– Дима! Я не знаю, что делать! Моя одежда… Она грязная!

В ответ раздался заливистый хохот. И едва Габриэль успел вынуть из кармана плаща пакетик с порошком, как Дима без стеснения ворвался в ванную.

– Да неужели?

– Чего ты смеешься? – спросил Габриэль. Он едва успел скрыться за занавеской и теперь боязливо выглядывал из-за нее.

Дима похватал с пола его одежду.

– У тебя был такой беспомощный голос, словно тебе пять лет, и ты самостоятельно даже шнурки на ботинках завязать не можешь, – объяснил он.

Габриэль не ответил. Он скрылся за занавеской, переваривая услышанное, пытаясь понять, были Димины слова оскорблением или нет. Юноша тем временем затолкал одежду в белый ящик и закрыл дверцу.

– Что ты делаешь? – Габриэль снова выглянул из-за занавески.

– Собираюсь постирать твои вещи в стиральной машине. Что же еще?

– Машине? Я думал, они не существуют больше.

– Ну, как видишь, существуют, – Дима улыбался. – Я заприметил ее у одного знакомого, которому ремонтировал телефон. Он хотел ее выбросить, а я забрал себе и починил. Возможно, это единственная работающая стиральная машинка во всем Питере. – Юноша помолчал немного и добавил: – Вряд ли Новое Правительство в скором времени озаботится производством бытовой техники.

– Да уж, – и Габриэль опять спрятался за занавеской. – Их гораздо больше интересует, как бы уничтожить всех отпрысков правящих в прошлом семейств.

– Что? – удивленно переспросил Дима, хотя прекрасно слышал, что сказал его новый друг. Он просто не мог поверить, что какого-то бездомного бродягу с улицы могут интересовать аристократы, разбежавшиеся кто куда после смены старого правительства. Но Габриэль упрямо молчал, и Дима не стал больше спрашивать.

– Ну, я пошел… Ой, тут еще твоя рубашка, – и Дима взял ее в руки. – Кровь? – спросил он, глядя на разорванный рукав.

– Да, – нехотя признался Габриэль. – Я упал.

– Разрез, как от пули, и я видел, что плащ твой разорван. Ты упал на пулю? Ха–ха!

Габриэль молчал, спрятавшись за занавеской. Димина прозорливость и желание все знать потихоньку начинали выводить его из себя.

– Отличный способ не отвечать на мои вопросы, – пробормотал Дима. – Бинты и перекись водорода на верхней полке, а одежду можно зашить.

– Но я не…

– Я зашью, – и Дима, бросив в стиральную машину рубашку, нажал сразу на несколько кнопок.

Машина с грохотом заработала, так что даже пол задрожал.

– Ну, я пошел. Думаю, тебе тут есть, чем заняться.

– Да уж, – печально донеслось из-за занавески.

И Дима тихо вышел из ванной. Ему было над чем пораскинуть мозгами.

Примерно через час Габриэль показался на кухне, посвежевший и изменившийся до неузнаваемости, словно кто-то, включив машину времени, вернул его в те дни, когда он еще мог позволить себе горячий душ. Только рана на плече была по-прежнему не обработана и не перевязана.

Дима усадил недовольного гостя на стул и не давал ему вставать, пока не перебинтовал поврежденную руку. Затем поставил чайник греться и пододвинул к Габриэлю тарелку с горячим супом.

– Рука еще болит?

– Нет. Все нормально, – соврал Габриэль, принимаясь за еду.

Дима пожал плечами.

– Тебе чай? Кофе?

– Крепкий кофе.

– Ну и ну! Спит в моем подъезде и пьет крепкий кофе.

Габриэль слабо улыбнулся.

– Где твои родители? – выдавил он из себя, с трудом отрываясь от тарелки и стараясь не чавкать.

– Я же говорил, что живу с матерью. Она на работе, – и Дима вышел из кухни. – Отца нет, – крикнул он из другой комнаты.

– Где отец?

– Мама выгнала его, когда мне было шесть, – ответил Дима, возвращаясь обратно. В руках он принес нитки, иголку и ножницы. Разложив все швейные принадлежности на подоконнике, он налил Габриэлю кофе.

– Ты по нему скучаешь? – спросил Габриэль, с шумом отхлебнул из чашки и поднялся. Дима молча наблюдал за тем, как он, тяжело сглотнув, подошел к горячей кастрюле на плите, обнаружил там картошку и навалил себе полную тарелку.

– Наверное, – пробормотал Дима, решив не обращать внимания на голодные выходки бездомного. – Я не знаю.

– Я, например, плохо знаю своего отца, – произнес Габриэль через некоторое время. – И ничуть от этого не страдаю.

– А остальные? – равнодушно поинтересовался Дима, принявшись зашивать рубашку.

– Мать недавно умерла, брат продает наркотики, может, и сам наркоман, не знаю… Младшую сестру я вчера потерял.

У Димы катушки посыпались из рук. Габриэль поднялся, помогая ему собрать их.

– Но как? Что случилось? И как ты? – Дима снова уселся на подоконник, пытаясь завершить начатое дело. – Ты так спокойно говоришь об этом!

Габриэль не ответил. Дима не понимал, почему его новый знакомый замолчал, на деле тот просто отчаянно боролся с приступом рвоты. Наконец, с трудом запихав в себя остававшуюся на тарелке еду и допив кофе, Габриэль замер на стуле. Дима исподлобья поглядывал на него. Молодой мужчина погрузился в себя, взгляд его стал отрешенным. Какое-то время он смотрел в одну точку, потом начал заламывать пальцы на руках. Правая нога мелко дрожала.

– Габриэль?

Но мужчина даже не повернул головы в его сторону. Пришлось Диме повысить голос. Заламывание пальцев тут же прекратилось.

– Знаешь, ты сейчас был похож на ненормального, сбежавшего из клиники, – сказал Дима и с опозданием осведомился, – но ведь это не так?

– М-м-м? – и Габриэль уставился на него своими огромными глазами.

– Ты ведь не сбежал из психбольницы?

– Нет, – честно признался гость. – Но, возможно, я уже давно схожу с ума.

– Ну уж нет! – рассмеялся Дима, однако смех прозвучал как-то неуверенно. – Все у тебя будет хорошо.

Де ла Кастри кисло улыбнулся и снова задумался. Он находился в тупике, из которого не видел выхода. Эвелин потерялась, и он не знал, где ее искать. Даже если бы сестра вдруг появилась на пороге Диминой квартиры, он бы и тогда не знал, что им делать дальше. Куда идти? Кто мог им помочь? На периферии сознания мелькали смутные воспоминания о некоем тучном мужчине, который частенько наведывался к Катрин, когда он был совсем маленьким. Он называл себя другом отца и говорил что-то о… Ночлежке? Приюте? В любом случае этот дом (если это дом) находится в глуши, далеко от города. Им никогда не добраться туда незамеченными без денег, еды и пешком. Вдобавок ко всему, Габриэль внезапно осознал, что боится выйти из этой квартиры. Боится покинуть Диму и снова оказаться в сводящем с ума одиночестве.

Мужчина внимательно присмотрелся к блондину, сидевшему на подоконнике и зашивавшему его плащ. Зеленый глаз внимательно следил за работой рук, в то время как черный, кажется, наблюдал за ним из-под челки.

– Как ты видишь? – вырвалось у Габриэля прежде, чем он успел подумать, что задавать такой вопрос Калеке как минимум невежливо.

Дима пожал плечами. Кажется, он нисколько не обиделся.

– Сейчас, как обычно, одним глазом. Но, бывает, если я сильно нервничаю, я могу перестать различать что-либо перед собой, кроме смутного марева. Врач говорит, с возрастом это пройдет.

– А черный глаз?

– Я ничего им не вижу, – ответил Дима и протянул Габриэлю его плащ и рубашку. Тот взял одежду, задумавшись над тем, говорил ли Дима правду.

Одевшись, де ла Кастри подошел к окну. Он хотел поблагодарить Диму за то, что тот сделал для него сегодня, но слова застряли в горле, когда за окном на тротуаре он увидел автомобиль. Тот самый старый «Форд», который едва не сбил его прошлой ночью! Это после его появления де ла Кастри больше не видел свою сестру!

Габриэль вцепился в Диму, стащив его с подоконника и насильно развернув к окну.

– Габриэль! Что ты делаешь?

– Эта машина за окном, видишь? Чья она?!

– Я не знаю! Не знаю! – Дима весь дрожал. Он на полном серьезе решил, что по глупости затащил в дом настоящего маньяка.

Осознав, наконец, как перепугал своим поведением несчастного парня, Габриэль, извиняясь, отпустил его.