— Не так, — попросил я малышку, обнявшую меня за шею поверх тёплого чёрного шарфа. — Спрячь ладони мне под шарф и под куртку.
Она послушалась, чуть изменив положение, и так мы и пошли прочь от её дома в сторону моего. Нашего. Ощущая на коже где-то в районе седьмого позвонка ледяные ладошки, пожар на сердце от гибели лучшего друга неожиданно стал стихать. В доказательство тому по щеке скользнула горячая слеза — вечно отсутствующие пожарные расчёты наконец-то прибыли на место трагедии…
====== Глава 2. Моя правда. ======
Давненько мы так массово не тырили шмотки в крупном торговом центре средь бела дня. Одиночные магазины, находящиеся на какой-нибудь безликой улице, были безопаснее, потому предпочтительней, а попадёшься здесь — и пиши пропало, хрен потом выберешься. Ещё и не дай бог остальных за собой потянешь. Но прожорливого семилетнего динозаврика, что уже целую неделю жил с нами, надо было не только кормить, но и одевать. Да и многим из нас давно пора было утеплиться, чем мы и занялись в этот ненастный, но праздничный — о поводе расскажу позже — день…
Как выяснилось, не я один угадал с прогнозами в отношении скорого ухода от нас Хакса. Узнав об этом, все дружно погоревали о нём, горько всплакнули и продолжили жить дальше. Косых взглядов на себе я ловил относительно немного. Смена лидера прошла на удивление ровно и без эксцессов. Не понимаю, когда и чем я заслужил общую благосклонность, какую никогда не ждал и не стремился получить. Семья семьёй, а мой дурной характер вытерпеть — это ещё постараться надо. И, видимо, все и правда постарались, раз плюсы во мне, какие они видели, перекрыли собой минусы, какие видел в себе я сам.
Никто, как я и предсказывал, не выдвигал свою кандидатуру «на пост». Хотя, это и не было похоже на выборы, как у взрослых. «Глупые» дети в отличие от «умных» взрослых сначала видели реальные поступки кандидата, а не красивые разглагольствования, и только потом и потому доверяли ему своё существование, сегодняшнее и завтрашнее. Каждый знал, что главный скорее в лепёшку расшибётся — о, Хакс! — чем подведёт всех. Что этот человек после избрания будет, как и прежний лидер, делать всё исключительно на их благо, продолжив уже начатое и привнося что-то своё. Так уж случилось, что я привнёс это самое «своё», которое мне вовсе не принадлежало, в тот первый день. На руках. И оно с какого-то перепугу сразу всем полюбилось…
Моя семья — это группа из семнадцати человек (считая меня и Рей, и не считая погибшего Хакса), мальчишек и девчонок в возрасте от шести до шестнадцати лет, живущих в старом, обшарпанном, заброшенном доме. Район дурной сам по себе, ещё и находящийся по соседству с промышленным, зато относительно тихий. Живём здесь, пока фараоны не сгонят с насиженного места — всё как всегда.
Появление Рей в нашей «тесноте-да-не-в-обиде» было воспринято, к моему удовлетворению, нормально и даже хорошо. То ли потеря Хакса так отразилась, то ли ещё что. Я отдал её под опеку старших (тех, кто был старше десяти лет), но она тотчас вызвала интерес и у двоих тихонь-мальков (тех, кто был младше десяти лет), окруживших её и поделившихся своими порциями еды. Финн и Роуз, так их звали, были примерно её ровесниками. Добродушные дети с семейными корнями из разных краёв света — африканец и азиатка. Как увидел, что их колоритный дуэт обрёл тенденцию вскоре разрастись до трио, так от сердца тут же отлегло. Приятно знать, что продрогшая малявка теперь и накормлена, и согрета, и что по-особенному важно, окружена двумя всё ещё не угасшими улыбками.
Малыши Финн и Роуз. Или, как я её когда-то звал более ласково, Роузи. Первый — бесфамильный, приютский мальчишка, вторая — сбежавшая от адской приёмной семьи девчонка Тико. Роуз потеряла полгода назад старшую сестру, как и я потерял тогда свою первую… Сколько времени прошло, а я так и не знаю верного ответа, кем была для меня Пейдж. Смелая. Ласковая. Щедрая. Но места она занимала в моей жизни намного больше, чем тот же зануда Хакс. Влюблённость? Вполне возможно. Сегодня сердце кровью уже не обливалось, но в тот чёрный день, когда её не стало, я знатно наорался, нарыдался и нажрался так, как никогда прежде. Едва фараоны не сцапали.
Мы с Пейдж были друг для друга первыми. Во многом. Или, наоборот, в ничтожно малом. Наш путь от первого робкого поцелуя к первому неловкому сексу был короткий. Так уж мы жили: делай всё в сжатые сроки, иначе рискуешь никогда уже не успеть одного, второго, третьего… Была ли это «та самая» любовь или влюблённость, я не знаю. Но в чём точно уверен — мне повезло так, как везёт далеко не каждому. И пусть счастливые мгновения оказались — чёрт, мы ведь знали, что так будет! — недолговечными. В конце всё как всегда в моей жизни обернулось новой болью и кошмаром наяву, когда Пейдж на моих глазах сбила машина. Это не жалоба и не плач. Только голый факт. С улицы всё уходят по-разному, таким непредсказуемым оказался её последний путь.
Несмотря на такой конец нашей с Пейдж истории, я ни о чём, что было в этой недолгой совместной жизни, не жалею. С ней я открыл новое, необычное, приятное чувство, и плевать как оно должно было называться. Вдвойне радостнее и оттого, что я видел — она чувствовала и думала так же. Вроде мы, как и раньше, жили тогда не одни, но ощущалось всё… Даже не знаю, как ещё это можно назвать, кроме как «семья внутри семьи». Маленькая внутри большой. И, видит бог, оно того стоило! Так тепло, что даже жарко, мне никогда ещё не было. И телу, и душе, и мыслям, но… Се ля ви, так ведь говорят лягушатники? Или макаронники? А, неважно кто из них! На моём языке «Такова жизнь». После похорон старшей Тико всё, что со мной осталось, кроме скорби, это ходячее пухлощёкое напоминание о ней — сестрёнка Роузи. Несколько лет разницы, а похожи обе как две капли воды. От этого глаза и сердце режет только сильнее, но куда деваться: ни приласкать, ни прогнать низкорослую малявку не могу. Только имя обрубил ей до жёсткой «з» на конце, словно наказав “Цветочек” этой мелкой пакостью за то, что ходит и, мягко говоря, глаза мне мозолит. Но легче от этого нисколько не стало…
…До момента, пока не увидел, как она тянется к новенькой девчонке, Рей. Сестру, конечно, не заменит, тут девчонок и до её появления хватало. Но скорлупка горя младшей Тико именно от этой встречи ещё больше пошла трещинами. Первый, кто начал разбивать кокон скорби девочки, был не я — тогда я был заперт в своём собственном. Впрочем, я и сейчас не уверен смог ли к сегодняшнему дню из него выбраться. Хотя Хакс вроде пытался вырвать меня, дёргая своими утешениями и пощёчинами, образно говоря, за шкирку. Потому так сложилось, что для Роуз это был Финн. А теперь и Рей продолжила начатое им, неосознанно включившись в дело. Это радует. Может однажды обе смогут поделиться друг с другом наболевшим, я только за, если это поможет им пережить их детские травмы. Может я теперь и лидер здесь, но никогда не смогу стать кому-то доктором. Вакансия и так занята, да и не по плечу мне это. Доктор тут на всех один и обладает он вполне универсальными навыками и предлагаемыми способами лечения. Имя ему доктор Время. Я уж точно не обладаю его таблетками и микстурами. Кайло Рен — это такой же беспомощный постоянный пациент, как и все остальные.
Рецептом для выздоровления Роуз Тико стала дружба с Финном. Они всего лишь дети, сведённые вместе не вымышленной детской любовью или красивой долгой историей, а только человеческим теплом. Буквально. Их дружба родилась из того, что они несколько дней к ряду сидели вприлипку друг к дружке за приёмами пищи, и грели себе бока. Только и всего… Хотя нет, не только. В нашем мире согреть другого часто означало согреть самого себя. Буквально и образно. В этом нет какой-то особой философии или красоты, это — вот теперь скажу только — наш образ выживания. Принцип звеньев единой цепи. Одно цепляется за другое, а нарушение цепочки, как, к примеру, чья-то смерть, неизбежно приносит с собой поток холода…
…И чтобы в кратчайшие сроки устранить пришедший в дом сквозняк тоски и печали, я изо всех сил старался войти в колею «правления» как можно быстрее и эффективнее. Хотел поскорее соединить расцепленные рыдающие звенья. Смешно. И ведь не ирония судьбы, разве что самая злая — сарказм. Ощущаю себя той самой дырой, разрывом в цепи — перед глазами так и стоит последний полёт друга — а жизнь просит меня стать на место клея, соединив чьи-то холодные грани: руки ли, души. Что ж… Значит, надо вздохнуть, утереть слёзы, подобрать сопли и совершить все прочие противоскорбные ритуалы, и в бой! Какой к чёрту бой?! О чём я? Я хотел сказать в жизнь. Через не могу, через по-детски невообразимое, впрочем, как и всегда. Какой иначе из меня лидер, если я не то что провиантом обеспечить не могу, но и не в состоянии оказать самую элементарную человеческую поддержку? Ведь то, что все живут дальше после смерти Хакса, не значит, что боль пережита в один миг. Помните? Доктор Время. Я не беру на себя его функции, но в мои святые обязанности входит метким, проникновенным, искренним словом напомнить о графике приёма, регулярном посещении и заверить, что любая горечь во рту от докторских медленнодействующих лекарств однажды пройдёт.
