Не случается любви с такими, как я. Не случается любви с убийцами, самоубийцами и теми, кому скоро умирать.
И Габриэль, с каждой проходящей минутой убеждаясь в этом все больше, наконец, уснул. Скоро любой мог видеть, как зрачки под его веками задвигались. Габриэлю снился сон.
Он видел себя и Диму в окружении желтых огней. Была ночь, и они шли по автостраде. Гладкий асфальт под ногами омывался дождем. Дима был чем-то расстроен, но у Габриэля не хватало храбрости остановиться и спросить у него, что случилось. Поэтому они так и шли вперед в молчании, боясь даже взглянуть друг на друга.
Внезапно декорации переменились, и Габриэль почувствовал холодный горный ветер, бьющий ему в лицо. Он открыл глаза и замер, пораженный тем, что предстало перед его взором: яркое голубое небо, горный хребет, Дима и он сам, высеченные из черного камня в самом центре скалы.
Габриэль не мог глазам своим поверить. Каменные истуканы были столь огромными и в то же время живыми, что, казалось, могут в любой момент сделать шаг вперед. Но что больше всего поразило Габриэля, так это два огромных ангельских крыла за спиной у каменной фигуры под названием Дима. Его друг был раздет по пояс. Больной глаз больше не скрывался под челкой. Глаза были одинаковыми. Лицо открыто.
Де ла Кастри надеялся, что уж эта-то картина поднимет другу настроение, но Димины глаза почему-то расширились от ужаса. Габриэль потянулся к нему, чтобы обнять, утешить, но тут заметил движение слева от себя. Это каменный Габриэль опустился на колени, соединил большой палец с указательным и эдаким щелчком подбросил живого Диму в воздух. Тело юноши разбилось о скалы, кровь переливалась на солнце, пока памятник вставал на место.
Габриэль закричал. Воздух вокруг наполнился невыносимым жужжанием. К нему приближалось нечто. Существо столь омерзительное и злобное, что мир начинал корчиться в агонии, когда эта тварь ступала на землю.
С шумом развернулись каменные крылья, памятник Диме оттолкнулся от земли и завис в воздухе.
«Просыпайся. Мне не удержать ее. Просыпайся!», – разлетелся по миру голос архангела.
Габриэль вскрикнул и открыл глаза. Какая-то тень нависла над ним. Габриэль зарычал. Одна рука метнулась к ножу в голенище сапога, другой он схватил неизвестного за шею и повалил на кровать. Забравшись на него сверху, де ла Кастри приставил нож к его горлу.
– Габриэль, – прохрипел Дима. – Габри! Это же я!
Мужчина ничего не видел. Он горел. Лезвие ножа стало проходить под кожу.
– Габри! – взмолился Дима. – Я просто хотел разбудить тебя! Умоляю! Это же я!
Во взгляде Габриэля наконец появилась толика понимания. Он отдернул лезвие, едва не порезав Диму еще сильнее, и свалился с кровати.
Хватаясь за шею, Истомин попытался сесть. Зрение вновь оставило его, а в груди, будто сумасшедшее, билось сердце. Юноша попытался встать, но, споткнувшись о Габриэля, рухнул на пол.
К сожалению, де ла Кастри было сейчас не до него. Он пытался понять, где сходится сон и реальность. Так что Дима, вытянув руки перед собой, поднялся сам и побрел в том направлении, где, как он помнил, стояло старое вшивое кресло. Ощупывая все на своем пути, он, наконец, нашел его, сел, закрыл глаза и попытался досчитать до десяти, как учила его мать. Вскоре он снова мог видеть, а Габриэль медленно переполз с пола на кровать.
– Мне снился кошмар… – прохрипел он.
– Я заметил, – нервно хихикнул Дима, размазывая кровь.
– Я чувствовал боль…
Казалось, Габриэль до сих пор не мог проснуться. Его взгляд то становился осмысленным, то снова окутывался безумием. Он весь дрожал.
– Габри, это был сон. Всего лишь сон, – и Дима натянул футболку на шею, чтобы остановить кровотечение. Эти простые слова, как ни странно, помогли Габриэлю собраться. Он резко выдохнул и взглянул на друга исподлобья. В его темно-синих глазах заплясали бесенята.
– Может, это хоть на время приостановит ваши любовные утехи, – произнес он, имея в виду Димину шею.
Дима тут же покраснел и растерялся. Он выпустил из рук ворот футболки, пропитавшийся кровью, и переспросил громким шепотом так, словно его мама была где-то рядом и могла их подслушать:
– Откуда ты знаешь?
– Здесь тонкие стены, – передразнив его, громким шепотом ответил де ла Кастри.
Дима недоверчиво взглянул на друга. Ему не верилось, что тот мог слышать их, ведь они с Эвелин находились на другом этаже, и в это время от Габриэля их отделяло как минимум пять толстых стен! Но тот молчал, и Дима махнул рукой на его слова. В конце концов его друг мог просто сложить два и два и сделать правильные выводы. Вовсе не факт, что он действительно их слышал! Дима молчал, не зная, что через пару-другую месяцев горько пожалеет о том, что всегда так легко закрывал глаза на все странности, которые происходили с Габриэлем.
Кровь на шее начала сворачиваться, а де ла Кастри тем временем снова лег и отвернулся к стене. Он опять собирался заснуть? А у него это получится?
– Я не для этого пришел, вообще-то, – буркнул Дима и подсел к другу.
Тот развернулся и недоумевая уставился на него.
– Там на скамейке сидит девушка, имя которой ты так и не узнал. Я хочу, чтобы…
Габриэль застонал, отворачиваясь к стене.
– Габри, я настаиваю!
– Почему я?!
– Тебе сказали за ней присматривать!
– Я уже вроде доказал, что у меня это плохо получается! Ты разве не слышал, как она блевала во дворе?! Я не усмотрел, сколько она сожрала!
Дима расхохотался.
– Тогда уж вина на мне, я принес ей столько еды.
– Вот и расплачивайся за свои грехи!
С этими словами Габриэль снова отвернулся к стене.
– Хотя погоди! Еду ведь брала твоя сестра…
– Я не хочу об этом слышать! – пропел Габриэль и начал устраиваться поудобней, отодвигаясь от Димы, насколько позволяла узкая кровать.
– Габриэль, не веди себя как сволочь!
– А я и есть…
– Перестань!
– Послушай, – и Габриэль, схватив Диму за куртку, вплотную притянул его к себе. – Я не пойду, потому что если я не выйду, ты проторчишь на улице всю ночь, охраняя ее, иначе тебя просто загрызет совесть, следовательно, во мне надобность отпадает! И я хочу спать! Это все, чем я хочу заниматься в своей жизни, ясно?!
– Нет. Озвучь мне такую причину, по которой мне не нужно спать? Или причину, по которой я не должен вернуться в постель к Эвелин?
Габриэль молчал, не отпуская Диму. Их лица были в каком-то миллиметре друг от друга.
– Не можешь? – осведомился Дима. – Я так и думал! Так что, если ты не хочешь, чтобы утром с нашей территории увезли очередной труп, то подними свою худосочную задницу и вали на улицу! Иначе труп действительно появится, так как на девушку уже многие запали!
Габриэль оскалил выступающие передние зубы наподобие улыбки.
– Тебе ли не знать, какая у меня задница!
– Да уж не такая упругая, как моя!
Оскал Габриэля стал шире, и он отпустил Диму, оглядев его с ног до головы.
– Я на тебя плохо влияю.
– А то! – и Дима, застегнув куртку, направился к двери.
– Прости меня, – внезапно донеслось до него, когда он уже был у самого порога.
– Что? – юноша замер на месте. – За что?
Но Габриэль уже отвернулся к стене, разрываемый обуревающим его чувством вины.
Габриэль действительно попытался снова заснуть, но у него так ничего и не вышло. В голове одна за другой всплывали болезненные картины. С фантастической ясностью он видел, как несчастную девушку насилуют, а потом со звериной жестокостью лишают жизни. А, может, кто-то уже это сделал!
Молодой мужчина вскочил и на цыпочках подошел к двери. То, что Дима ушел к Эвелин, – сомнений не было. Он действительно собирался провести остаток ночи с ней, убедившись, что друг выполнит то, что ему было наказано. Чертовски противно осознавать, что человек, который читает тебя, словно книгу, в очередной раз оказался прав.
Габриэль бесшумно приоткрыл дверь и выглянул на улицу. У дома стояла скамейка, на которой действительно сидела его знакомая незнакомка и дрожала от холода. Мужчина закрыл дверь. Постояв немного в нерешительности, он подошел к небольшой тумбочке, где хранил наркотики и выпивку, взял оттуда две бутылки пива, стащил рваное одеяло с кровати и вышел на улицу. Подойдя к девушке, он бросил ей одеяло, а сам сел рядом, упершись локтями в колени.