недоумение на её лице. — Из-за того, что произошло с Калебом, и, наверное, ещё из-за Лукаса. Разве нет?

— Да, я переживаю из-за этого, — сказала Зои, помолчав немного. — Да, именно так.

— Ты прощаешь меня? Я же случайно.

— Хорошо, — без энтузиазма ответила она, пожав плечами, и позволила мне обнять её, а потом добавила: — Мне кажется, что что-то поменялось. Я серьёзно: ты будто другая.

У меня были схожие мысли насчёт неё. Я приподняла брови, хотя понимала, что со стороны ситуация выглядит скорее забавно, чем напряжённо. Мы словно играли в мафию, и она пыталась отвести от себя подозрения, хотя не являлась мирным жителем. Я странная, не она. Самое мерзкое, что в этом была крупица истины. Чувство, что меня видят насквозь, никак не хотело убираться. Разум кричал, что я убийца. Кричал так громко, что было странно, что Зои не слышит.

— Я не делаю ничего сверхъестественного. Я такая же. Что именно тебя удивляет?

Слова звучали невинно, потому что ещё не воспринимались как ложь. Я только начинала чувствовать, как внутри вздымается, поднимается стеной вихрь.

А может, это и не ложь? Может, убийство всегда было внутри? Может, жестокость — это то, что уготовлено нам природой? Может, жестокость — это и не жестокость вовсе, а обыкновенная закономерность?

Я содрогнулась из-за своих мыслей.

— Ну… Ладно, допустим, неважно, что ты взяла мою книгу и что ты упрекаешь меня, хотя, замечу, не припомню, чтобы ты такое делала.

— Ты злишься не из-за книги?

— Я не злюсь! — Очевидно, что она лукавила. — Мне интересно, ты это серьёзно или притворяешься. Что это было вчера, скажи? Почему ты вступилась за Джея?

Было открытием понять, что её это задевает, хотя этого я, пожалуй, и хотела. Я ведь даже и задумалась, прежде чем вступить в беседу и постараться поубавить градус издёвок. Она не оценила моего жеста в сторону Джея. Моя крепость показалась ей стеной из пластмассовых кубиков, детской игрушкой, которую можно разрушить в мгновение ока. Мы вдруг оказались на тонком льду: Джей — скользкая тема.

(Самое время для каламбура, Миранда. Иногда только и остаётся, что целыми днями придумывать тупые шутки).

— Мне… захотелось, — сказала я, подавив желание улыбнуться.

— Ты помнишь, что он сделал?

Я потупила взгляд и облизнула губы.

— Помню. Но это было так давно. Теперь всё прошлое — капля в море. Он не заслуживает никакого ехидства сейчас, а мне кажется, что вы с Лукасом только и хотите, что задеть его, хотя чем он хуже?

Зои всплеснула руками, и её лицо опять исказила злобная гримаса.

— Серьёзно? Зачем ты изображаешь мать Терезу? По-моему, мне он сказал не меньше колкостей. Он открыто говорил, что я бессердечная, неискренняя и злая стерва, но меня ты почему-то не защищаешь!

— Он сказал не так, — пробормотала я. — Но вообще…

— Ага, конечно, я тоже хороша, — прошипела Зои. Наши голоса грозились сорваться с полушёпота на крик, и я мельком посматривала на спящих парней. — Я могла бы закатить истерику, но считаю себя достаточно добрым человеком. Просто напомню тебе о списке ингредиентов. Что там под шестым пунктом?

— Слёзы? — вспомнила я, и сердце моё упало. Я принялась кусать губу, задумавшись.

— Не просто слёзы, а искренние слёзы. Ему должно быть больно внутри, ты же понимаешь? Как ты собралась их просить? Если бы не твой отец, то как бы это выглядело вообще?

Меня пробрала дрожь.

— Я не хочу думать об этом. Лучше подумаем о том, как найти Опаску, или о том, что мы не знаем, что такое камень-двоедушник.

Зои покачала головой и отмахнулась.

— Это ерунда. Будем действовать по плану. Достанем бороду, а потом найдём дом ведьмы или какую-нибудь волшебную лавку, и нам обязательно подскажут. Это же всё обычные реалии, а не таинственные артефакты. Поверь, научиться выражать искренние эмоции на публике сложнее. Тем более, когда ты чёрствый мальчишка.