В общем, всё время на узле для меня прошли как долгий странный сон, который так бойко начался с ареста и особого отдела, а потом я словно влипла в патоку, где смешались дни и ночи, а звуки я стала воспринимать как-то извращённо. Например, один телефонист на коммутаторе почти всегда посылал тональный вызов при соединении тремя нажатиями на рычажок и не задумывался о своём автоматизме, но я каждый раз чётко слышала длинный и два коротких, то есть букву "Дэ", как и доносящиеся с причала гудки, которыми так любят обмениваться моряки на кораблях, для меня звучали буквами и подсознательно злило, если какой-то сигнальщик гудит какую-нибудь абракадабру с точки зрения азбуки Морзе. Я много говорила с Соседом, но чем больше говорила, тем лучше понимала насколько у нас разный мир, даже некоторые его шуточки и реакции требовали подробных объяснений, а уж, сколько пошлостей из него выскакивало, что мне раз за разом заливало краской лицо или было до тошноты противно, а он говорил об этом как о вчерашнем завтраке, не останавливаясь и не задумываясь. И уж точно я не хочу, чтобы мои дети или внуки жили так…

А когда я пожаловалась ему, что это однообразие и скука меня убивают, он очень удивился, сказав, что моя нынешняя служба идеальна для любой женщины, по сути если убрать некоторую чрезмерную нагрузку и посмотреть на режим других девочек, то всё просто идеально. Размеренно и не очень опасно, есть куча мелких дел и забот, но не требуется куда-то перемещаться, перестраиваться, всё установилось и стабильно, но при этом есть настоящее дело и польза. По сути, эта картина почти в точности накладывается на уход за ребёнком и ведение домашнего хозяйства, пусть антураж другой, но принципа это не меняет. После этого разговора я несколько дней ходила и смотрела, и была вынуждена признать, что наверно он прав, ведь такой же размеренный режим на кухне или в госпитале, и это как раз те самые оптимальные для женщин места службы, где они и сами чувствуют себя наиболее комфортно и это мало отличается от того, как целый день обычно заняты мама или бабушка, которые всё время чем-то заняты и что-нибудь всегда делают и никак не могут понять моей способности просто валяться на свежем сене, просто дурея от новых запахов и ощущения полёта, если смотреть на плывущие над головой летние облака. По их объяснениям я бы могла за это же время столько полезного сделать, связать целый носок или начистить таз картошки, или вымести и так чистую веранду, не говоря про то, что натаскать воды и постирать чего-нибудь, вон скатерть в зале запылилась…

После месяца с лишним службы на узле, я поняла, что сидеть на смене радистом-дальником, хоть это очень уважаемое и сложное дело, я совершенно не хочу… Вот только здесь все военные, и мои "ХОЧУ — НЕ ХОЧУ" очень мало кого интересуют, так что поводов впасть в грусть и меланхолию у меня хватало. Когда в первых числах сентября на узле появился Игорь, тот самый, вместо которого меня прислали, узел гудел, как растревоженный улей. В кутерьму я не лезла, в это время была смена. Он же, как мне кажется, меня взревновал, ведь я такая неопытная приехала и его одна такого незаменимого и уникального спокойно замещала и не допустила серьёзных проколов. Так, что наше знакомство прошло более чем натянуто, первые два дня я продолжала выходить на смены в том же режиме, а он ещё придерживая живот, там, где была сделана операция, ходил и неспешно обустраивался. На третий я привычно пришла на смену, и он начал на меня кричать, что ждёт меня уже целых полчаса, а вместо того, чтобы его сразу сменить где-то болтаюсь. Мне было много что ему на это ответить, но я молча взяла радиожурнал и стала записывать начало своей смены. А когда он возмущённый тем, что я его проигнорировала схватил меня за рукав, я повернулась и тихо сказала:

— Отпусти! Считаю до трёх… Раз, два… И три… — И резко наступила каблуком ему на пальцы ноги, он взвыл и меня отпустил. Дальше мы с ним не общались, только молча передавали смены и я наконец получила возможность по-человечески отдохнуть и прийти в себя…

Такое удовольствие продлилось чуть больше недели, меня в принципе всё устраивало, работа не пугала, время появилось, я даже в один из вечеров сходила навестить знакомых артиллеристов, чтобы спросить, куда пропал чёрненький мичман, который с того первого случая несколько раз забегал к нам на узел с букетиками полевых цветов или какой-нибудь вкусностью, вроде присланного из дома мёда или шоколадкой выменянной у лётчиков. Оказалось, что они попали под обстрел, он был контужен и ранен в ногу и его отправили на Большую землю в госпиталь. И, наконец, меня вызвал тот самый начальник штаба и выдал мне мои аттестаты и командировочное, поставив в известность, что вечером отходит пароход, который доставит меня в Ленинград… Вот так, ни спасибо, ни объяснений… Пшёл вон…

Шестнадцатого сентября во вторник мерно шлёпающая угольная калоша, которую гордо назвали вспомогательным судном после больше суток пути, под утро со скрипом притёрлась к кранцам Кронштадского причала. Сопровождавший нас лидер, как я слышала вроде, рядом не наблюдался. Куда он делся и когда нас оставил, наверно на походе к Котлину, где мы уже под прикрытием берегового зонтика ПВО базы. Не смотря на то, что это пароход был гораздо больше катера, на котором я проделала прошлую дорогу, меня укачало так, что на причал я еле выползла, кажется до отрыжки пропахшая вонью угольного угара, с резью в глазах и дрожью в коленках. Всю дорогу шёл противный холодный дождь, поэтому на палубе находиться было нельзя, а внутри пропахшего чем угодно, кроме фимиама парохода было сыро, душно и качало. Несколько часов я всё-таки провела на палубе, когда мой организм избавлялся от всего съеденного накануне, вот я и провисела на леерах в позе кающейся креветки, как сказал местный боцман. Даже не подозревала, какое восхитительное чувство наступать на твёрдую неподвижную землю, но идти первые шаги было трудно, неподвижная земля умудрялась из-под ног вывернуться, и её требовалось ловить своими ногами. Наверно со стороны моя походка выглядела достаточно комично, но я углядела лавку у какой-то будки и упала на неё, чтобы прийти в себя.

Уже сидя на лавке, попыталась осмыслить стремительно произошедшие в моей реальности изменения. Ну, понятно, что это Игорёк подсуетился и меня спихнул, как опасную конкурентку, действительно, само моё присутствие — это серьёзный удар по его статусу главного на жёрдочке в том курятнике. И он так самоотверженно бросился меня устранять, что даже не сподобился разобраться, а собираюсь я с ним конкурировать и делить жёрдочку… С другой стороны, формально у меня просто закончился период откомандирования, я получила бесценный опыт и уже не та наивная девочка-припевочка, которая здесь появилась на следующий день после присяги. Начать с того, что по-сухопутному я теперь не фигли-мигли, а целый младший сержант или, как записано в моих документах, старшина второй статьи, капрал, то бишь, как просветил меня Сосед.

Ну, что, давайте с Метой, Кондратьевной и Луговых, уже трое получается и все комсомолки, первичная комсомольская организация получается, вот и проведём её собрание[14]. Отчётное за первый кусок моей взрослой жизни, не такой большой, всего два месяца с тютелькой. Чего добилась, я уже себе похвасталась. Много это или мало? Не много и не мало, на орден не тянет, но и ветошью в углу не отлёживалась, в меру своих сил делала, что велели, связь обеспечивала, ни разу её не сорвала. Без ложной скромности, отработала на уровне квалифицированного радиста-дальника. Но, вот с флотом, отношения как-то не задались. То, меня в особый отдел из железного ящика тащат, то потом ведь так ни одна зараза и не извинилась, даже особист проникся и накормить попытался, ну, хоть обозначил. Побывала под бомбёжкой и обстрелом. Героем себя не ощутила, страшно и жутко! Если будет возможность выбора, то повторять я бы такое не хотела. Чего я сейчас больше всего хочу? Да отоспаться и отдохнуть я хочу! Сутки бы в постели провалялась и не вставала. Но, это для настоящего желания мелко как-то, не находите, товарищ комсомолка? Так это же не глобальная цель, а сегодняшнее желание от усталости накопившейся и болтанки в пароходе, вон стоит дымит зараза вонючая! Так! Не отвлекайтесь! Не хочу я всю войну сидеть на смене! А выбора нет! Ведь пока не демобилизуют после победы, ни о каких личных хотелках можешь даже не заикаться. Так, что сидеть мне на смене и эфир слушать! В город бы вырваться, папку любимого увидеть! Только бы он маму в деревню отправил! Ну, теперь я в Кронштадте, так, что увольнительную в город уж как-нибудь вырву! А до города здесь всего с час на катере… Так, что с желаниями откладываем до конца войны! А сейчас служим по уставу и не жужжим…