Он развернулся на месте и пошел в глубину помещения. Адам послушно тронулся следом. У двери с красным крестом Би-2 остановился, рукой коснулся ручки, щелкнул замок, дверь распахнулась.

– Ложись сюда, – приказал он. – Это называется, если не знаешь, операционный стол. Пожалуйста, изволь лечь на живот, но сначала башмаки – долой. Таково требование гигиены. Не бойся, очень больно не будет. Почему-то люди первым делом боятся боли и страшно нервничают. Это неправильно.

Робот проворно натянул белоснежный шуршащий халат с красным крестом на спине и тонкие прозрачные перчатки. Завершив эти действия, застыл в позе ожидания.

Адам сбросил башмаки, взобрался на стол, растянулся во весь рост. Стол был короткий – ступни неловко свесились. Он слышал, как Би-2 возится в стеклянном шкафу с лекарствами. Звякнула склянка, обильная влага пролилась на спину, причиняя саднящую боль, потекла по бокам, пропитывая рубашку. Незнакомый острый запах лекарства ударил в нос. Тело обмякло, сделалось ватным. Адам понял, что засыпает и что сопротивление чужой воле бесполезно…

Би-2 включил канал связи.

– Все сделано, как вы велели, господин губернатор. Человек по имени Адам не сопротивлялся и после процедуры уснул. Сейчас обработаю рану и перенесу его в камеру. Проспит тридцать шесть часов. Сообщаю дополнительно: у него с собой была дубинка.

– Ты всегда отличался сообразительностью, Би-2, – сказал Верт, – и заслужил поощрение.

– Пожалуйста, поощрите Би-2. Напоминаю вам: очень хочу быть при кухне.

– Я помню, Би-2. Но почему при кухне? – удивился Верт.

– Люблю смотреть, как люди кушают – забавно. В них столько всего влезает…

– Да ты, оказывается, шутник, Би-2. Ладно, договорились, малыш. А маячок прицепить не забыл?

– Никак нет. Прицепил да так, что пациент ни за что не догадается.

– Конец связи, – сказал губернатор.

По его голосу Би-2 понял, что хозяин доволен, и повышение, о котором он мечтает, вскоре произойдет.

– Он у меня в руках, – докладывал Верт. – Слегка поврежден – самую малость. Но обездвижен и уже пролечен.

– Не перестарайся, Верт. Еще не время.

– Понял.

– Что ты собираешься делать дальше? – помолчав, осторожно спросил Координатор.

Верт тянул с ответом.

– Ты там что, язык проглотил?

– Не нужно волноваться, господин, – сказал Верт. – Я же объясняю: он у меня в руках.

– Но дальше, дальше… Что ты собираешься делать дальше? – уже кричал Координатор.

«Задело за живое, – подумал Верт. – Нервничает хозяин. Что-то здесь не так. Подергайся, мне это очень пригодится».

– Что захочу, то и сделаю, – спокойно сказал он. – Вы же знаете, если что-то попало мне в руки, ни за что не выпущу.

– И все же объясни, недотепа, что ты намерен делать?

«Сам ты недотепа, к тому же потерявший голову, – подумал Верт. – Стыдно так распускать нервы, господин Координатор».

– Я сделаю то, о чем вы просили, – твердо произнес Верт. – Или я вас неверно понял?

– Ну что ты, что ты. Ты все понял верно. – Координатор помолчал, соображая. Наконец, решившись, выкрикнул: – Знаешь что? Я подумал и решил: сделай это…

И сразу же связь оборвалась.

«Нужно ложиться, – размышлял Верт. – Сна ни в одном глазу. Теперь не заснуть. Разве что разбудить младшенькую? Она забавная со сна, горячая, мягкая… За ужином смотрела внимательно. Нет, только не это. Завтра будет день, новые заботы. Би-2 сказал, что гость проспит тридцать шесть часов. Для приведения приговора в исполнение вполне достаточно. А мальчишка хорош – на зависть. Просто удивительный мальчишка. И как только вырастили такого на Острове. Но… уж чересчур простодушный. Он виноват, в этом нет сомнений. Но кто виноват в смерти Тели и трех недоумков из ведомства Кента? Ведь кто-то же виноват, раз этих несчастных завтра не досчитаются на перекличке. Начнется расследование – Кент без расследования не Кент. Ничего не поделаешь, придется найти виновного. Адам подходит? В самый раз! На этом, пожалуй, остановимся. Интересно, что запоет Кент. И можно ли доверять этому приблудному? Никому нельзя доверять. Опять сам должен. Какой тут сон…»

Верт спешно оделся, вышел на улицу. Машина Тели, на которой он вернулся из порта, стояла у дома.

Двери открыл Би-2.

– Как пациент?

– Спит. Я перенес его в комнату для почетных гостей.

– Молодец. Ты говорил, что при нем была дубинка. Где она?

– Принести?

– И поспеши, – приказал Верт. – Только тщательно вымой. Я подожду в машине.

Несколько минут спустя расторопный Би-2 протянул Верту стандартную дубинку в пластиковом мешке.

Машина, попирая безлюдный проспект и надрывно рыча, неслась в порт.

«Ни одно дело не сделаешь с первого раза и до конца, – думал Верт. Ему полегчало. – Теперь нужно подчистить. Обязательно самому…»

Он остановил машину, не доезжая до площади. Трупы Коки и Тели были на месте. Он подошел к ним, дубинкой провел по мертвым головам несчастных – кровь еще не успела высохнуть. На укромной скамейке сидели, по-прежнему привалившись один к другому, три еще не остывших трупа. Верт вымазал дубинку кровью этих троих и вернулся к машине.

Оставалось самое простое – нанести на рукоятку отпечатки ладони Адама и можно передавать вещественные доказательства в лабораторию при ведомстве Кента. Дождаться официального отчета и прямиком в суд. Теперь мальчишке несдобровать. Эта дубинка – приговор. «Вот как нужно вершить дела, господин Великий Координатор, а вы говорите, стар стал, не справляюсь…»

В течение двух недель, прошедших с вопиюще несправедливого наказания профессора Харта, Координатор ощущал себя неуверенно. Давили, лишали покоя смутные предчувствия, обострившиеся во время последней аудиенции. Он понимал, что определенно назревают, если уже не назрели, его личные проблемы, что его положение утратило прежнюю прочность. Владетель даже говорить с ним стал без должного внимания – необязательно, вскользь.

В результате долгих размышлений он вынужден был признаться самому себе, что остался один на один с опасностью, что предстоит борьба, что, как никогда остро, он нуждается в сторонниках – одному не устоять. Это означало, что нужны преданные люди, разделяющие его взгляды, и что искать этих людей следует в первую очередь среди молодежи.

Потому, переговорив с Клуппом, он решил обрести опору в лице этого незаурядного парня и первым делом назначить его на вакантную должность директора осиротевшего института психотроники взамен канувшего в небытие профессора Харта.

Эта должность была настолько высокой в технологической иерархии Острова, что назначение на нее Клуппа, предпринятое Координатором единолично, как говорится, на холодную голову, представляло собой откровенный вызов, не имевший прецедентов при последнем правлении. Правом на такое назначение обладал единственный человек – Владетель.

Координатор понимал, что самоуправство ему не сойдет с рук, что рано или поздно отвечать придется. Однако после расправы с Хартом что-то существенное надломилось в нем, пробудив острое, до того неведомое чувство протеста. Отныне, признавал он обреченно, во всех его мыслях и поступках обязательно, хочет он того или нет, будет присутствовать новая неожиданная составляющая – протест.

Несмотря на занятость, он всегда с самым пристальным вниманием относился к институту психотроники, понимая важность и перспективность работ, которые здесь выполнялись. Без предупреждения, как бы между делом, наведывался в лаборатории, подолгу беседовал с глазу на глаз с Хартом, нередко привлекая к этим беседам Клуппа, самого толкового из подручных директора. Внимательно, до поры не раскрываясь, наблюдал, как Харт все более определенно и настойчиво ставит Клуппа рядом с собой, опирается на него в важнейших своих начинаниях, открыто провозглашает молодого ученого самым подходящим преемником.

Координатор оценивал Клуппа интуитивно, не понимая сущности его достижений. Ему было ясно, что ученик Харта умен, осторожен, умеренно честолюбив. Подтверждением этих похвальных качеств явилось высказанное Клуппом сомнение в способности возглавить после учителя старейшее учреждение государства. Видно было, что невероятное возвышение по службе его не столько обрадовало, сколько насторожило.