Какие бы критерии соответствия – неясно, какого именно, но по всей видимости заметного человеку, а это не совсем то, что было бы резонно получить от истины – ни предлагались – неважно кем, людьми или иными разумными существами – они с необходимостью будут содержать в себе те специфические способы восприятия, постижения и понимания мира, которые свойственны данному виду или организму и которые обусловлены их физиологией.
Это важно осознавать, учитывая претензии науки – и не только её – на последнее слово. Сколько бы мы или кто-то ещё ни бились над тем, чтобы изъять из наших рассуждений субъективный элемент, он имманентен и перцептивной, и когнитивной сферам нашего бытия. Культура – абсолютно любая – усугубляет эту проблему, однако сама по себе последняя куда глубже, чем простое отличие географических, исторических и случайных обстоятельств, в которых обнаруживает себя некое общество, но является фундаментальным фактом того, что мы люди, а не кто-то ещё – впрочем, это касается вообще всякой жизни.
Всё это означает, что все наши усилия по поиску истины тщетны, а то и вовсе беспочвенны и наивны. Наше понимание реальности отражает всего лишь наше анатомическое строение и к нему же сводится. Разумеется, мы пребываем в некотором диапазоне возможного – от примитивного до научного осмысления мира – но он не настолько широк, как это принято думать. Пусть, скажем, обывателю и непонятны математические выкладки профессора, занимающегося вопросами физики элементарных частиц, но те более чем комфортно укладываются в то, на что способен человек. Ничего запредельного и сверхъестественного учёные не делают хотя бы потому, что принадлежат тому же виду, что и все прочие.
Конечно, это не отменяет того, что люди бывают разными, в том числе и по своему интеллектуальному потенциалу. Отдельные структуры головного мозга у некоторых людей могут количественно – и, наверное, качественно, хотя это и несколько пустая категория – превосходить такие же участки у остальных, но базовая анатомия у всех одинаковая. Если мы и вправду хотим получить некий сверхчеловеческий разум, то устроен он должен быть на принципиально иных по сравнению с нашими собственными основаниях, но в таком случае это был бы уже другой вид.
Нелишне также напомнить о том, что базовые принципы функционирования особенно близкородственных животных крайне консервативны, а, помимо прочего, не обязательно менять все гены – и прочие участки ДНК, даже ничего не шифрующие, процент кодирующих мал, и порой куда важнее считывающие механизмы – в организме, чтобы сделать его внешне – и отчасти внутренне – полностью новым. Наконец, всё живое на той или иной планете опирается в своём функционировании на одни и те же принципы, вне зависимости от того, насколько оно сложное.
С точки зрения какого-нибудь космического исследователя, который смотрит не на облик организма, но на его геном, все представители местных флоры и фауны чуть ли не идентичны. Это и не удивительно, учитывая то, что все мы здесь имеем общего предка, живём все на Земле, связаны между собой одной историей эволюции. Мы просто акцентируем внимание на деревьях, но не видим леса, каковым мы все, вообще говоря, и являемся.
Можно долго ещё говорить на эту тему, но ясно уже то, что мы сильно льстим себе – и это слабо сказано – по поводу наших когнитивных способностей. Как и всюду они по определению местечковы, а потому отражают локальную – пусть и планетарную, но в масштабах Вселенной это несущественно – специфику. Очевидно, что нам не остаётся ничего другого, кроме как положиться на свой интеллектуальный багаж, каким бы он ни был, но какое отношение это имеет к проблеме посредственности?
Как уже должно было стать понятно, тут речь идёт о критериях и принципах, по которым мы были бы в состоянии судить в оценочных категориях. Если чему-то придаётся – естественно, нами – некое качество, то очевидно, что у нас есть шкала возможных значений, в рамках которой мы вправе приписывать тому или иному состоянию рассматриваемого объекта или феномена некое на ней положение – не обязательно точку, диапазон тоже приемлем, но он более проблематичен, впрочем, не во всех ситуациях – а также ясно то, что мы обладаем более или менее внятными и хотя бы относительно прозрачными способами различения одних кондиций от других – нередко смежных. Если всего этого у нас нет, то мы беспомощны как в сравнении, так и тем более в наделении некоего статуса.
С одной стороны, вышеописанные требования огромны и неимоверны в том смысле, что их достижение – особенно полное – в принципе не осуществимо. Откуда мы возьмём стандарты, если они сами зависят от тех критериев, которыми мы станем руководствоваться при их выборе, что в свою очередь подразумевается бесконечно расширяющийся порочный круг всё новых оснований. Вселенная бесконечна, и было бы несколько странно постулировать некий её центр – или любую иную произвольную исходную точку – просто потому, что нам так хочется.
С другой стороны, это не настолько важно, как может показаться. Конечно, найти истину нам – или кому-то ещё – не получится, но делать этого и не надо. Так происходит не потому, что она нам не нужна – напротив, добраться до неё было бы крайне желательно – но вследствие того, что мы вряд ли сумеем осознать её в полных объёме и глубине, из-за чего она будет для нас не операциональна, если не дисфункциональна вовсе. Выражаясь иначе, мы не сумеем с ней нормально работать. Но что тогда нам остаётся? Не так уж и мало.
Начать следует с того, что локальный консенсус всё-таки реализуем, и он довольно неплох – это опять, как, впрочем, и всегда, отсылает нас к той же самой проблеме, но полностью избежать оценочных суждений мы не в состоянии. Мы способны договориться друг с другом по поводу стандартов, а затем ими руководствоваться. Весьма сомнительно, чтобы мы выбрали в корне ложные принципы, ведь в таком случае скоро – это фигура речи, отдельный человек, как и целые поколения не обязательно дождутся исправления ошибки или упущения – обнаружится, что они дают сбои, что потребует нового соглашения и так до тех пор, пока не будет достигнут местный оптимум – сколько времени это займёт сказать сложно, но то, что это процесс не быстрый, очевидно, что и демонстрирует нам история, хотя с современностью всё не так просто. Будет ли он хорош? Всё, естественно, зависит от строгости нашей последовательности и жизнеспособности тех или иных критериев. Несмотря на то, что по видимости это два разных условиях, на самом деле они представляют собой грани одного целого. Рассмотрим пару примеров, но сначала одно предупреждение.
Не стоит думать о том, что мы постоянно движемся в сторону какого-то прогресса или предустановленного пункта назначения, вообще нельзя оценивать историю в таком ключе. Как и в случае с эволюцией речь всегда идёт не об универсальном развитии – ни один вид, включая и наш, не является её квинтэссенцией или вершиной – но именно о локальном состоянии эквилибриума, который стабилен только в наличных условиях и способен быть тотально дисфункциональным в других. Жизнь – это искусство возможного, так что лучшее обычно временно. Имея это в виду, продолжим.
Рабовладельческие общества были достаточно устойчивы для того, чтобы просуществовать тысячелетия – столетия наверняка. Отдельные правители могли сменяться – свергаться или бескровно – но сам строй доказал свою живучесть. В принципе в отдельных местах и в некоторых обстоятельствах они встречаются и сейчас, но, скорее, как аберрация, нежели как правило. Тем не менее, последние доказывают, что их ресурс пока ещё, увы, не исчерпан, а, значит, его продолжат эксплуатировать.
Напротив, в развитых, как их называют, странах владение одним человеком другим на законных основаниях – исключения всё же есть, скажем, дети или недееспособные лица, судьбами которых распоряжаются родители и опекуны соответственно, но они лишь подтверждают правило, что касается нелегального обладания, то оно наказуемо – запрещено, и все люди считаются равными – с теми же поправками и некоторыми дополнительными.
