— Давай пока навстречу, мы же не знаем пока, куда он идёт, виден только дымок…
Я повернула в сторону дыма и выглядывала по нескольку раз в течение одной минуты. Иногда мне вдруг казалось, что этот дым мне только привиделся, когда бросив взгляд я не обнаруживала его на горизонте. Но потом снова находила тёмное пятнышко, и каждый раз удивлялась тому, как это мне удалось такую маленькую фитюльку разглядеть в самый первый раз? Я выглядывала, а ничего не менялось, я уже даже почти успела испугаться, когда Сосед попросил меня не дёргаться, что между нами сейчас может быть больше десяти километров. А суда и корабли в обычных условиях ходят с экономичной скоростью в районе десяти-двенадцати узлов, а это примерно двадцать километров в час. Значит, чтобы при такой скорости преодолеть разделяющие нас километры ему потребуется больше получаса, а ты выглядываешь каждые пять секунд и хочешь увидеть какие-то изменения.
Это действительно помогло, я успокоилась и даже грести стала сильнее. Примерно через четверть часа стало ясно, что корабль идёт мимо нас южнее, и я повернула на юго-запад. Ещё через десяток минут я уже могла разглядеть надстройку и две прямые трубы за ней, спереди и сзади вроде бы орудийные башни и мне кажется, что мы сблизились на самое малое расстояние и дальше он так и пройдёт мимо на расстоянии примерно трёх километров. Я достала наган и пару раз выстрелила в сторону корабля, под уговоры Соседа, что таких кораблей у финнов на озере точно нет! А после выстрелов достала свою нижнею юбку, которую с того памятного дождя я так и не надела и она у меня болталась то на скамейке, то в вещмешке. Не знаю, может стоило махать портянкой, она более светлая, чем тёмно-коричневая тёплая нижняя юбка, но меня привлекло, что она прежде всего большая. Я взмахнула ею несколько раз и поняла, что вытянутая рука с юбкой, это не высоко и видно плохо. Я спустилась вниз, отвязала одно из вёсел и надев на него юбку привязала к рукоятке верх около пояса, тем же куском сети, что держал привязанным весло, получилось почти как знамя. Вот весло с юбкой я высунула и стала махать из стороны в сторону. Корабль продолжал спокойно идти мимо. Я ещё пару раз выстрелила, с тоской подумала, что у меня кажется, осталось только три выстрела, и снова стала махать своей юбкой. Мне бы любую самую завалящую ракету или даже шашку дымовую…
Когда у меня от усталости мокрое весло уже едва не выпадало из рук, и отчаянье уже душило слезами, ведь корабль так и продолжал идти мимо и уже почти прошёл, как вдруг я заметила, что он стал разворачиваться в мою сторону. Вообще на таком расстоянии я скорее видела его боковую проекцию и когда он начал разворот, то я увидела не подробности маневра, а то, что его силуэт стал укорачиваться и даже показалось, что он поворачивает, но не ко мне, а в противоположную сторону. Когда я точно поняла, что он идёт ко мне, я опустила своё юбочное знамя и выстрелила теперь уже чётко вверх оставшиеся выстрелы и засунула наган за отворот курточки. А после просто стояла и плакала, нет, я не тряслась в рыданиях, у меня просто текли по лицу горячие счастливые слёзы ведь скоро я увидела бегающих по палубе матросов, бело-синий военно-морской флаг с красной звездой, пушку на носу в башне или за щитом и угловатую какую-то рубку.
— Мета! Это "Сибирский стрелок"! — Радостно взвыл Сосед. — Чтоб я так жил! Это флагман Ладожской флотилии! Сейчас он должен называться "Конструктор", если мне склероз не врёт! Это легендарный корабль! Я его модель в детстве делал по чертежам из журнала "Моделист-конструктор"… А четвёртого или пятого ноября ему оторвёт нос возле Осиновца после попадания с Юнкерса двухсот килограммовой бомбы, но капитан его сможет выбросить на мель… Метка! Это НАШИ! Мы с тобой ДОШЛИ!!!! Ты СУМЕЛА! Девочка!..
Корабль величественно надвигался на нас, вернее оставляя нас чуть в стороне. На борту не меньше десятка человек во все глаза смотрели на меня, а я улыбалась слизывая кровь из треснувших обветренных губ. До борта осталось всего метров пять, когда с останавливающегося корабля донеслось усиленное жестяным рупором:
— Кто такие? И что здесь делаете? — Я хотела ответить, даже открыла рот, чтобы крикнуть, но смогла только шептать:
— Старшина Луговых. С задания мы… — Само собой меня не услышали и снова рявкнул рупор:
— Боцман! Лейтенант Морозов! Лодку на тали и поднять на палубу!
По палубе разбежалась дробь каблуков. Кто-то уже зацепил нашу крышу длинным шестом и проталкивали нас вдоль борта, вторым с крюком как у багра на конце. Напротив второй трубы сверху спустили две верёвки с широкими лентами петлями внизу. Я пыталась говорить, но голос пропал и в горле было сухо как в пустыне и слова выходили только свистящим шёпотом. Какой-то матрос деловито ухватившись за верёвку заводил петлю спереди, а другие шестами заводили сзади. Мне спустили пояс с какой-то петлёй и первый матрос потянулся ко мне, но я в последний момент сообразила и перелезла к люку открыв его полностью, уже не жалея мох, который может осыпаться. Матрос перескочил на вторую верёвку и ловко накинул на меня пояс и закрепил его. Меня как морковку из грядки выдернули вверх, и через секунды я лишь раз махнув ногами над головами матросов уже стояла на палубе. На такой твёрдой, железной и надёжной палубе. На НАШЕЙ палубе! Тут я увидела перед собой командира в звании капитана третьего ранга, я встала смирно, приложила руку к виску и хоть и шёпотом, но отрапортовала:
— Товарищ капитан третьего ранга!..
— Доложите нормально и нечего руку к пустой… А ладно! Докладывайте!
— Голоса нет! Товарищ капитан! Старшина Луговых, радист разведгруппы штаба округа, возвращаемся с задания! Со мной раненый командир группы старший лейтенант Викулин, ему срочно требуется медицинская помощь. Остальные погибли, уводя погоню. В моих вещах пакет с секретными бумагами. Наши вещи нужно под охрану. Мне бы помыться… — добавила я увидев как он невольно поморщился от моего амбре…
— Понятно… Воняет то чего так?
— Не до мытья было… Товарищ командир…
— Так! Вещи все отдельно и… Морозов! Ты и отвечаешь! Обеспечь постоянную охрану! Командир где?
— Там в носу, он раненый, без сознания…
— Достаньте там старшего лейтенанта! И врача сюда! Старшину обогреть, накормить, помыть, переодеть!
Лодка тем временем уже встала на палубу, петли стянули и перекорёжили крышу. Я подёргала мичмана — боцмана:
— Вы крышу срежьте, там я всё верёвочками завязала, она теперь точно не нужна, иначе лейтенанта не достанете, товарищ мичман!
— Ты не волнуйся, дочка! Всё сделаем. Ты иди лучше вон баталер, сейчас тебя мыться отведёт…
— Там в мешке пакет секретный, не могу без него идти! Отвечаю, пока командованию не сдам!
— Ладно! Сейчас достанем всё! И командира твоего и пакет тоже… Да ты не плачь! Всё уже хорошо…
— Мне бы водички тёплой попить, а то в горле сухо…
— Сейчас тебе чаю горячего с сахаром сделаем…
— Нельзя мне, неделю не ела… Мне только воды пока, а потом чаю очень жидкого и сахара пол-ложки, если можно… — в горле от попыток говорить и шёпота, уже всё было разодрано и горело. От напряжения перед глазами мутилось, я ухватилась за какую-то торчащую железку, чтобы не упасть…
Дальше, как в полусне я смотрела, как моряки быстро сковырнули нашу крышу и из сена вынули лейтенанта, как положили на носилки и вокруг него захороводил местный эскулап с белыми лейтенантскими нашивками, это вроде как военфельдшер… Я как-то отстранённо подумала, что если бы пациент был мёртв, то медик бы не колготился, а прикрыл чем-нибудь лицо и может фуражку снял. Это значит, я довезла своего первого и единственного пациента вопреки всему. Видимо ответственность за судьбу лейтенанта была одной из ниточек заставлявших меня держаться, потому, что я почувствовала, как силы буквально покидают меня, как воздух из проколотой камеры, я оттолкнулась от железки, сделала пару шагов к нашему раскуроченному ковчегу, протянула руку и падая, в последнюю секунду ускользающей ясности сознания, удовлетворённо ощутила, как мои пальцы ухватили горловину вещмешка…
