Вскоре Патрик закончил играть и поежился.
– Прекрати.
Виновато нахмурившись, Коул убрал руки. Но Патрик вдруг тихо засмеялся:
– Плакать прекрати, дурак. У меня уже плечо мокрое.
Он перехватил ускользающую ладонь Коула и поднес ее к губам, оставил легкий поцелуй на каждом пальце и развернулся. Их лица оказались так близко друг к другу, что два дыхания смешались в воздухе. Шаря ладонями по плечам Коула, Патрик нетерпеливо облизнул губы и подался вперед. Этот поцелуй был не таким осторожным, как первый – скорее жадным, будто каждый из них был сосудом с драгоценной водой в пустыне, от которого зависела жизнь другого.
Патрик неловко покачнулся на табурете, но Коул удержал его от падения и прошептал:
– Не лучшее место для этого…
Взявшись за его руки, Патрик встал и оказался между разведенных коленей Коула. В таком положении можно было прижаться еще теснее, обхватить руками еще крепче. Держась за плечи Коула, как за последний ориентир в пространстве, Патрик придвинулся ближе, скользнул ладонями по его лопаткам, и Коул гладил его поясницу, забираясь руками под одежду. Он прислонился щекой к солнечному сплетению Патрика. Пижама была пропитана запахом его тела, и от этого так вело, что Коул боялся в конце концов всё же рухнуть на пол. Не в силах противиться своим желаниям, он несильно прихватил зубами ткань вместе с кожей, и Патрик судорожно вздохнул, запуская пальцы в его волосы.
Чувствуя, как его не слушаются конечности, а сердце скачет в каком-то хаотичном ритме, Коул всё же сумел встать, дотянулся до выключателя, чтобы погасить свет, и за руку повел Патрика к дивану. Теперь они были почти на равных – слабое свечение от окна давало возможность различить лишь сидящий рядом силуэт и неясные движения в темноте. Коул на ощупь искал губами губы Патрика, его скулы, ресницы, шею, отодвинув воротник пижамы, коснулся поцелуем ямки между ключицами, и Патрик отвечал ему несмелыми прикосновениями дрожащих пальцев. Коул нерешительно потянул его кофту наверх и, не встретив протеста, снял ее с Патрика полностью. Открывшиеся участки тела он ласкал губами и руками, и грудь Патрика вздымалась от частого, неровного дыхания.
Они опустились на подушку, Коул очертил ключицы Патрика языком, рукой медленно скользя к его бедру. Мышцы под его ладонью непроизвольно напрягались, время от времени Патрик вздрагивал, шумно втягивал воздух носом, сжимал пальцами волосы на затылке Коула, заставляя его прижиматься еще теснее. На коже выступили мелкие соленые капельки. Собирая их губами, Коул спустился поцелуями до пояса пижамных штанов и погрузился кончиком языка в пупок. Патрик дернулся и издал короткий стон, неосознанно вскинув бедра навстречу ласкам. Своим подбородком Коул чувствовал твердое возбуждение, а сам уже готов был скулить от остроты ощущений, от запаха вожделенного тела, от жара разгоряченной кожи. Он стянул одежду Патрика вниз, и тот замер в ожидании.
– Это нечто новое для тебя, – сказал Коул и осторожно обхватил пальцами член, сдвигая кожу. – Мы не станем делать ничего такого, к чему ты не готов. Только скажи, и я остановлюсь в любой момент.
Вместо ответа Патрик погладил его по волосам. Коул коснулся большим пальцем влажной головки, медленно провел от нее до основания и обратно и, услышав участившееся хриплое дыхание Патрика, продолжил движения, снова покрывая поцелуями живот, грудь, шею. Он прервался только для того, чтобы раздеться, а затем приподнял Патрика за плечи, заставляя лечь на себя сверху. Прикосновение обнаженных, покрытых испариной тел друг к другу – словно доза алкоголя в кровь. Патрик ткнулся губами в щеку Коула и уперся коленями в диван по обе стороны от его бедер. Их члены соприкоснулись, Коул взял их оба в ладонь и нежно скользил ею вверх и вниз, пока Патрик горячо дышал ему на ухо, иногда прихватывая губами мочку, и двигал бедрами в такт его руке. Комнату наполнили звуки, ничем не уступающие по красоте той музыке, что звучала здесь каждый день – дыхание, стоны и всхлипы, вырывающиеся из горла обоих, создавали потрясающую гармонию.
В один момент Патрик замер, задержав вдох, а затем по его телу прокатилась судорога, и Коул почувствовал, как между их телами рывками выплеснулась горячая вязкая жидкость. Ногти Патрика, которые тот снова обкусал, вонзились в его плечи, и весь этот коктейль сладостных и болезненных ощущений больше не было сил терпеть. Коул зажмурился и стиснул зубы, изливаясь следом.
Патрик скатился с него и положил голову на край подушки, всё еще тяжело дыша. Несколько минут они молча приводили в порядок дыхание и пульс. Наконец, Патрик обессиленно произнес:
– Ну вот, теперь снова в душ идти…
– Утром сходишь, – выдохнул Коул, мазнув губами по его влажной щеке. Затем он поднялся, хрустя позвонками, и направился на кухню. – Сейчас полотенце принесу.
– Захвати воды, – бросил Патрик вдогонку.
Потом он жадно осушил стакан, пока Коул вытирал его влажным полотенцем, а после они, так и не одевшись, забрались под одеяло. У них была целая вечность до рассвета.
***
– Пойдешь в субботу на концерт в Гайд-парке? Мы с девчонками там будем выступать, – это было первое, что сказал Патрик утром.
Он с закрытыми глазами лежал на подушке, и ни один мускул на лице не намекал на то, что он уже проснулся. Коул никак не мог привыкнуть к тому, что Патрик в повседневной жизни не всегда ходил с открытыми глазами, а эмоции выражал постольку-поскольку.
– Конечно, – ответил Коул на его вопрос. – Это будет фестиваль?
– Да, благотворительный. Будем собирать пожертвования для пострадавших от военных конфликтов.
– О, это… благородно.
Патрик расплылся в довольной улыбке:
– Я так счастлив, что смогу в этом участвовать! Приносить пользу людям – что может быть прекраснее?
Коул растянулся вдоль дивана и уставился в потолок. За всю свою жизнь он не потратил на благотворительность ни единого фунта. Зато за его счет обогатилось столько питейных заведений по всей Европе, что ему вдруг стало противно от самого себя… Прежнего. Который уже не вернется.
***
На просьбу Коула перевести его следующий гонорар на счет какого-нибудь волонтерского фонда Джуди сперва отреагировала недоуменным молчанием, но всё же согласилась ее выполнить. В Гайд-парке они встретились перед самым концертом. Народу уже было не протолпиться, но им повезло занять место у самой сцены – впереди была лишь огороженная площадка, куда пускали только охрану и прессу. Однако после начала действа стало ясно, что разумнее было бы встать где-то сбоку: как только на сцену вышла первая певица – одна из тех, от которых в последние годы фанатели школьники, – визжащая толпа мощно надавила сзади, и Коул услышал треск собственных ребер, прижатых к металлическому ограждению.
Где-то рядом среди орущих подростков околачивался Уолт и другие ребята из модельного агентства, которых Джуди затащила сюда. Коулу с его точки обзора казалось, что в Гайд-парке собрался весь Лондон – как далеко простирается этот бесконечный океан людей, он понятия не имел.
«Джоконды» должны были играть свой сет в середине концерта. К тому моменту народ уже подустал от попсы, но для легенд рока еще недостаточно стемнело. Как только на сцене появилась группа, следом за которой наставала очередь девчонок и Патрика, Коул собрался подойти к кулисам. Он оглянулся по сторонам, прикидывая наименее травмоопасный маршрут.
– Тебе нужно было начинать выходить еще полчаса назад, – крикнула Джуди ему на ухо, чтобы ее было слышно сквозь музыку.
– У меня есть план Б, – усмехнулся Коул.
Он похлопал по плечу стоящего за оградой охранника, извлек из внутреннего кармана куртки бейдж-аккредитацию и сунул тому под нос. Охранник лишь кивнул в ответ. Коул перелез через ограждение и вприпрыжку помчался к кулисам, обегая сцену сбоку.
Над Патриком уже поколдовали гримеры. Обычно слегка растрепанные волосы уложили и сбрызнули лаком, а на его лице был заметен приличный слой пудры. Патрик стоял около ступенек, ведущих на сцену, а гримерша помогала ему завязать галстук-бабочку.
