Впалые щеки, темные круги под глазами. Его черты, пусть и грубоватые, казались Диме совершенными. Нос с горбинкой, высокие скулы. Тонкие, чуть посиневшие, губы то и дело изгибались в пренебрежительной ухмылке. Длинные иссиня-черные волосы лежали спутанной копной, и когда ветер дул Габриэлю в лицо, открывали высокий лоб, на котором раньше времени залегли морщины. Большие темно–синие глаза глубоко посажены, черные брови вразлет.

Одеваться Габриэль любил, судя по всему, небрежно: длинный местами потертый кожаный плащ, заношенная черная рубашка и узкие джинсы. Внимание привлекали лишь старые кожаные сапоги выше колена со сложной шнуровкой – такие раньше носили аристократы.

– А мы раньше не встречались? – выдавил из себя Дима, понимая, как глупо звучат его слова. Однако он все сильнее мучился странным чувством, будто он уже видел Габриэля раньше. Когда-то очень давно, а, может быть, только вчера…

Де ла Кастри усмехнулся и покачал головой. Он молчал. Молчал и Дима – он не знал, что сказать, и как всегда в такой ситуации оставалось только одно: юноша заерзал на скамейке, доставая пачку сигарет из заднего кармана. Габриэль не обращал на него внимания, пока дым не ударил ему в ноздри.

– Можно мне?

– Не думаю, что это те сигареты, которые ты ищешь, – замялся Дима, заталкивая пачку в задний карман.

– Нет, это как раз они. Думаешь, я травку не унюхаю?

– Да тихо ты! – Дима оглянулся. – Если кто-нибудь из соседей узнает!

Габриэль шутливо приложил палец ко рту. Он улыбался, хотя давно уже не помнил, когда это с ним случалось в последний раз, но почему-то с этим парнем ему хотелось смеяться.

Дима дал новому знакомому закурить, и какое-то время они снова провели в молчании. Де ла Кастри наблюдал за тем, как юноша поднялся и начал бродить возле подъезда, подбрасывая ногами желтые листья. Вскоре его заворожила чистота и наивность, которые исходили от этого молодого человека. Юноша был одет просто: теплая куртка, черные штаны со множеством ремешков и карманов да белая футболка. Солнце играло в его мягких волосах, отчего казалось, что Димина голова вот–вот загорится.

– Сколько времени? – внезапно спросил Габриэль.

– Полдень, – ответил Дима, подойдя чуть ближе.

– Почему ты до сих пор на улице? Разве тебе никуда не надо в будний–то день? На учебу, например?

Дима передернул плечами, и Габриэль удивленно приподнял брови.

– Я уже давно все выучил, – юноша хитро улыбался. – Может, ты зайдешь ко мне? Я могу дать тебе поесть.

Габриэль сразу помрачнел, и Дима почувствовал, что должен как-то оправдаться.

– Просто ты выглядишь таким больным… Если не хочешь, я могу вынести что-нибудь на улицу.

Повисла неловкая пауза, в течение которой Дима несколько раз успел обозвать себя болваном, несмотря на всю нелепость ситуации. Ведь это он зазывал к себе в квартиру совершенно незнакомого человека, рисковал квартирой матери, рисковал своей жизнью, наконец! Но…

Но это казалось ему таким правильным.

– Не надо ничего выносить, – Габриэль вдруг согласно кивнул. – Я зайду.

– Прикольно! – вырвалось у Димы, и де ла Кастри устало улыбнулся. Ему нравился этот парень, а те, кто нравились Габриэлю обычно страдали.

Юноша помог ему подняться и, морщась от боли во всем теле, де ла Кастри спросил:

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Ага, – буркнул Габриэль, до него вдруг стало кое-что доходить.

Пока Дима буквально тащил его на себе до квартиры, Габриэль молчал, прислушаясь к нескончаемому потоку информации, который вдруг низвергся на него, подобно бурному водопаду, – подросток говорил без остановки. Это мог быть неплохой экскурс для Габриэля в Димину жизнь, если бы он вскоре сам не погрузился в свои мысли. После этого до него стали долетать лишь отдельные слова, бессмысленные фразы и редко – предложения.

Когда они все-таки добрались до квартиры на третьем этаже, де ла Кастри думал, что упадет на пол, едва переступив порог. Держался он с трудом. Заметив, в каком Габриэль состоянии, Дима быстро отворил дверь и даже ненадолго замолчал.

Зайдя внутрь, мужчина оглядел маленькую прихожую.

– Здесь прекрасно.

– Да ну, здесь бардак! – и Дима провел Габриэля внутрь. – Вот здесь ванная. Думаю, тебе нужно начать с нее.

– Да, спасибо. Но тут действительно так аккуратно и чисто…

– Да уж не как в подъезде.

– Ты с родителями живешь? С девушкой?

Дима громко рассмеялся, и Габриэль понял, что своим смехом юноша пытается скрыть целый спектр самых различных эмоций, которые овладевали им время от времени.

– Какой девушкой, Габриэль? Я живу с мамой.

Де ла Кастри снова кивнул и открыл дверь в ванную.

– А друзья? – спросил он просто для того, чтобы поддержать беседу, вовсе не ожидая последовавшей за этим странной реакции: Дима схватил Габриэля за локоть. Белая челка больше не прикрывала больной черный глаз, и тот влажно блестел, внимательно разглядывая гостя. Он словно пытался вытянуть из де ла Кастри ответы на вопросы. Ответы, которых Габриэль знать не мог.

А потом Дима вдруг перестал его видеть. Мужчина понял это по тому, как взгляд юноши начал потерянно блуждать сначала по его лицу, потом по стене, по двери за его спиной.

Габриэль в последний раз сопоставил Димину внешность с названным возрастом. Да, здесь не было ошибки. Габриэль мог бы сразу догадаться, в чем дело, но он никогда раньше не встречал людей подобного рода. Дима был Другим.

«Бедный. Он Калека. Ох, если цена Взрыва – цена расплаты за наши ошибки – и есть несчастье таких светлых людей, то я считаю, плата была слишком высока».

Тем временем черный глаз задвигался сам по себе. Дима автоматически прикрыл его челкой и отвернулся.

– У меня нет никого, Габриэль.

Де ла Кастри покачал головой:

– Ты не знаешь, что такое одиночество. Ты не один. У тебя есть мать, – Габриэль отвернулся и взялся за ручку двери, однако Дима не хотел его отпускать.

– Но почему мне тогда так тошно?!

– В глубине души все мы по-своему одиноки! – вдруг огрызнулся Габриэль. – Мы все оставлены один на один со своим выбором, своими мыслями, своими страхами. Возможно, нам остается только смириться, – и де ла Кастри замолчал, не понимая, что он только что сморозил и почему, собственно, разозлился так сильно. Словно этим вопросом Дима задел какую-то больную для него тему. Определенно разговор с этим странным парнем увел Габриэля в очень далекие материи, а он не любил беседовать о подобном, тем более с теми, с кем едва был знаком.

Дима все еще держал гостя за руку, держал так крепко, как будто де ла Кастри сейчас уходил не в ванную, а в мир иной. Держал как единственного человека, который так четко уловил его настроение, который один во всем мире понял его… Наконец!

– Я пойду, – сказал Габриэль и мягко, но настойчиво разжал Димины пальцы. – Ты позволишь?

Юноша будто вышел из транса, дернулся, снова пригладил челку и растерянно кивнул.

– Я буду на кухне. Если что, кричи.

– Спасибо, – и Габриэль быстро запер за собой дверь.

В ванной он долго стоял у зеркала, глядя на свое осунувшееся грязное лицо, проклиная, сам не зная кого, за то, что парень, похоже, успел привязаться к нему.

– Черт! Да не мое это дело, – прошептал Габриэль раздеваясь.

С трудом он снял с себя плащ и рубашку, пропитавшуюся кровью. Боль в плече, о которой он успел позабыть, снова напомнила о себе. Его затошнило, а колени задрожали. Чтобы не упасть, он облокотился о раковину, как вдруг заметил под ней большой белый ящик со множеством маленьких кнопочек и круглым оконцем посередине. Габриэль уставился на ящик, а потом осторожно отошел от него настолько, насколько позволяла тесная ванная комната.

Стараясь не смотреть в сторону незнакомой машины, Габриэль включил воду, разделся и залез в ванну. Оглядев грязную одежду, сваленную на полу, он вздохнул. Совершено не хотелось влезать во все это после душа…

Де ла Кастри приоткрыл дверь.