Трудно судить, как это делают многие исследователи, о том, насколько данные черты – т.е. свобода или демократия, а то и капитализм, при которых человек вроде бы свободен, хотя это и не совсем так – позволяют современным обществам быть успешными – оценка здесь тоже под большим вопросом – однако ясно то, что в рамках подобных культур какие-то иные отношения между людьми были бы маловероятны или, по крайней мере, сложно осуществимы. Отчасти, конечно, сами эти свойства сотворили эти нынешние общества, их исповедующие, но верно также и то, что их внедряли порой сознательно или же без умысла, но в таком случае они носят случайный характер и отражают динамику исторического момента, который имеет мало общего с желательностью или необходимостью, но лишь устанавливает рамки для его непосредственных, но также и дальних – вплоть до нынешних – участников.
Но действительно ли рабовладение плохо? Всё зависит от критериев оценки, которые имеются в нашем распоряжении. Никто не станет спорить с тем, что обращаться с человеком как с вещью – это не самый лучший вариант обхождения с ним или с ней. Тем не менее, несколько неправдоподобно то, чтобы члены таких обществ все как один рассматривали бы данное явление как нечто постыдное, отвратительное и неприемлемое. Даже сами живые предметы – сложно сказать наверняка, воспринимались ли они в таком качестве или нет, потому что нередко они принадлежали той же этнической группе, а это должно было повышать их статус – вряд ли были столь однозначны в своих суждениях, не говоря уже обо всех остальных.
В этом случае мы попадаем в своеобразную ловушку Д. Ролза. Её смысл состоит в том, что мы склонны переносить свои нынешние стандарты в прошлое, несмотря даже на то, что предпринимаем все усилия для того, чтобы этого не делать. Как известно, этот философ предложил так называемую вуаль неведения, которая бы скрывала от нас наше будущее положение в обществе – и все наши способности, таланты и другие культурные факты – тем самым помогая нам создать наиболее справедливый его тип. Оставляя в стороне сомнительность категории последнего – а здесь очень много вопросов, но они заслуживают отдельного исследования – в таком мыслительном эксперименте с огромной долей вероятности будет воспроизведена та социальная структура, которая банально знакома тем, кто его проводит, а также – и это критично – априори считается ими чем-то положительным – и не забудем, что данная теория создавалась во времена Холодной войны, что явно наложило на неё своё отпечаток.
Как бы то ни было, но надо понимать, что наше восприятие не является универсальным и единственно верным, сколь бы далеко и долго мы ни шли по пути, как нам кажется, прогресса или просто вперёд – без всяких позитивных коннотаций. Наше собственное общество – каким бы оно ни было, что весьма показательно – не лучше, но и не хуже всех прочих, потому что любое устройство социума отвечает текущим потребностям людей – а также их, естественно, создаёт. В этом смысле нет никакого идеала или наиболее желательной расстановки сил просто потому, что ориентиры всегда условны и временны – но могут также навязываться в чьих-то интересах, впрочем, стопроцентно безосновательными они и в таком случае не будут.
Последовательность соблюдения нами определённых правил в данной иллюстрации более важна, ведь наше поведение закрепляет и обосновывает наличное положение вещей, т.е. является эдаким самосбывающимся пророчеством, вещью-в-себе. Если, скажем, в один день все разом – не суть, по каким причинам – перестанут ценить личное пространство – там, разумеется, где о нём имеется представление и, как следствие, оно охраняется – то данная норма исчезнет и на её месте возникнет новая.
Традиции и обычаи редко меняются быстро – а если подобное происходит, то это больно, по крайней мере негативно, сказывается на членах соответствующей культуры – и потому у людей обычно есть время не только на усвоение каких-то незнакомых им прежде практик и процедур, но и на их интериоризацию, которую мы в любом случае испытываем в детстве. Переход от рабовладения к элиминации прав на человека длился долго – разумеется, не везде – и был относительно плавным, что позволило не делать резких движений.
Это очень похоже на эволюцию любого из наших – или принадлежащих любым иным видам – органов. Если бы мы поставили – метафорически, а не по-настоящему – рядом, скажем, светочувствительные клетки каких-нибудь простейших и наши глаза, мы бы увидели колоссальный разрыв – что многих, увы, подталкивает к идее творения или сверхъестественного разума. Однако между ними было огромное количество промежуточных звеньев, каждое из которых было лишь незначительным улучшением – опять же это оценочное суждение – по сравнению с предыдущим. На каждом этапе была какая-то своя норма, но она постепенно переставала быть таковой по мере движения от одного состояния к другому.
То же самое относится и к обществу. Никто не станет спорить с тем, что и в эпоху рабовладения находились те, кто его осуждал, но социальный консенсус был всё-таки на его стороне, и оно продолжало реализовываться как на практике, так и даже в теории. Транзит от этого положения к тому, что пришло ему на смену, занял время, и люди по большому счёту не заметили никаких трансформаций, потому что всякий раз видели лишь незначительные поправки – если вообще замечали их – которые болезненно – если в принципе хоть как-то – не воспринимались.
Поэтому тут мы имеем два вида последовательности. С одной стороны, это тихий ход истории с постепенными и относительно маленькими коррекциями текущего состояния – революции, естественно, случались, но в корне, т.е. сущностно, они ситуацию, как правило, не преобразовывали. С другой – люди в каждый момент времени придерживались одних и тех же норм, что способствовало сохранению статус кво – но всё-таки плавающего и динамичного, а не статичного и навсегда заданного.
Отдельного упоминания заслуживает нынешнее, как его называют, стремительно меняющееся положение вещей. Действительно, ещё несколько десятилетий назад – а именно при жизни нескольких поколений – не было многих современных технологий, без которых теперешний мир вряд ли представим как таковой. С первого взгляда может показаться, что наша реальность претерпела кардинальные метаморфозы, однако нам стоит быть осторожнее в оценках.
Во-первых, для очень многих – особенно пожилых, но не только – людей все эти нововведения, по сути, почти ничего не значат. Даже если они чем-то новым пользуются и зависят от него, весьма сомнительно, чтобы это как-то отразилось на том, как они воспринимают окружающую их обстановку и как с нею взаимодействуют. Вполне возможно, что они лишь слегка откорректировали свои поведение и взгляды, но, в общем и целом, их бытие осталось тем же, что и до пришествия всех этих инноваций.
Во-вторых, культурный мир состоит не только и не столько из новомодных гаджетов или программ, сколько из по большей части принципов функционирования социальной ткани, которая определяет сущностное наполнение наших судеб и которая в основе своей изменилась слабо. Отдельные платформы, т.е. способы реализации нашей общественной жизни иногда трансформируются, но содержание, как правило, остаётся прежним, и нужны титанические усилия для того, чтобы основательно перетряхнуть его.
Наконец, в-третьих, всё снова упирается в проблему оценки. Насколько что-то новое и вправду им является – довольно сложный вопрос. Так, скажем, листья на деревьях весной вроде бы возникают впервые, но очевидно, что в предшествовавшие годы вырастали чуть ли не идентичные нынешним – паттерны их формирования ничуть не изменились – и потому несколько странно рассматривать их в качестве чего-то по-настоящему свежего. Вместе с тем глупо отрицать, что именно таких раньше не было, а потому напрашивается вывод о том, что мы наблюдаем что-то до сих пор нам незнакомое.
Удовлетворительным образом решить данный вопрос, как уже отмечалось, не получится. Можно, конечно, согласиться на некий процентный уровень преобразований – т.е. по достижении какого-то порога мы начинаем говорить уже о новом, впрочем, и в таком случае неясно, как мы станем отделять его от старого, потому что опять нужны критерии – но, во-первых, он неизбежно останется произвольным, а, во-вторых, сам его выбор отсылает к рассматриваемой проблеме, что только ухудшает наше положение. Как бы то ни было, но нужно понимать, что слишком быстрые – оценочные суждения неустранимы, но здесь, а именно в отношении современности, мы хотя бы вправе указать на разрыв между поколениями, в других случаях, к сожалению, этого нам не дано, однако не стоит также забывать о том, что эти группы людей тоже берутся по большей части с потолка – трансформации вряд ли осуществимы просто в силу того, что они плохо усваиваются, и это приводит нас к жизнеспособности тех или иных принципов.
