– Но, к сожалению, – продолжил Габриэль, пропустив Димины слова мимо ушей, – своими силами она смогла только продать себя.

Де ла Кастри вздохнул, погрузившись в воспоминания, после чего с трудом вспомнил, на чем остановился.

– Короче, такие люди, как Андрей, помогают тем, кто, скажем так, оказался в затруднительной ситуации. Проще – тем, кому некуда идти. Ну, а еще проще – таким, как я, – и Габриэль оголил исколотую шприцом руку, решив, что скрывать что-либо от Димы уже поздно, да и бесполезно, учитывая острый ум подростка. – Кто-то приходит в Приют сам, кого-то подбирает Андрей. Никто еще не жаловался. У него есть практически все необходимое. К тому же теперь ему помогают те, кого они раньше боялись. Служители.

– Мы обещали им не шуметь, – вставил Андрей. – А они взамен продают мне наркотики, таблетки и прочее. Их устраивает, когда все отбросы общества содержатся в каком-то одном месте, и они готовы пойти на многое, чтобы вся эта помойка не вылилась однажды на улицы города.

Дима растерянно взглянул на Габриэля.

– Но, Габри… Мне есть куда податься.

– В том-то и дело! Никто не заставляет тебя жить в Приюте. Право выбора всегда будет оставаться за тобой. Но и я, и Андрей видим, что ты мучаешься. Ты слишком не похож на других и от этого страдаешь, разве не так? – и Габриэль, легонько коснувшись Диминой щеки, убрал челку, закрывавшую его правый глаз.

Юноша вздрогнул, почувствовав холодные пальцы на своей коже, и поспешил вернуть челку на место. Он уже успел пожалеть о том, что при первой встрече был так откровенен с новым приятелем.

– Хорошо. Но, если честно, твоя история меня не успокоила. Мне все представляется кучка наркоманов, сбившихся под одной крышей!

Габриэль рассмеялся.

– Не обижай хозяина этого заведения, так любезно согласившегося прокатить нас. Я еще раз повторю, никто тебя не удерживает. Я прекрасно помню то, что ты сказал мне перед тем, как мы спустились к машине. Мир сходит с ума. Кто знает, может, мы и правда встретились неслучайно, – и Габриэль отвернулся к окну.

Дима сам не знал, что еще можно было сказать. Весь день его обуревали противоречивые чувства, а еще он не мог избавиться от мысли, что…

Юноша опять едва не подскочил на месте.

– Габриэль, я видел тебя!

– Что?

– Видел! Да! Ты снился мне!

– Я? Тебе? – Габриэль нервно хихикнул. – Этого не может быть…

– Может! Я точно знаю, что видел. Это был ты! Ты чуть не свел меня с ума! Каждую ночь ты снился мне на поле кровавой битвы!

Габриэль скептически поджал губы, и Дима смутился.

– Извини, просто это так странно…

Но никто ему не ответил. Де ла Кастри поймал на себе серьезный взгляд Андрея в зеркале заднего вида и снова отвернулся к окну. В машине повисла неловкая тишина.

– Мой отец там? – спросил Габриэль через некоторое время.

Андрей покачал головой:

– Он ушел кочевать. Мне очень жаль.

Габриэль заметно погрустнел.

– Сколько нам ехать? – шепотом спросил Дима, чувствуя себя не в своей тарелке из-за сказанных им ранее слов.

– Часов восемь, – бросил Андрей так, словно это был какой-то пустяк, и юноша тяжело откинулся на сиденье.

Несколько раз за эти восемь часов Габриэль просил остановить машину, чтобы выйти, и каждый раз возвращался к ним с улыбкой до ушей. Иногда его обуревали приступы безудержного хохота, и замолкал он только тогда, когда Андрей начинал угрожать ему изъятием всех наркотиков.

Но чаще всего Андрея вынуждал останавливаться Дима. Он, как оказалось, не переносил езду в автотранспорте. Подросток едва успевал высунуться из машины, как его тут же выворачивало наизнанку. Габриэль, находясь в приподнятом настроении, искренне недоумевал, почему Диму это так беспокоит, и предлагал ему блевать из окна «Форда» на ходу, ведь так проще.

– Извини, – прохрипел Дима, забираясь в автомобиль после очередного извержения. – Я скоро облюю тебе весь салон.

– Ничего, – отозвался Андрея, протягивая ему пакет. – И не таких возили.

В ответ Диму снова стошнило.

После пяти часов мучительной для Димы езды Андрей остановил машину посреди пустынной дороги и вышел, попросив друзей оставаться на месте. Вернулся он с таблетками и бутылкой воды. Дима не стал спрашивать, откуда Андрей взял все это, и, проглотив несколько таблеток, тут же заснул.

Они уже давно выехали из города. Стоял конец сентября. Непривычно быстро темнело. По обе стороны дорогу окружал лес, и де ла Кастри пожалел, что Дима отключился. Ведь осень раскрасила природу вокруг ярчайшими красками.

Дикий восторг обуял Габриэля, и ему захотелось плакать от счастья. Всю жизнь пробродив в центре полуразрушенного после Взрыва города, он никогда еще не видел такой красоты. Он и не знал, что природа способна на такие чудеса.

Земля вокруг была устлана желтыми и красными листьями. Сквозь них местами проглядывали пучки все еще по-летнему сочной густой травы. Несколько упавших деревьев лежали вдоль дороги. Их смерть была естественна, и мох аккуратно покрывал разлагающиеся под редкими лучами солнца древесные тела. Хотелось крикнуть Андрею: «Остановись! Дай мне потеряться в этом лесу! Дай сделать все то, к чему так стремится рвущаяся на волю душа!»

Габриэль вдруг ясно понял, что всю жизнь за исключением редких дней, проведенных с табором и отцом, он был лишен самого главного – природы. Того, что, как оказалось, всегда было частью его существа, того, к чему он подсознательно вечно стремился, когда подолгу смотрел в звездное небо ночами. Он бы променял все на свете на то, чтобы прожить все свои несчастные годы так, как следовало, укрывшись в этом лесу.

Однако радость Габриэля была недолгой. Лиственный лес вскоре сменился мрачными худыми елями и соснами. Обреченные вечно тянуть свои скрюченные ветви-руки к небу и лишенные надежды когда-либо коснуться его, они стояли так уже многие годы, и, казалось, простоят еще вечность.

У Габриэля заныло сердце, и он отвернулся от окна. Уставившись на свои изящные, перепачканные в наркотиках, пальцы, он вскоре задремал.

Когда машину затрясло на ухабах, Габриэль очнулся. Они съехали с дороги прямо в лес и теперь углублялись в него по маленькой тропке, словно пальцы хирурга во внутренности пациента.

Краски сгущались. Габриэль посмотрел на Диму, тот уже проснулся. Вцепившись в сиденье влажными белыми пальцами, он боролся с очередным приступом рвоты. Когда они остановились, юноша вывалился из машины и убежал в кусты. Когда же он вновь появился, то выглядел ужасно. Пот выступил на бледном осунувшемся лице, под глазами синели круги.

– Ничего, привыкнешь, – Андрей похлопал Диму по плечу. – Я вернусь на дорогу, посмотрю не видно ли машину и замету следы. Стойте здесь и никуда не уходите.

Габриэль в ответ махнул ему рукой.

– Как ты? – спросил он Диму, когда Андрей скрылся за деревьями.

– Словно меня пропустили через печатную машину.

– Через что?

– Не важно. Хотя странно все это… Ты ведь должен помнить мир до Великого Взрыва.

– Я и день самого Взрыва помню, – тихо произнес Габриэль и отвернулся.

Дима не стал мучить его расспросами, у него своих проблем хватало. Тяжело опустившись на капот, он уперся руками в колени, пытаясь восстановить дыхание, когда Габриэль вдруг заговорил сам.

– Моя мать была проституткой, – начал он, отойдя к деревьям. – Тогда еще правили Герцогства. Верховный Правитель Герцог де ла Кастри держал весь мир в своих руках. Другие Герцоги помогали ему. Но власть их давно устарела. Мир менялся, а они не хотели меняться вместе с ним. Они не принимали нового оружия, не принимали новых идей управления миром. Недовольных становилось все больше, и вскоре образовалось Новое Правительство, которое в итоге в открытую выступило против Старой Власти.

Габриэль замолчал. Проведя рукой по мокрому стволу одной из елей, он содрогнулся. До чего же противными были здесь деревья! Вытерев руку о джинсы, он хотел продолжить, но Дима, до этого внимательно следивший за ним, вдруг произнес: