Случались со мной за этот год и позорные (для кого-то, но не для меня) уколы мачехи-гордыни, что нашёптывала исключительно для меня голодными ночами — отдавай и властвуй! — что в другой жизни я бы обязательно стал успешным лидером не только в делах семейных, но и на профессиональном поприще, какое бы дело жизни я ни выбрал. Призадумавшись над этим, над выбором, который мне никто не давал и, будучи объективным, вряд ли когда-либо даст, ответ я нашёл для себя нейтральный. Такой, который не расстроил и не обрадовал меня. Я не видел себя в каком-то конкретном деле. Откуда тогда рассуждения о возможном, более того, успешном лидерстве? Всё просто. Внутри-то двигатель пока работает. И взывает он к обязательному, существенному, значимому действию. Масштабному, если хотите. Волею судьбы я, глядя на всё глобально, сидел на месте, был скован, будучи постепенно уже не в силах ни тащить на себе эти цепи ещё хоть сколько-то дольше, и не в силах сбросить их. Хуже всего — я знал, стал замечать со временем, что мне волей-неволей придётся-таки перебросить их на плечи другого. Кого-то лучше меня, сильнее, умнее… Живее. И сейчас каждый удар моего сердца говорит мне точно бессердечный секундомер, что момент уже не за горами. А горы проблем у нас на носу, помните? Перевести всех через них я переведу, а вот что дальше? Спуск к тихому тепло-весенней долине счастья дозволен мне разве что уже в отрыве от моей уличной родни. Как говорится, вперёд ногами…

Не подумайте, идти по стопам Дохляка Митаки или зануды Хакса я не хочу. Но кто у меня бы ещё спросил и внял тому, чего мне хочется. Или, скорее, считался бы с тем, что мне можется. Ничто в этом странном мире не вечно. Мои силы и нервы уж точно. Справедливости ради, при всех тяготах, с которыми сопряжено управление такой сложной живой ячейкой, невозможно было заботиться обо всём и вся на одном лишь чувстве долга и играх в совестливого засранца. Я хотел этого для себя. После прощания с Хаксом я принял эту роль вынужденно, но после… втянулся, пожалуй. Потому и говорю и думаю о себе уже как о названном отце для них, а не о старшем брате. Для этого звания не нужна одна кровь или приличный разрыв в возрасте. Просто смотрел я на них всех, как на детей — иначе не мог.

Хрупкие, невысокие, тонкорукие и до безобразия счастливые в своём несчастье, благодаря построенным мною для них иллюзиям. Подобно тому, как прошлой зимой я учил Рей защищать себя, размахивая впустую кулаками, так и с другими я старался приободрить, поощрить, подкормить сверх общей нормы, как мог. Напоследок, наверное, если довериться редко лгущей мне интуиции. Устроенный Марисой фокус для Рей, когда весь дом ходил с такими же, как у новенькой, трёхпучковыми причёсками, уже не казался, как тогда, глупостью. Я и сам мог учинить нечто подобное. Иногда, даже не ради веселья, а так, почти бездумно. Как, например, и сейчас…

— Красиво! Сыграй ещё!

Мой динозаврик подскочил на месте, сидя у меня под боком на запылённой скамье перед старым, стонущим в муках под моими пальцами роялем.

На днях мы переехали в новый заброшенный дом: его приличная площадь привела к тому, что мы вынуждены были осесть всем табором на втором этаже, где было ощутимо теплее и имелся лучший обзор на окрестности — облавы копов, то и дело сгоняющие нас с насиженных мест, в последнее время участились, так что надо было как никогда смотреть в оба… Чего, кстати, лично я сделать не мог, потому на стрёме стоял чаще мой «заместитель», но о нём чуть позже. Правый глаз после того, как по нему полоснул ножом убийца Марисы, у меня зажил, но видеть им я больше так и не смог. Угрюмый карий мрак заволокло мёртвым сизоватым туманом. Приятного мало, но жить можно. Оставшийся на щеке шрам оказался относительно ровным. На ощупь — глядеть на себя в зеркало я упорно не хотел.

— Кайло! Сыграй нам ещё!

Так, стоп. Что значит «нам»?

Я обернулся и поочерёдно пересёкся взглядом с квинтетом слушателей. Моё музыкальное воплощение скуки и тоски вылилось в концерт не только для одной Рей, но и для вернувшейся с «охоты» первой группы. Джеф, Агнес, Роузи, Финн и он… Дэмерон. Противный, заносчивый, кучерявый мальчишка, источник споров и скандалов в нашем дружном доме. Всего на год младше меня, появившийся на нашем пороге минувшей весной, По выводил меня из себя каждый раз, стоило нам затеять обсуждение. Неважно, чего именно. Верное решение по тому или иному вопросу нам открывалось, но из-за того, что в обществе зовётся «не сошлись характерами» приходило оно к нам через ругань и порою даже драки, из которых победителями мы с ним выходили, стыдно это признать, по очереди. Наглая, настырная омега, каким-то немыслимым для меня образом в считанные месяцы, если не недели, занявшая пустующее место какой-никакой беты, и, неудовлетворённая моим правлением и растратой собственного потенциала, вскоре смеющая бросить вызов вожаку стаи.

Порою мне казалось, что для него иметь собственное «уникальное» мнение по любому вопросу, есть высшее наслаждение. Дурак. Не он — я. Упрямый осёл, который непростительно долго не желал признавать до боли очевидную правду, прилетавшую мне то с до боли метким кулаком, то с до отвращения ещё более метким и ранящим словом, ядовитыми стрелами вылетавшим из его пасти. У него всегда имелась в запасе парочка лучших, чем у меня идей, и воплощал он их также с большим уличным профессионализмом, нежели я — полудохлик Кайло Рен.

— Как прошло? — я вцепился в него взглядом, нахохлившись от того, что меня застали «в неглиже», сидящим за расстроенным роялем и царапающим душу о детские воспоминания.

— Сам как думаешь? — он кивнул на улов, объём которого был ясен по надутым рюкзакам за спинами остальных, подошёл ко мне и, вытащив из-за пазухи пару банок пива, одну поставил на крышку рояля, рядом со старой вазой с засохшими в ней цветами, а второй небрежно чокнулся об оставленную мне жестянку. С тихим щелчком и шипением откупорив свою, он сделал пару глотков и, смерив нас с Рей, восседающих у забытого предыдущими хозяевами инструмента, оценил услышанное по возвращении ёмким:

— Стоны мертвеца! Твои лапищи хороши разве что в драке, — и вне всяких сомнений довольный собой удалился наверх, позвав остальных за собой.

— Мы хотим послушать, — Роузи осталась стоять на месте, остановив шагнувшего было вслед за По Финна.

— Что? Его страдания? — фыркнул По.

— Ты грубиян! — рявкнула вдруг Рей ему в спину, но он только хохотнул и, сделав новый глоток, вскоре исчез на лестнице, ведущей на второй этаж. — Кайло, сыграй еще! — вновь запросил мой до жути довольный «стонами мертвеца» динозаврик, но я уже потянулся «лапищей» к моему спецзаказу.

— Идите наверх, — скомандовал я, не оборачиваясь, и отхлебнул морозного пива, больше всего на свете мечтая о стаканчике горячего чая, разжиться которым не позволял семейный бюджет. Стырить банку гадкого пива — раз плюнуть, а вот разжиться живительным кипяточком было невыполнимой задачей. Последнее время мы чаще крали провиант, чем покупали что-либо на украденные деньги.

Когда остальные стали послушно подниматься, поняв, что услышать продолжение моей тоски им уже не судьба, Рей, также уловив мой отказ, запросила:

— Научи меня!

Ну вот ещё!

— Зачем? — обронил я, отставив банку обратно на крышку и принявшись апатично снимать тонкую паутину с гербария в треснувшей от горлышка до дна вазе.

— Ты красиво играешь! Я хочу так же!

— Зачем?

Повторный вопрос заставил Рей хорошенько призадуматься над ответом. И правда, зачем восьмилетней бездомной девчонке азы игры на рояле? Где она сможет применить эти знания, откликнись я на её просьбу? С нашим кочевым образом жизни дом этот мы рано или поздно покинем, и далеко не факт, что в новом нам вновь встретится этот инструмент. Даже попадись он ей, что ей делать с ним? Как и я выжимать кривые мимонотные звуки? Зарабатывать этим «талантом» на улице она не сможет, на кой-чёрт тогда он ей? Мой вопрос справедлив.

— Я хочу быть, как ты.

Я тихо посмеялся ответу, от горечи почти не размыкая губ. Тоже мне, нашла пример для подражания!