— Нет что ты, — мотаю головой. — Прости, — понимаю, как глупо поступила, заставив его говорить о таком. — Я не хотела…

— Иногда полезно вспомнить о прошлом, — пожимает плечами мой собеседник и заканчивает загадочно: — Разрушаются иллюзии настоящего.

О чём он? Снова тайны какие-то. И так Ян со всех сторон непонятная личность, а теперь вдвойне. Я-то думала, его рассказ многое прояснит, а на самом деле вопросов стало только больше.

Жаль, конечно. Такая трагедия… Хотя мне необычайно трудно принять, что кто-то может позволить себе подобное поведение. Мои родители очень любят друг друга, всё время вместе, никогда не расстаются. Наверное, поэтому я не понимаю, как можно выйти замуж, а потом изменять? Да ещё и делать это так, чтобы страдали окружающие. Дети.

Да, в принципе, я тоже не самый счастливый ребёнок в смысле внимания родителей, но я знаю, что они меня очень любят, потому что, когда возвращаются домой, изливают на меня столько этой самой родительской заботы, что мне надолго хватает. К тому же, у меня есть брат, поддержку которого я чувствую постоянно. А вот Ян… Мне безумно его жаль.

Больше мы не разговариваем. Дежурные фразы не в счёт. Подестов впал в задумчивость и я ему не мешаю — мужчине явно нужно время, чтобы разбуженные воспоминания улеглись. Даже Эдер это понимает и затихает, мрачной тенью следуя за нами. Хотя, возможно, причина такого поведения и иная. После возвращения с базы отдыха дог вообще перестал так бурно реагировать на моё общение с Яном. Даже прикосновения ко мне уже не вызывают у пса той гипертрофированной негативной реакции, которую мы наблюдали раньше. Рычит, конечно. Но уже как-то спокойнее, профилактически, словно только для того, чтобы некоторые особи мужского пола не забывались. Не то привык и смирился, поняв, что он тут бессилен, не то копит стресс в себе, а потом снимает другими способами. Расправой с подарками, например.

***

Неделя прошла, а мне всё никак не удаётся подключить Эдера к нейроскану. А почему? Да потому, что профессор денно и нощно сидит в лаборатории. Уходим вечером — он ещё там. Приходим утром — уже там. У меня ощущение, что этот трудоголик и спит, и ест прямо на рабочем месте!

Это Ян виноват, с его угрозами! До небезызвестного разговора с ним Леонов подобного служебного рвения не демонстрировал.

Остаётся только ждать. Что я и делаю, методично, изо дня в день успокаивая себя тем, что торопиться мне некуда. Столько времени впереди!

На пса я вроде как и злюсь, а вроде уже и успокоилась. По крайней мере, той ярости, которая была раньше, в моей душе уже нет. Скорее, пришло философское спокойствие. Ян дарит, Эдер портит. Круговорот подарков в природе. Которые поступают ко мне всё с той же завидной регулярностью — Подестов серьёзно взялся за процесс ухаживания. Со всей основательностью. Правда, пока ассортимент остаётся стандартным, ничего нового.

Непроизвольно перебираю нежные розовые лепестки. Чаще всего мне достаются именно эти цветы. Наверное, Яну они больше всех нравятся. А мне? Мне их жалко. Нет, понятно, что растения — есть растения. Их специально для этих целей выращивают. Но… Я вообще ненормальный биолог. Отношусь ко всему живому излишне гуманно. Когда училась, даже в анатомичку заходила скрепя сердце.

Две пары глаз пристально наблюдают за движениями моих пальцев. Чёрные — с неприятной мрачностью, тёмно-карие — с нервирующей задумчивостью.

— Я не настаиваю, — наконец нарушает затянувшееся молчание Ян. — Но мне бы очень хотелось, чтобы ты согласилась.

Ну, да. Кто б сомневался. Желания сидящего напротив мужчины неясными назвать сложно. Если кратко, то он предложил мне следующий отпуск провести в более тесном общении. Живя в одном доме.

Это не означало, что спать мы будем вместе. Наоборот, Ян подчеркнул, что комнаты у нас будут разные. Просил только о том, чтобы иметь возможность быть рядом постоянно.

Я этого и хотела, и боялась. Мои шуточные попытки развести кавалера на «решительные действия» оказались эффективными настолько, что я сама испугалась последствий. Поняла — он не играет. Нет, его поведение по-прежнему корректно. Однако, уверена, если бы не сдерживающее присутствие моего четвероногого цербера, Ян уже давно наплевал на деликатность, потому что его глаза… Смотрит он так, что я физически чувствую его прикосновения. У меня в душе всё переворачивается. И это на расстоянии! А что будет, когда он получит возможность быть ближе?

— Я подумаю, — трусливо прячусь за неопределённым обещанием. Понимаю, что дать положительного ответа я не могу. Как и отрицательного, впрочем.

— Хорошо, — терпеливо соглашается Подестов. — Я подожду. Тем более у тебя ещё неделя работы, да и мне нужно закончить кое-какие дела. О! — вспоминает о чём-то и словно извиняется: — Меня эти дни не будет, уеду, не смогу составлять тебе компанию за ужином.

— Не страшно, — оставляю цветок в покое, укладывая рядом с тарелкой. — Буду подольше задерживаться в лаборатории. Работы много.

— Будет меньше, — с лёгким смешком ставит меня в известность Ян. — Леонов тоже едет со мной.

Вау!

Именно то, что нужно! И я не дура, чтобы упускать такую возможность!

Уже с ощутимым волнением заканчиваю ужинать, жду, пока пройдёт ночь, стремительно несусь в лабораторию, стойко выдерживаю раздачу ценных указаний, которыми напоследок решил снабдить нас профессор, и, едва сдерживая нетерпение, дожидаюсь, когда остальные лаборанты разбегутся по домам. Что они и делают, оперативно и быстро, следуя классической поговорке: кот из дома — мыши в пляс. А мне подобная стратегия только на руку.

Сообразивший, что нам тоже можно уходить, Эдер выползает из своего убежища и, шумно зевнув, с вопросом и ожиданием в глазах усаживается рядом.

— Нет, мы останемся, — разочаровываю я его. — У меня дела.

Изумлённый дог послушно ложится на пол, укладывает голову на лапы и обречённо закрывает глаза. И правильно делает, потому как видеть то, чем я занимаюсь, он не должен.

Стараясь действовать бесшумно, достаю из шкафчика баллончик с эфиром и надеваю респиратор. Мне же нужно, чтобы пёс уснул, а не я. Решительно нажимаю на клапан, выпуская струю газа.

Вскочить пёс успевает. И даже хрипло гавкнуть. На этом попытки сопротивления заканчиваются. Но не моя работа.

Набираю в шприц снотворное и вкалываю в загривок. Всё. Теперь часов пять у меня есть. Можно спокойно приступать.

Закрепляю на голове животного гибкий сетчатый шлем и включаю прибор, меняя настройки. Собака — это вам не крыса. Скорость проникновения в его мозг должна быть другой, да и поверхностные участки тоже сканировать придётся поочерёдно, с перерывами. Уверена, за один день точно не управлюсь, значит, и программу нужно подогнать так, чтобы не начинать каждый раз всё заново.

Почти час трачу на эту нудную, но такую необходимую процедуру. Наконец, убедившись, что всё учла, выключаю свет и закрываю двери на запор. Меньше всего мне хочется, чтобы кто-нибудь вошёл и помешал.

Практически на ощупь возвращаюсь к тускло мерцающему аппарату, натягиваю на голову визор и надеваю наушники. Запись я отключила — буду просматривать всё, что называется, онлайн. Так безопаснее. И управлять легче.

Несколько минут перед глазами плывёт серое марево, периодически разрываемое яркими, бьющими по глазам световыми вспышками. В ушах усиливается непонятный шум, сквозь который прорываются визгливые звуки.

Изображение появляется неожиданно. Словно кто-то резко отдёргивает в сторону штору. Передо мной возникаю я сама, сидящая за столом и сосредоточенно разбирающая бумаги. Смотреть на себя со стороны, да ещё и снизу вверх — необычно и забавно. К тому же зрительное восприятие собаки чёрно-белое, сфокусированное только на одном объекте; остальное пространство вокруг словно плывёт, разъезжаясь в стороны теряющими чёткость полосами.

Так. Ладно. Это не тот момент.

Смещаю угол считывания, уходя в сторону, и оказываюсь в собственном номере. Сидя на кровати одном нижнем белье, я неторопливо причёсываюсь.