— Ты ничего не знаешь?
Я нахмурился, не понимая, о чём этот вопрос, как всё сразу же встало на свои места со следующей фразой доктора:
— Родители Рей умерли полгода назад. Другой родни у неё нет, а значит, приют — единственная альтернатива. С ней уже говорили воспитатели и работники органов опеки. Как только она поправится, её заберут.
Ошалелый, я зачем-то кивнул, словно кому-то тут требовалось моё одобрение. Не в моей власти контролировать дальнейший путь моего маленького динозаврика, но кем я буду, если не попытаюсь оказаться рядом с ней, хотя бы на параллельной дороге?
— А можно… Можно мне с ней? — попросил я, представляя абстрактное, мрачное и угрюмое здание и море чужих лиц детей и взрослых, которых я буду отгонять от моего официально осиротевшего сокровища, если только посмеют его обидеть.
— На счёт этого… — начала доктор Клэр, будто уже задумывалась о такой возможности, и была некая преграда, чтобы всё сбылось. — Рей нам назвала ровно те же фамилию и имя, что и ты, но родственников Кайло Рена мы всё ещё не можем найти. Ни живых, ни мёртвых. Так как тебя на самом деле зовут?
— Я уже сказал вам, — мгновенно ушёл я в оборону, хоть и видел, что запрос вполне себе искренний и даже с толикой заботы в голосе.
Вот только кудахтанья Леи и Хана мне сейчас не хватало, когда я нужен совсем не им, а моей малышке! Мои мать с отцом, как бы это ни было радостно или печально, отживают свой век, а мне дорога одна — служить живым оберегом для Рей, раз уж судьба по сей день благоволила мне в этом отрадном деле. Я не могу оставить мою малышку наедине с судьбой. Не желаю. Отрекаюсь от жизни без неё! Если этот холодный мир окажется, как это часто бывает, безжалостен к ней, то я просто обязан быть рядом, чтобы впитать его зло в себя, огородив родную душу. Ничем не жертвуя, я выбираю себе этот путь — любить и защищать. Приют? Ну что ж… Значит, будет так. Лишь бы рядом. Только вместе. С моей Рей.
— Ладно… Ка-а-айло, — протянула доктор Клэр нараспев моё имя, при этом заметно понизив градус любезности. Видимо решив, что я заядлый лгун и обманщик, она заговорила уже совсем иным, поучительным тоном: — Шансы познакомиться с тобой поближе у нас всё же есть. Ты должен знать, что тобою по какой-то причине заинтересовалась полиция.
Воу! Это что ещё за новости?!
— С какой стати? — фыркнул я, уверенный в том, что на поимке беспризорников работа полиции заканчивается. Дальше — врачи, органы опеки, родня, но их команда ловцов-охотников уже вне игры.
— Полагаю, что ты и сам знаешь, — ответила доктор аккуратным тоном, мучая меня новыми непонятными паузами в речи. — Пока ты был без сознания, они сняли твои отпечатки пальцев. Не знаю, чем ты им приглянулся и что они по ним нашли, но двое служащих всё порывались встретиться с тобой, поговорить. Я временно запретила им тревожить тебя, но ответить не мне, так им тебе всё же придётся. А пока — отдыхай, — слабо улыбнулась она, напрасно стараясь закончить разговор бодро и позитивно, и направилась на выход, — скоро принесут обед.
К лицу вдруг стал приливать жар: я понятия не имел какого лешего полиции нужно от меня, но сама ситуация знатно напрягала.
— Вы так и не сказали, что с Рей, — остановил я белый халат. — Как она?
Доктор вздохнула, но острых опасений я в этом вздохе к моей радости не услышал.
— Истощение. Испуг. Была паника из-за того же, что и у тебя: она беспрестанно спрашивала, где ты, плакала, когда узнала, что ты заболел, думала, что это навсегда. В остальном всё обошлось. Внутренние органы целы, организм, как и твой, очень слабый, но вы оба идёте на поправку медленно, зато стабильно. Ест она хорошо. Если и с тобой всё будет так идти и дальше, то через пару дней сможете увидеться, — вновь улыбнулась она, и на этом мы закончили. Доктор Клэр вышла из палаты.
Следующие пару суток я провёл маясь всем, чем только можно: повышенной температурой, болями в голове, спине, животе и в груди, но самое худшее из всех тревог и недугов — страх неизвестности, что же будет дальше со мной и Рей. Приют… Я против воли стал настраивать себя на худшее. Если всё сложится удачно и мы с Рей покинем стены больницы вместе и в одном направлении, то мне-то торчать там всего год до совершеннолетия, а ей целых десять! Но решать проблемы я выбирал по мере поступления.
Дурацкие отпечатки, под шумок снятые копами, упорно не желали выходить из головы, пока я поедал свой обеденный суп, как вдруг на последней ложке меня осенило, что к чему, и я подавился, закашлявшись… до жути не вовремя! Дверь открылась и в палату вошли, видимо, те самые полицейские, что искали со мной встречи в минувшие дни, судя по их довольным моим бодрствованием и вменяемостью, плотоядным взглядам. Сегодня, кажется, пятый день моего пребывания здесь, и похоже, что добрая доктор Клэр заключила, что я, наконец, уже пригоден к серьёзным разговорам, пусть и валяюсь весь день в постели. Завтра я должен буду встать на ноги, а уже этим вечером она обещала привести ко мне Рей — поскорее бы увидеть её!
Осколок, отколовшийся от пока несбывшегося — но надеюсь, что сбыточного — ожидания, полоснул по сердцу: внутри страшно защемило, да так, что всю грудную клетку сковало и перетянуло, до боли. Я весь напрягся, думая о моей малышке и леденящей душу догадке, молясь, чтобы она не подтвердилась, нутром, однако, чуя, что сейчас зазвучат первые ноты моей, что называется, спетой песенки…
— Здравствуй, Кайло. Вижу, тебе уже лучше? — вопреки интонации вопроса, мужчина не стал дожидаться ответа. Я, как приличный человек, вытер рот салфеткой и, не став убирать столик-поднос с пустой тарелкой, словно боясь открыться перед врагом, лишившись своего деревянного щита, молча уставился на него и его коллегу.
— Меня зовут детектив Бейл, это детектив Харди, — он кивнул на девушку в таком же строгом и невзрачном костюме, как и у него самого. — У нас к тебе есть пара вопросов, доктор Клэр говорит, что ты в состоянии сейчас на них ответить? — он вежливо округлил вопросительной интонацией остроту грядущего. Наверняка, где пара вопросов, там и все десять и двадцать, но в любом случае, лучше сразу со всем разобраться, чем оттягивать неизбежное. Чёрт! Допрос ещё не начался, а мои щёки уже полыхают дай боже!
— Конечно. Слушаю, — кивнул я, стараясь не скрипеть зубами от бессильной злости. Господи, только бы не разрыдаться перед ними! Сердце вновь болезненно скульнуло при мысли о моей Рей. Прости меня, малышка…
— Хорошо. Тогда начнём с главного вопроса, который может всё ускорить. Сам признаешься или тебя подтолкнуть?
— Второй вариант, — процедил я, едва сдерживая дрожь отчаяния, страха и гнева.
— Как скажешь, — Харди разочарованно повела бровью и выудила из внутреннего кармана пиджака прозрачный пакет с чётко видимым в нём предметом. — Знакомая вещица? — от её одновременно игривого, делового и издевательского тона мурашки пошли по спине. В пакете лежал пистолет. И разрази меня гром, если это не тот самый, который мы с Хаксом сто лет назад спёрли из чужого открытого сейфа, прокравшись в дом всего лишь за едой. Тот самый, что служил нам при случае отличным пугачом. Тот, из которого было произведено всего три выстрела — в плечо, грудь и голову. Убийство убийцы. Я помнил, что ещё немного, и я бы сам тогда отправился за ним…
Я молчал рыбой, чуя как во мне зреет что-то не доброе. Щёки горели и горели, пока боль в груди расплавлялась огнём грядущей потери. Да-а-а… Это почти смешно. Я — тот, у кого ничего нет, говорю о потере! А как иначе? Когда из самого приятного для сердца словосочетания «моя Рей» тонкой слезой утекает хрупкое местоимение. Мой динозаврик, прости, но похоже, в этот раз я правда тебя теряю. Или ты — меня. Свобода воли и передвижений… Насколько мне это важно и нужно — тут проверку на прочность предоставит палач Время: больше ты мне не доктор, и признаем, никогда им и не был. Я и так уже согласился с собой на оковы приютской жизни, но с тем условием, что мы с Рей будем вместе они меня не так тяготили. А что же теперь меня ждёт дальше… Превыше разлуки со свободой — расставание с Рей, после которого я и жизни для себя не мыслил.
