— А если завтра меня не станет? — что-то упорно проверял он, хотя я ясно видел, что он и сам чует — этот бой им проигран.

— День-другой погрущу и забуду, — запросто выдал я, ни в одном оттенке своей интонации не фальшивя и не бравируя.

— И тебе нечего будет вспомнить?

— Я вспомню о тебе, как о добром человеке. И если ты исполнишь мою волю, пущу слезу на прощанье.

— Добром? — уточнил он.

— Конечно. Твоя порядочность не стоит преградой между нами. Суть в том, что ты, сколько ни тянулся своей добротой к той, что видел во мне, так и остался один на один со своей правдой. С ней я и хочу, чтобы ты жил. Вдали от меня. Тебе ведь не привыкать в конце концов, — здесь я мог бы и закончить и выйти из схватки победителем, но чёрт меня дёрнул, что я не смог вовремя заткнуться! — Сколько денег на перелёты и сколько дней из драгоценных отпусков ты потратил на визиты ко мне? Начни уже экономить своё время и уходящее здоровье. Хотя бы для своих учеников… Для Рей.

— А что на счёт неё? — не унимался утопающий, вспомнив о больной точке своего противника. — Об её успехах и неудачах ты тоже ничего не желаешь слышать?

Я почти ляпнул плохо выдуманную глупость, но слово о Рей всё ещё воздействовало на меня, подобно удару ниже пояса, и я смолчал.

— Вот оно, — протянул дядя, вглядываясь в моё угрюмое лицо. — Я, возможно, и смогу не приезжать и не видеть тебя, Кайло, — впервые Люк назвал меня по этому имени, тут же дезориентировав мысли. — Но сможешь ли ты жить в безвестности, как там твоя Рей?

Я унял в себе ребяческий порыв поспорить, что она не моя, да и вообще ничья.

— Считаешь, я сам захочу новой встречи с тобой? Из-за неё?

— А зачем, если не ради неё ты говоришь мне всё это?

Люк смотрел на меня своими обыкновенным всезнающим прищуром. Настоящий смысл его слов дошёл до меня не сразу.

— Она здесь не при чём, — бросил я.

— Как-то не больно уверено сказано, — усмехнулся Люк, отчего льда в моих глазах прибавилось. А вот правды — нет.

— Это только между мной и тобой, не приплетай сюда Рей. Я устал от тебя и прошу свалить и забыть обо мне по-хорошему! — принялся я рычать, видя, что рык мой для Люка подобен пробному рёву котёнка.

— Ты не сильно меняешься, Бен. Тебя по-прежнему легко вывести из себя.

— Можешь упоминать её имя сколько угодно раз в разговоре — тебе это погоду не сделает.

— Уже сделало.

— Каким образом?

— Теперь я лучше понимаю, что к чему. Ты всё ещё её герой, пусть она и не знает о твоих геройствах.

Я рассмеялся, но слова Люка быстро подыстёрли улыбку на моём лице.

— Я знаю, чем ты сейчас занимаешься… Считаешь, что отталкиваешь от себя спасательную шлюпку, отправляя нас с Рей, сидящих в ней, в счастливое плаванье навстречу солнцу, а сам остаёшься стоять на берегу, — закончил он без грамма вопроса в тоне.

Я споткнулся мыслями на этом образе, а потом в нём увязли и чувства. Через миг я опустил своё ледяное оружие себе на руки, заканчивая этот бой ничьей, в шаге от победы.

— Сноук никогда не вытравит это из тебя.

— Что именно?

Люк улыбнулся мне родной, тёплой, отеческой улыбкой, что так шла ему, и придавил напоследок:

— Ты тот, кто защищает. Роль нападающего тебе не просто не к лицу — ты с ней не справляешься.

Слова в любой другой день могли бы превратить лёд в моих глазах в воду, но не тут-то было! Признаю, противник задел меня так, как сам и не подозревал. На одну ужасную секунду я даже захотел поделить с ним планами на ближайшее будущее. Сказать, что, вероятно, не стоит ждать меня на свободе через полтора года, а может сложиться и так, что вообще когда-либо… Сказать…

И последнее, что было у меня на уме, я, не сдержавшись, озвучил:

— Не моя роль? — оскалился я, отчего линия шрама на щеке искривилась недобрым предзнаменованием. — Увидим, Люк. Увидим.

— Что ты задумал, Бен?

Тогда я, разумеется, ничего не ответил. О том, что я задумал, Люк узнал задним числом, уже будучи в своей островной, пышущей синевой и зеленью глухомани. Хотя «задумал» тут не вполне подходящее слово. Задумал-то всё Сноук, дав мне задание разобраться с неугодным ему выродком. Что сделал я, так это исполнил его, пять раз ударив заточкой, зажатой в кулаке, бок безоружного врага, стоящего в своей кабине в душевой. Я даже не расспрашивал Сноука, где, как и когда тот перешёл ему дорогу. Я, конечно, подозревал, что в этом кроется некий тест на лояльность, но Сноук смотрел тогда на меня с небывалым спокойствием — человек, лишённый сомнений, он завораживал меня своей силой и уверенностью как никто и никогда! — что я впитал в себя его доверие, оказанное мне, не пачкая его своим никчёмным любопытством.

Это не было пределом нашего доверия друг другу: я точно знал, что есть, куда расти. Помните? Нити. Жгуты. Цепи. Гад каким-то чудом остался жив — успели откачать, но за пять ударов ему в бок меня одарили пятаком сверху моих уже отсиженных трёх с половиной и ещё полутора остававшихся. Позже ещё годик мне накинули буквально ни за что — в назидание, чтоб меньше буянил и лучше соблюдал внутренний распорядок.

В итоге стены моей криминальной альма матер я покинул будучи в возрасте двадцати восьми лет. До окончания срока моё авторство парочки новых «недоубийств» и одного состоявшегося, охрана тюрьмы и проведённое следствие так и не доказали.

Ну, здравствуй, свободный мир! Моя разминка окончена…

====== Глава 12. Моё спасение. ======

Так сложилось, что стены тюрьмы я покинул на год раньше своего наставника и занимался весь этот период тем, что мне и было доверено сделать: зондировал почву, да пропалывал грядки, заросшие предателями-сорняками. Я знал нужные контакты людей Сноука на воле, плюс к старой гвардии рядом со мной оказались те, с кем я сидел и кто уже вышел. И старички, и молодняк приветствовали меня радушно. Ещё бы, ведь слава меня опережала! Мои услуги нашему лидеру в период отсидки были у всех на устах, что сослужило мне неплохую службу и здорово сэкономило время и силы — не пришлось распыляться на конфликты внутри группы, сосредоточившись на внешних. Более того, на первых порах мне была оказана всяческая помощь и поддержка: я оказался снабжён жильём и финансами и прошёл экспресс-курс молодого бойца, состоящий из бытовых мелочей, таких как уроки вождения и владения огнестрельным оружием (холодным я владел в совершенстве).

Работёнка за этот год была продела мною, конечно, не самая приятная: то по колено в грязи, то по локоть в крови. Вновь, как и в шестнадцать лет, на моих плечах оказалась ответственность и вновь та, которой не позавидовать, как дало понять мне окружение. Никто не горел желанием занять по сути ответственное, а по факту «грязное» место, видя, что я пашу как проклятый. Те немногие лица, втихую или во всеуслышание возмущавшиеся у меня за спиной тому, кого Сноук назначил главным, довольно быстро прикусили языки, стоило мне приняться дело, будто одним махом позабыли: молодые — о своих пылких речах, а старшие — как в былые годы упивались своей силой, струящейся из их ныне поникших тел. Я не боялся запачкаться, а нелегальный бизнес и не предполагал, что хоть кто-то из вовлечённых останется чистеньким, тем более стоящий на таком высоком посту. Принимая во внимание прилежность и педантичность, с какими я подошёл к своему первому заданию «в поле», я сумел зайти даже дальше требуемого от меня минимума. Да, недооценил меня маленько наставник… Неприязни его просчёт во мне не порождал, напротив — понимание и мрачную гордость собою и тем, каким размашистым и твёрдым был мой шаг.

С головой погруженный в подпольный мир, работая в насыщенном ритме и в различных направлениях, я сталкивался на первых порах с тем, что имя Сноука, звучащее в одном контексте с моим, отчего-то ставило всё не на те места в глазах некоторых смельчаков. Но я быстро перевоспитал тех, кто с какого-то перепугу полагал, что я «сосунок, прикрывающийся высоким именем, когда у самого молоко на губах не обсохло». Минимальная мера — слепец мгновенно прозревал, получив в челюсть. Максимальная… Если твердолобость оказывалась непобедима, то приходилось подступаться ближе к мозгу, скрытому в только фигурально непробиваемом черепе. Что было дальше после встреч и разговоров в таком стиле? Молва начинала работать на меня, разнося по нужным краям мою манеру вести беседу и проводить работу над ошибками… не своими, только тех, кто опрометчиво допустил их в моём присутствии. Так, имя Кайло Рен очень быстро стало обретать собственную силу и вне стен тюрьмы. Вскоре, и друзья, и враги оказались убеждены моей крепкой рукою, что я тот ещё монстр, а я, как прилежный и преданный ученик, не давал им забывать о моём ещё более монструозном «хозяине», что скоро вернётся в игру.