Лица? От удивления я живо шлёпнул на пробу рукой — рукой! — и лицо в действительности обнаружилось, и его всё ещё что-то душило. Спрут, охвативший голову, вознамерился идти в своей пытке до конца, пока его адские сообщники работали со всем моим вернувшимся к чувству телом.
Господи, её больше нет!
Один мой крик сменял новый, как и стон тёк за стоном, а рёв плыл за рёвом. Её нет…
Радости от возвращения чувств не проскачило. Мне не нужно было это тело в каком бы состоянии оно ни пребывало, раз оно оказалось не способно сделать такую фатальную малость, как спасение всего одной дорогой мне жизни. Оно обязано было выстоять! Выдержать! Но я видел нашу общую могилу…
— Рей… — стонам не было конца, ведь эта мука никогда не кончится. Я метался изо всех сил по поверхности, ходящей под моей спиной — простынь? кровать? — так, словно душа вознамерилась покинуть едва обретённое тело. Что бы за чертовщина ни творилась кругом, я должен был узнать, что безликие они, столпившиеся рядом, сделали с её телом. Где она. Не обидел ли её кто. Я как мог выдавливал наружу, вслух, из своего кокона ужаса вопросы, как если бы избавление от них, облегчило вес страданий и уменьшило масштабы трагедии.
Разобрал я, что на них существуют и ответы, наверное, раза с сотого, продолжая безостановочно выть, сквозь пелену: — Где… она? Рей… Где? Куда?.. Что с ней? Моя Рей…
— С девочкой всё хорошо! Прошу, успокойся! Господи, помоги! Да хорошо всё с девочкой, хорошо! Слышишь меня? Эй? Просто дыши! Она в соседней палате! Всё хорошо! Расслабься! Она рядом!
Истративший всё, что мог, на избавление от ужаса наяву, после этой агонии душевных сил на веру в обман у меня не нашлось. Заложенное, глуховатое ухо выхватило из речи волшебные слова, и всё, что мой истерзанный разум мог и хотел сделать, взяв совет у разбитого сердца, так это поверить в чудо. И я поверил.
Всё хорошо. Она в соседней палате. Мы выжили…
====== Глава 8. Мои расставания. ======
— Здравствуй, — за спиной женщины, вошедшей в палату, раздался тихий щелчок закрывшейся двери. — Меня зовут доктор Виктория Клэр. Как ты себя сегодня чувствуешь? — вяло улыбнулась она, подойдя ближе.
Это была уже не помню какая по счёту попытка медперсонала больницы заговорить со мной. Я не вредничал тем, что молчал, и ответил бы им куда раньше, если бы только был в силах исторгнуть из себя членораздельные звуки. В этот раз, кажется, сознание вернулось ко мне на ощутимо больший срок, нежели пару-тройку мгновений, да и язык уже двигался заметно смелее.
— Нормально. Что с Рей?
По факту, определение «нормально» было совершенно неприменимо к тому, что я в действительности чувствовал. Даже по меркам того, кто зовёт своим домом улицу. Сиплый хрип, отдалённо похожий на слова, сильная заложенность в ушах и в носу, гудение в голове такое, словно внутри без устали работает маленькое зловредное существо со сверлом в лапках; вся спина — что натянутый чуть ли не на разрыв канат, тяжелейшие, неподъёмные ноги и руки, и в довершение лицо передо мной было слегка размытым — и так рабочий глаз один, и тот вглядывался и видел всё кругом сквозь пелену. А вот чего не было среди букета симптомов, так это нещадной дрожи в бесплотной самопроизвольной попытке согреть замёрзший организм — уже что-то. Не верю, что говорю такое, но воздух вокруг меня был по-настоящему тёплым!
Доктор, не в силах унять моё беспокойство за почти наверняка как и я продрогшего динозаврика, повторила в ответ почти те же жизнетворные слова:
— Она в соседней палате. С ней всё…
— Я хочу… увидеть её.
— Увидишь. Чуть позже.
— Нет… Сейчас, — даже хрипя, я звучал настойчиво, но что толку от моих потуг, когда…
— Сейчас ты слишком слаб. Ты получил сильнейшее переохлаждение; только чудом ничего не отморозил, учитывая, что условия к тому располагали. Анализы у тебя, конечно, плачевные, но, думаю, что не только из-за той ночи…
Белый халат передо мной красноречиво замер, умолкнув, будто в этой паузе был какой-то чёткий вопрос, который я отчего-то не просёк.
— Как тебя зовут? — начало допросу было задано доверительным, ласковым тоном, на который я нисколько не повёлся.
— Кайло.
— А фамилия?
— Рен.
— Ты можешь сказать, Кайло, почему вы с Рей оказались в такую погоду одни на крыше дома?
Знавший ответ и, не желая им делиться, я нахмурился, задумавшись совсем о другом.
— Как вы нас нашли?
— Фактически это был отряд полиции, — уступил милый доктор. — А нашли они вас по шапке.
— Что?.. — я решил, что ослышался, и принялся старательно вслушиваться в слова, хотя и от своего, и от чужого голоса гул в голове становился только сильнее.
— Шапка Рей с тремя огромными помпонами…
Это был тот редкий случай, когда простейшие слова могут внезапно разбить тебе сердце, и тут же с щемящим, тянущим в груди чувством собрать все его кусочки воедино.
— …Патрульные искали вас по округе всю ночь напролёт. Ваши следы в переулке засыпало снегом, но они наткнулись на детскую шапку, лежащую на крышке мусорного бака, она-то вас и спасла. Даже белую и засыпанную снегом её было видно и не трудно отряхнуть и осмотреть: довольно крупная и увесистая вещица для головки такой маленькой девочки, зато на ваше с ней счастье приметная… — закончила доктор Клэр отстранёно, с какой-то радостной грустью. На миг мне показалось, что она в курсе всей истории этой спасительной вещицы, вот так запросто и всё же удивительным образом подарившей нам с Рей вторую жизнь.
Из наполненной волшебным теплом реальности меня унесло в тот промозглый, слякотный день, когда я её смастерил. Это было больше года назад — с виду рядовая ситуация, но я к собственному удивлению помнил всё: как паршиво на душе мне было после смерти моего друга и брата; как умница Мариса придумала поддержать новенькую, устроив веселье не ей одной, но и всему дому; как глупышка Рей упорно не желала расставаться со своей трёхпучковой прической, ведь «мне моя мама их сделала!!!», так что я придумал альтернативу, присобачив ей плюс к одному ещё два помпона на шапку. Кто бы знал тогда, что эта странная цепочка приведёт к чему-то настолько несоизмеримо большему, чем каждодневному сохранению и дару тепла.
— Кайло? — говорящая реальность, стоящая рядом с моей койкой, что-то ещё от меня спрашивала, и я как мог сосредоточился на размытой женской фигуре перед глазами. — Как давно вы с ней живёте вот так? — спросила она до дрожи в голосе тихо.
Вот так? Что, кишка тонка назвать это «так» улицей и скитанием по углам подворотням? И пусть — плевать! Уже по тону дамочки ясно, что она сложила два и два безо всяких ответов.
Не знаю, почему, но меня её тактичность, вежливость или что это ещё была за чертовщина жутко разозлила. Мало мне случайной слезы, кусачей змейкой разъедавшей щёку, так кто-то рядом в добавок смеет подгонять за ней вторую такую же, пока первая гадюка неторопливо сползает по линии шрама.
— Это… — хрип, что звался моей речью, прервался кашлем, да таким глубоким и противным, что я на полном серьёзе приготовился узреть свои лёгкие, но выплёвывал я приступ за приступом только фонтан слюней. — Это вас не касается.
— Ошибаешься. Я обязана сообщить твоим родителям и родителям Рей о том, где вы и в каком состоянии, — также спокойно заявила доктор Клэр, пока я откашливался, и тут я вспомнил о родителях моей малышки, о том, что её ждёт в том доме.
— Её родители… — и в мыслях, и на слух было по-прежнему странно соотносить тех людей с их «званием» и тем улыбчивым, ласковым чудом, что они породили на свет. Доктор дёрнулась было, чтобы прервать меня, но я засипел ей, моля и убеждая: — Не отдавайте её обратно им… Они оба алкаши и бедняки. Не могли нормально содержать её тогда, не смогут и сейчас. Лучше… — и тут я замешкался, ругая себя за уже сказанное, и то, что собирался вот-вот выдать.
Да кто я такой, чтобы решать, что для неё будет лучше? Приют? Был ли он сейчас меньшей из зол? Смел ли я, видевший лица приютских и слышавший их истории, просить о подобном? Надежда на лучшее, которая может и не сбыться, против совершенно точно известного ужаса сегодняшнего дня? Есть ли в этом дне в стенах родного дома просвет? Я покачал головой: пьянство тех людей ещё до моего заочного знакомства с ними было беспросветным. В конечном итоге, мне всё решить точно не дадут, но, быть может, хотя бы выслушают сейчас горькую правду и призадумаются?
