Кстати, надо проверить, кого тут моя вторая сущность предпочитает, а то ведь падали-то они в пропасть с полуэльфом. Неужто, он так сильно к нему привязан, что будет сопротивляться, если я свою истинную пару встречу? Да ну, нет, не может быть, он зверь же, ему незачем любить такого, он и обернуться не может — это только дружба, да, точно.

Но в память к своей второй сущности я всё же слазил сразу, и опешил — этот хвостатый негодяй, оказывается, всей душой привязан к оборотню-барсу. Да, зверь у него ничего себе так, красивый, но ёжеж-да, он же мужик! А я женщину же ищу! Ладно, разберемся на местности, может быть того, кого мой зверь любит уже и в живых-то нет, да и вообще, мало ли, о чьи ноги кот терся — это еще ни о чем не говорит. А пещеру ту завалило камнепадом, оборотень, наверняка, был внутри. Жаль красивого сильного парня, хоть это и одной проблемой меньше. Не хочу ещё из-за разных предпочтений со своим зверем-телом ссориться.

Кстати, а чего же это барс в предместье замка Серебряных драконов ошивается? Наверное, до сих пор не понял, что мы телепортом ушли с Чёрным, а его взять с собой не смогли. Ну, и ладно, теперь я здесь, а, значит, пора мне отсюда убираться, пока, чего доброго, серебряные на мне теперешнем за неудачу в покушении на Чёрного не отыгрались. Хотя, не будут же они зверю несмышленому мстить. Или будут?

Да и поохотиться не мешало бы, барсик-то мой тут голодный скитался, нас дожидаючись. Верный котик оказался, друга без сознания бросать не хотел. Ценю таких преданных. Но надо уходить и искать себе еду, а для начала надо наладить контакт. Отбежав подальше от замка, к горным перевалам, я прилёг на плоском камне и приготовился к общению со своим вторым я.

Погрузился в сознание зверя и почувствовал исходящее от него тепло, мягкими волнами окутывавшее мои мысли и чувства, словно он вверял мне заботу о своей жизни и теле и прощался, не в силах оставаться здесь одному без того, кого любил всей душой. Он всё понимал, понимал, что в том завале наверняка погиб любимый, он сам видел, как падали камни, и всей душой стремился тогда туда, в пещеру, чтобы принять с ним одну судьбу на двоих. И пусть бы он погиб под теми завалами, но они до конца были бы вместе. Но судьба в виде Сени, так вот как зовут того полуэльфа, вырвала его из цепких лап, казалось, уже неотвратимой, смерти, и отбросив с тропы в пропасть, дала возможность жить дальше. Надеялся мой барс, что недолго, но тут дракон этот слетел с горы и схватил, что есть силы обоих. Барсу-то моему из-за густой шерсти ещё повезло, а вот Сене сразу стало плохо, да ещё ему и камнем по голове прилетело, когда падали, он это видел, но помочь не мог ничем. А потом, когда прилетели уже к замку, около которого он и сидел, ожидая любой участи, у него забрали и последнего друга. Да и вряд ли тот выжил после такого перелёта, Барсик слышал, как трещали, ломаясь кости в хрупком теле Сени. Утратив последнее существо, которое было ему дорого, мой барс принял решение отдать тело в моё полное владение. А сам только надеялся, что каким-то чудом сможет уйти из него, и найти свой покой хоть где-нибудь, хоть в зверином аду. Жизнь для него потеряла всякий смысл.

Вынырнув из сознания своей второй сущности, я уже приготовился убеждать несчастное животное, что не надо хоронить себя, даже после смерти любимых, жизнь продолжается, и она полна сюрпризов. На пути ещё может встретится та, кто полюбит и отогреет одинокую душу, ставшую теперь общей для нас двоих. Ведь если он уйдёт, то и я не смогу уже быть полноценным оборотнем, останусь только, как человек или только как зверь — это как пожелаю, но только кем-то одним, а я этого очень не хочу. Какой я буду бог оборотней, не имея оборота? Барсик очень нужен мне. И теперь я буду его самым верным другом и не покину его никогда, только после нашей общей смерти. Но он сам прочёл мои мысли, и я словно почувствовал, как он лизнул меня в лицо своим шершавым языком. Он принял меня безоговорочно и навсегда — своим товарищем, своим вторым «я».

«Нас теперь зовут Ромуэль, но находясь в образе зверя, я согласен на «Барсика», — мысленно передал я зверю свое послание, он согласно рыкнул в ответ.

— Барсик-Барсик, ребята, смотрите там мой Барсик лежит на камне! Жив, жив мой родной! — ко мне, отделившись от группы, в которой я узнал и Золотого принца, собственноручно спасённого мной, спешил высокий красивый парень-оборотень из воспоминаний зверя.

«Барс! Ёжеж-да! Это же любимый моего зверя,» — мой Барсик подкинулся в прыжке подняв наше тело до середины высоких деревьев и со всех лап понёсся навстречу своему оборотню. «Вот и что мне теперь делать? Ладно не буду пока мешать, пусть порадуется, животное такой стресс пережило — пусть», — решил я пока не усложнять жизнь зверю.

Встретились — с размаху влетел в объятия оборотня, присевшего в моём ожидании, повалил того на спину и принялся вылизывать его лицо в приступе необъятной радости и нежности. Тёрся о него головой и телом, стараясь оставить своего запаха на нём, как можно больше. Я сам сходил с ума, обтёр его всего, жаль он в тёплой одежде, я бы ему и метку ещё поставил!

«Чтооо? Метку?» — очнулся от безумия я. И понял, что да, именно метку! Обнимал меня и целовал в этот момент в нос моя истинная пара. Моя! Истинная! Пара!!!

Голдиолус/Гриша

По пещере пронёсся дружный вздох облегчения. И тут же наперебой, буквально вырывая Верочку друг у друга, счастливые воскрешением дочери отцы начали обнимать и целовать ожившую.

Всё это время, пока бушевали отцовские страсти, я сидел около стены, куда отошёл после возвращения души девочки в тело, и устало, но счастливо, улыбался. Я чувствовал, что нужен этому миру так же, как и он мне. Наконец-то я нашёл своё место в этой жизни, и то что я и здесь могу лечить людей и остальных существ этого мира, было для меня абсолютным счастьем. А уж бонус моего статуса — проводник душ — наполнял, в придачу ко всему, тихой гордостью своей исключительностью.

Радость моя гасла, ей на смену в сердце иглой кольнула боль, вошла глубоко и осталась там. Спасая Верочку, малышку нашу, я «забыл» о собственной утрате: Сени — моего любимого мальчика, теперь нет. Его нет — он никогда больше не заговорит со мной, не посмотрит на меня, не прижмется во сне… Зачерпывая обеими руками с пола пещеры мелкие острые камешки, сжимаю их до боли в ладонях и бьюсь с силой головой о стену. Надеясь физической болью перекрыть ту, что рвала сейчас мою душу, выворачивая её наизнанку. Боль, которая прорвалась наружу горячими слезами, самопроизвольно катившимися из глаз, и сдерживаемыми стонами. Сорваться в истерику я не имею права — я изо всех сил кусаю губы и давлюсь криком, только бы удержаться.

Из глубокой скорби меня вывел такой же, как и мой, горестный стон сидевшего неподалёку Микаэля, потерявшего друга, пусть и зверя, но который жизнь хозяину спасал, радовался и грустил вместе с ним, а значит, был оборотню дорог, как никто.

Общая потеря нас сблизила, не придвинувшись друг к другу ни на шаг, боль в душе сидящего неподалёку товарища, каждый из нас чувствовал, как свою.

Но вот девочка, вдоволь наобнимавшись с отцами, подошла ко мне. Утёрла ладошкой слёзы и, обняв за шею, склонившись к уху, прошептала:

— Ты чего плачешь, Гриш? Ты забыл всё, что я тебе рассказала о Сениной судьбе? Он ни за что не умрёт, пока его не признает собственный отец, а этого ведь пока ещё не случилось. Да и после признания это произойдёт не сразу. Он жив, только вот отыскать его надо. Но для начала надо отсюда выбраться. И спасибо тебе, что не побоялся отправится за моей душой, даже не зная, как это делается, и что будет, если вдруг не справишься. Без тебя бабуля меня или с собой оставила бы, или прямиком на перерождение в другой мир отправила, если бы она вдруг решила, что моё предназначение здесь исчерпано. А мне с папами расставаться совсем не хочется. Люблю их всех, да и тебя тоже, если уж говорить начистоту. Но как-то не так, по-другому, — и посмотрела на меня своими мудрыми глазами, давая понять, что догадываться о значении её последних слов мне придётся самому.