Только вот сны эти, он объясняет, что у меня созревание идёт и гормональный фон реализации требует, а так как у меня в голове его мужская память, вот он по теме себе картинки там и выискивает. Ну, не с мужчинами же ему было миловаться… Хотя, Сосед говорит, что в Америке и в Европе таких много, да и у нас уже появляются, так он многие шуточки, над которыми там смеются именно этим мне объяснял, что у них у таких "противный" чуть ли не самое любимое слово… Я спросила Соседа, чего это его Марина мне вдруг приснилась, он смеётся, что мне раньше снились его старые подружки, а Марина из нынешних, вот про них я ещё ничего не видела.
— И сколько у тебя нынешних? — Он помолчал, а потом ответил:
— Всё равно же увидишь, так чего врать то, четыре…
— КОБЕЛЬ!.. — Обозвала его с удовольствием и со спокойной душой завалилась дальше спать. Даже если ещё приснится, всё равно спать нужно, завтра снова по этим буеракам как лосям скакать. И рацию эту проклятущую на себе тащить… И ведь поднимут ни свет, ни заря и как с Соседом не согласиться, что утро добрым не бывает!..
Встали в темноте, собирались почти на ощупь. Комбинезон и ватник провоняли костровым духом, мне это запах нравится, но для леса это не очень хорошо, дедушка говорил, что в лесу пахнуть надо меньше… Но сушить одежду было нужно, так, что делать нечего. В едва наметившихся сумерках проверили место стоянки и буквально через десять минут нас оставили, это Никита с Авдеем ушли на дорогу смотреть. Вернулся быстро и мы перешли пустынную дорогу. Там Авдей остался, наверно следы наши убирал, потом догнал. Я вообще удивляюсь, они носятся вдоль группы туда-сюда без остановки, то один впереди, то другой, то вдруг сбоку выныривает из кустов и снова исчезает. Я то в группе основной второй иду, мне не до того, чтобы по сторонам смотреть, мне бы рацию свою дотащить, у меня наверно из-за того, что она постоянно меня по спине шлёпает скоро спина плоская как стол будет. Как вспомню, какие у Соседа телефоны, в кармане носить можно, ругаться хочется от злости… Впереди мелькает чья-то спина от этого неизменного мелькания голова плывёт и надо время от времени встряхиваться, гипнотизирует, что ли это мелькание…
Наконец форсировали пару ручьёв или речек, поди пойми, сейчас они обмелевшие, но по береговым подмывам и выкинутым наносам плавающего мусора можно судить о том, что уровень воды тут в сезон местами на метр поднимается, если не больше. Но мы перешли по обнажившимся камням и не замочились. Вскарабкались на очередную горочку и я стала разворачивать рацию. Со мной остался только командир, он тоже, оказывается минимальные навыки радиста имеет, но работает очень слабо и медленно, словом, не специалист, вот поэтому меня и выдернули. Довольно ловко накинули на ветку тросик "наклонного луча"[4], подключила всё, но рацию включила только для проверки, до сеанса связи ещё куча времени. Проверка показала, что всё вроде нормально, заряд батарей полный, выставила частоту и выключила. Теперь только ждать вечера, а ведь день только начался. Сидим с командиром в ямке у корней довольно толстой сосны. Говорить не о чём, да и не хочется как-то. Он за всё время меня так ни разу по имени даже не назвал, да, что по имени, даже по званию или фамилии, всё "Радист" да "Радист", главное даже не в женском роде, хотя вроде у этого слова женский род и не предусмотрен. Как у звания "полковник", например, будь ты хоть четырежды женщина, но будешь называться мужским родом звания. Вот "полковничиха" это уже не звание, а наименование жены полковника. Хоть и говорят "радистка", но наш начальник радиокурсов утверждал, что такого слова в русском языке нет, что это безграмотно, а кто я такая, чтобы со специалистом спорить…
По хорошему бы поспала, всё равно делать нечего, а ночью урвать успела часов пять всего, пока то, да сё, вот и проколготились… Да и предыдущую ночь не спали. Вот что за организация, то давай-давай, а то сидим здесь и ждём целый день почти. Но радует, что на место вышли и я скоро свою главную работу сделаю, то есть не зря ноги все эти дни сбивала и этот ящик дурацкий на плечиках своих девичьих пёрла. Даже стоит он, не могу на него без злости смотреть, бандура тяжеленная! Сижу, делаю вид, что такое тупое времяпровождение мне жутко нравится. Этот тоже молчит. Блин! Командир же, дал бы команду и поспали бы по очереди, до вечера ещё часов семь, если не больше, так и будем сидеть, Буку передразнивать… Моя нелюбовь кажется вполне на ещё один местный неподвижный объект перетекает. Ну, что за дурость, ей Богу.
Сидим. Интересно, мне хоть шевелиться можно? Пошевелилась, ишь как зыркает, чуть не прожигает взглядом. Ну, я и сама зыркать умею, не особенно то на меня такие штуки действуют. Желваками заиграл, чуть зубами не скрипит. Он, что совсем идиот? Или правда думает, что я целый день буду неподвижно, как водогрейная колонка на кухне торчать? Вот вся группа нормальные живые ребята и скажут, если что надо и объяснят, если нужно, этот же как хомяк, который мешки защёчные полные набил…
Так мы и просидели целый день, со стороны, словно разругавшиеся вдрызг супруги дулись как мышь на крупу. Я тупо пялилась на открытую панель своей рации, которую уже и раньше люто ненавидела, теперь от этой картинки меня наверно и после смерти тошнить будет. Иногда шевелилась, что вызывало взрыв недовольных гримас на лице старшего лейтенанта, а я в ответ только каменела лицом, всем видом выказывая независимость и волю к свободе и независимости, дескать, я — не статуя и шевелюсь, и буду шевелиться! Уже после обеда, ну, грубо говоря, горячего перекуса, устроенного нам тихонько подошедшим Авдеем, где-то видимо костерок разожгли и чай вскипятили, который хоть немного развлёк и разбавил патоку изнуряющего ожидания, Сосед вдруг выдал:
— Метка! Знаешь, я вот подумал, а может он просто девственник?
— Кто девственница? — я не успела вынырнуть из своих мыслей и не поняла о чём речь вообще…
— Не девственница, а девственник! Ну, лейтенант наш. — До меня туго доходило, что слово "девственница" можно вот так в мужской вариант вывернуть как по звучанию, так и по смыслу. А когда дошло, я наверно стала красной, как помидор…
— Ты с чего это взял?
— Ну, сама подумай, как он себя с тобой ведёт. Да он тебя просто панически боится…
— Скажешь, тоже, боится…
— А как ты ещё непротиворечиво его поведение объяснишь?
— Да, ну… Не может быть! Он же уже взрослый… Ему же лет двадцать пять уже, он же старый!
— Вот напомню я тебе эти слова, когда тебе самой лет сорок хотя бы будет…
— Ну, тебя! Ты, правда думаешь, что он меня боится?
— Думаю… Вот только проверить это можно только наблюдая и со временем. Говорить он с тобой боится, вот и воздвиг такой придуманный барьер, что даже по имени тебя назвать не пытается…
— Он, что, дурак? Можно же просто подойти и спросить…
— Вот ты сказала… Он же тебя боится!!! Вернее не тебя даже, а просто женщину в тебе. С мужчинами ему проще, с ними всё понятно, есть приказы, уставы, звания, а женщины — это стихийное бедствие, которое в этот стройный понятный мирок не вписываются и ломают его самим фактом своего существования…
— Ты к чему это разговор завёл? — Что-то мне не понравилось в нотках прозвучавшего.
— К тому, что на него не злиться нужно, а пожалеть его и простить, как ущербного и слабого…
— Вот уж фиг! Все мужчины заодно!
— Ну, ты ещё заговор всемирный найди…
— Не буду прощать! Гад он!
— Ого! Сколько эмоций из-за несчастного лейтенанта! Нравится что ли?
— Вот ещё!
— Все так говорят…
— Отстань!
— Вот это вместо спасибо! Я её развлекаю, ожидание скрашиваю, а она нас маленьких тапкой! Художника всякий может обидеть! Уйду я от вас!..
— Слушай! Прекрати! Я же сейчас в голос хихикать начну…
— Ладно! Всё молчу!
— Давай лучше кино про лётчиков поющих посмотрим…