— Ты сильный, — совершенно неожиданно говорит он. — Но не сильнее папы.
— Это мы еще посмотрим, — фыркает Диксон.
— Мой папа самый сильный, он задерживал преступников.
Дэрил качает головой, но не собирается больше дискутировать. Детей нельзя переубедить, когда они так уверены в своей правоте, да и не нужно. Между ними повисает тишина, но не напряженная, а вполне спокойная и умиротворенная. Карл быстро находит себе дело, он тоже берет уже подготовленную заготовку и начинает кромсать ее перочинным ножом, пытаясь повторить действия Диксона.
— Мама с папой часто ссорятся, — после долгой паузы, вновь говорит мальчик. — Думаю, они разведутся, так говорил Деннис. У него родители тоже часто ругались, а потом его папа уехал в Нью-Йорк и даже на день рождения не приезжал.
— Рик не бросит тебя.
Дэрил был в этом уверен и, похоже, этих слов достаточно, чтобы убедить Карла. Тот послушно кивает, словно слова Диксона были законом.
— Но Софию он бросил, только ты искал ее, все остальные решили, что она мертва. Но теперь я тоже так считаю, — заключает он. — Это плохо, что я думаю, что хорошо, если она умерла?
Дэрил замирает. Карл съеживается, как будто Диксон должен был его ударить. Такой маленький и беззащитный, словно брошенный котенок. И в этот раз мужчина сдается, он аккуратно опускает ладонь, и мальчик тут же льнет к нему. Слабые ручонки сжимают ткань рубашки, а нос утыкается в плечо. Дэрил неловко похлопывает его по спине, но Карл не торопится его отпустить.
— Почему? — тихо спрашивает Дэрил, на самом деле не хотя услышать ответ.
— Лучше умереть, чем быть одному.
Его слова звучат слишком по-взрослому, словно говорил не этот мальчик, а его отец. И ведь так легко было представить, что это именно Рик говорит подобные слова…
Вечером, лежа в своей палатке, Дэрил будет размышлять о том, что сказал ему Карл, вертеть слова, словно это монетки. Мальчик рос и изменялся быстрее, чем все они.
Рик тоже в это время будет не спать, но уже по другим причинам.
День можно было бы назвать обычным. Даже очередная вялая ссора с Лори из-за Карла не вызывает никаких эмоций. Рик просто смотрит, как она уходит, захлопывая за собой дверь, а внутри остается все такое же опустошение. Конечно же, он видит и Дэрила с Карлом, о чем-то болтающих у палатки, и это пробуждает теплое ощущение в груди. Граймс помнил, как охотник приглядывал за его мальчиком, как спасал его и незаметно учил. Если кому Рик и мог доверить своего сына, то только ему.
Обычная рутина затягивает его, словно болото. Здесь помочь вывести навоз, там перетащить бревна и наколоть дрова. Он забывает обо всем, переключаясь в режим автопилота, но что-то продолжает настойчиво жужжать, словно вьющаяся вокруг мошка, словно маленький, но назойливый комарик, который пытается тебя укусить. Однако ничего не происходит, а ощущение с каждым вздохом, с каждым часом только накапливается.
Мужчина полностью разочаровывается в своих предчувствиях, когда наступает ночь, а в комнате выключается свет. Бледная Лори закутывается в зимнее одеяло и куртку, хотя на улице хороший плюс, но Рик не понимает, что происходит, пока, встав ночью, не замечает в мусорном ведре блистер от таблеток.
Боли нет, только грусть и эта выворачивающая наизнанку пустота — пустота, от которой хотелось блевать. А кровь разбавляется крепким самогоном, что выгонял, по-видимому, бывший хозяин. Он не скажет и слова Лори, не заметит следов крови и предобморочное состояние, забудет, потому что где-то в глубине души понимает, что это к лучшему. Но больше он не сможет посмотреть в ее глаза и увидеть ту женщину, которая была всегда рядом с ним. Та Лори сделала правильный выбор, пускай и пожертвовала своей жизнью, а эта Лори уничтожила все, чтобы спасти себя. Это был только ее выбор, и она имела на это право. А он имел право чувствовать.
Рик тяжело поднимается со стула. Пол пытается убежать из-под ног, бугрится, словно спина движущейся гусеницы, загорается огнем. Но Граймс думает только о литровой банке, что оттягивает руку. Он останавливается, прижимается бедром к дивану и делает большой глоток. Теплая жидкость стекает по коже, впитывается в ткань, собираясь вокруг него мерзким запахом, а в голову приходит единственное, пускай и сумасшедшее решение.
Дверь с грохотом ударяется о стену, Рика качает, но он продолжает упрямо идти вперед. Кто-то его окрикивает, и Граймс механически отмахивается от него рукой. Невероятно громко плещется в банке самогон, дыхание пыхтением вырывается изо рта, а вокруг звенящая тишина и пустота.
Лес манит его, зовет, словно возбужденная голая женщина, и Рик топает к нему, не задумываясь о своей безопасности. Оружие так и осталось забытым на тумбочке, кожаный ремень валяется где-то там же. Штаны сползают, но Граймс так и не пытается их подтянуть. Не собранный, полураздетый и пьяный до такой степени, что было удивительно, что он все еще стоит на ногах, он был очередным самоубийцей, который должен был умереть по собственной глупости. Но что-то останавливает его.
В темноте попадается смутно знакомая палатка, тело, управляемое на автопилоте, резко оборачивается. Лес теряет какую-либо привлекательность, зато появляется острое желание поспать. Совершенно не думая, он делает очередной глоток. Банка выпадает из ослабевших пальцев, расплескавшийся самогон впитывается в землю, выжигая траву, но Рик, словно тот же ходячий, не замечает совершенно ничего.
Граймс и сам не знает, как ему удается забраться внутрь палатки, но когда он вытягивается в ней и прижимается к теплому телу, на душе наконец-то появляется умиротворенность. А вот Дэрил не так уж и счастлив, как он.
Диксон резко распахивает глаза и замирает, пока рядом ворочается, словно огромный медведь, Граймс. Нос забивает резкий запах спиртного, и вопросы типа «что он здесь делает?» отпадают сами собой. Но мужчина ведет себя крайне нагло. Рик перекидывает через него ногу, прижимается к спине всем своим телом, нос утыкается в загривок, а руки смыкаются на животе. Граймс что-то довольно бурчит, прижимаясь еще крепче, и, похоже, отрубается. Только сам Диксон будет лежат всю ночь не сомкнув глаза и пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце.
========== Часть 8 ==========
Из сна вытягивает медленно, осторожно, но при этом давая прочувствовать все прелести отходняка. Тело болит, будто по нему пробежалось стадо слонов, во рту явный привкус дерьма, а голова ощущается словно чугунная. Однако сознание не остается заторможенным. Рик сразу же понимает, что он не дома, а в палатке. Через не особо плотную ткань не пробивается ни единого лучика, а это значит, была еще глубокая ночь. Рядом ощущается теплое тело, но это точно не Лори, Рику даже не нужно напрягаться, чтобы сложить два и два. Его рука вздрагивает на теплом животе мужчины, а через собственную вонь пробивается едва ощутимый запах.
Рик аккуратно убирает свою конечность и отодвигается на то расстояние, что позволяет узкое пространство. Однако он все еще непозволительно близок к мужчине, но хотя бы его бедра не упираются в задницу Диксона, а нога прилично возвращается в правильное положение.
Граймс прислушивается. Диксон не спит, его выдает неровное дыхание, с тихим свистом вырывающееся из носа, и напряженные до предела мышцы, словно мужчину что-то раздражает. К сожалению, Рик знает, что, но он ничего не может, да и не хочет сделать. Граймс так и замирает, рассматривая в темноте едва заметные очертания крепкой фигуры, не берясь ничего говорить, впрочем, как и Дэрил. В горле вновь встает тяжелый ком, а глаза начинает щипать. Тяжело, больно, страшно. Одиночество вырывается из черной дыры сожаления, полностью захватывая его, давит на мозги.
Холодно, хочется прижаться к чему-то теплому, утешиться, просто дать себе время принять. Рик протягивает руку, но вовремя останавливает себя, так и не прикоснувшись. Пальцы сжимаются в кулак, но рука так и зависает над боком Диксона, дрожа от напряжения. Ему хотелось… просто тепла. Уткнуться в чужую спину, обхватить руками грудь и дать себе выпустить все то, что разрывает его на части. Успокоения, вот чего он жаждал. Но мог ли его дать Дэрил?