Конечно же, это число многими считается несчастливым.
Но считаться и стать им – разные вещи. Для меня оно все равно что растяжка от мины, чека на гранате, обрыв.
А теперь, быть может, и что-то еще.
Ребенком я выиграла в самой ужасной из всевозможных лотерей жизни. Шансы на выигрыш в ней были так же ничтожны, как сейчас; победа так же маловероятна.
Я стою, уставившись на выбранные мной числа, выведенные внизу экрана в одну линию. Они похожи на математический пример, который мне никак не решить.
– Тринадцать? – не мигая глядит на меня Тедди.
– Тринадцать, – оцепенело повторяю я. В горле так пересохло, что трудно говорить. Я несколько секунд молча смотрю на него, затем насколько возможно спокойным голосом спрашиваю: – Ты ведь сможешь найти билет?
Тедди огибает диван и идет ко мне, но не обычным своим гордым шагом с самодовольным видом, а как-то робко и несмело. И я только сейчас замечаю на его футболке принт: изображение трилистника с надписью «Счастливчик», напечатанной под ним блеклыми белыми буквами.
– Ты хочешь сказать…
– Нет, – поспешно отвечаю я.
Тедди шумно выдыхает, почти с облегчением на лице:
– Нет?
– То есть… да.
– Черт, Эл! Так «да» или «нет»?
Я тяжело сглатываю.
– Мне нужно убедиться. Не хочу… Не хочу зазря обнадеживать тебя. Но…
– Но?..
– Мне кажется…
– Ну?
– Похоже, мы… – Сердце бьется как сумасшедшее. – Похоже, ты выиграл.
Тедди с секунду ошалело таращится на меня, осмысливая услышанное, затем его глаза округляются.
– Да! – громко кричит он, победно выбросив вверх кулак и крутанувшись на месте юлой. – Ты это серьезно? – Он снова бьет воздух кулаком. – Мы выиграли?
– Мне кажется…
Тедди не дает мне закончить – обхватывает меня руками, отрывает от земли и кружит. Мы оба смеемся. Обняв его за шею, я прижимаюсь лицом к «счастливой» зеленой футболке, пахнущей пóтом и стиральным порошком, и не обращаю внимание на головокружение.
Когда Тедди опускает меня, его глаза сияют так же, как вчерашней ночью.
– Мы правда выиграли? – тихо спрашивает он.
– С днем рождения, – улыбаюсь я.
И прежде чем я успеваю осознать происходящее, прежде чем успеваю подготовиться и запомнить выражение лица Тедди и форму его губ – то, о чем бы мне хотелось вспоминать позже, проигрывая случившееся в голове, – он наклоняется и целует меня. И все ошеломительное, свершившееся до этого: лицо Тедди рядом с моим; выигрышные числа на экране телевизора; пошатнувшийся мир при произнесенном ведущей слове «тринадцать»; размытые краски комнаты при кружении в руках Тедди, – все это ничто в сравнении с нашим поцелуем.
Мое сердце заходится, ухает вниз и взлетает вверх – так действует на него Тедди. Я и не знала, что оно может вознестись в такую высь. Даже представить этого не могла, множество раз воображая наш поцелуй.
Тедди чуть не искрит от возбуждения – он точно воздушный шарик, готовый лопнуть, или газировка, готовая пролиться пеной, – я ощущаю это в его поцелуе, в том, как он впивается в мои губы и крепко прижимает меня к себе.
Затем столь же внезапно, как поцеловал, он меня отпускает.
Все еще ошеломленная, я делаю шаг назад. Меня пошатывает.
– Это безумие, – выдыхает Тедди и принимается скакать по квартире. Вприпрыжку несется на кухню, затем галопом возвращается к телевизору и нервно запускает пальцы в волосы. Те встают торчком, будто их кто-то наэлектризовал.
До меня не сразу доходит, что он имеет в виду не поцелуй, а лотерею.
Я молча наблюдаю за мечущимся по квартире Тедди.
В мыслях только одно: «Он только что меня поцеловал». В них нет места даже для чего-то столь значимого, как выигрыш миллионов долларов.
Тедди Макэвой только что меня поцеловал.
Возможно, ночное происшествие не было ошибкой. Не было случайностью.
Возможно, оно было началом.
По телу бежит восторженная дрожь.
– Что в таком случае нужно делать? – спрашивает Тедди и, когда я в ответ лишь недоуменно моргаю, нетерпеливо восклицает: – Эл! Сосредоточься! Что нам нужно сделать? Позвонить адвокату? Спрятать билет? Я вроде слышал, его следует держать в сейфе. Где нам его взять? Вместо сейфа использовать банку для печенья? Может, погуглим, как быть?
– Думаю, для начала, – реагирую я, наконец взяв себя в руки, – нужно этот самый билет найти.
– Точно. – Тедди резко останавливается. – Точно!
И продолжает стоять, будто ожидая дальнейших инструкций.
– Проверь, нет ли его в твоих карманах, – советую я. Сердце никак не унимается и гулко бьется в груди.
Тедди исчезает в своей комнате и появляется через несколько секунд. В его глазах плещется отчаяние.
– Там его нет, – говорит он с посеревшим лицом, обхватывает голову руками и сдавленно стонет: – Я не знаю где… Понятия не имею, куда его дел. Я – идиот. Идиотище.
– Успокойся. Билет должен быть где-то здесь. Не испарился же он.
Мы лихорадочно обыскиваем всю квартиру – комнату за комнатой, наводя беспорядок там, где только что убрались, – будто оголтелые игроки в «Охоту на мусор». Роемся в ящиках и заглядываем под кровать, распахиваем дверцы шкафов и перетряхиваем всю одежду. Перебираем в ванной комнате мусорную корзину и обшариваем все кухонные полки. Мы даже перелопачиваем мусорные пакеты у двери, хотя я сама их собрала и уверена – билета в них нет. Просто что еще нам остается делать?
Перемещаясь по квартире, мы с Тедди то и дело задеваем друг друга, и в моем мозгу снова и снова проносится мысль: «Тедди Макэвой меня поцеловал». Мне безумно хочется притянуть его к себе, встать на цыпочки и накрыть его губы своими.
Однако, когда Тедди начинает искать билет под холодильником, я бросаюсь к нему и, отпихнув его в сторону, предлагаю сделать это самой.
– У меня руки тоньше, – объясняю я, прижимаясь пылающим от смущения лицом к холодной плитке пола и шаря ладонью под холодильником. Билета там нет, и я встаю с пустыми руками.
Тедди хмурится:
– Пойду в душе посмотрю.
– В душе? – Я иду за ним в ванную. – Ты вчера его не принимал.
– Знаю. Но мы уже все обыскали. – Он отдергивает занавеску и забирается в ванну. Нагибается, чтобы вытащить из сливного отверстия пробку.
Видя в глазах Тедди панику, я кладу ладонь на его плечо:
– Тедди. Сомневаюсь…
– Речь о миллионах, Эл. – Он выпрямляется с перекошенным от волнения лицом. – Что, если я его выбросил?
В голове словно что-то щелкает, и я тихо стучусь лбом о косяк.
– Ты чего? – Тедди переступает бортик ванны.
– Я знаю, где билет, – простанываю я. – Мы только там его не искали.
– Где?
– Надевай куртку.
– Что?
– Куртку, говорю, надевай, – повторяю я, направившись к входной двери. – Нам придется изрядно покопаться.
8
Мы стоим на улице, уставившись на синий мусорный бак. Тонкий слой снега покрывает сложенные в нем горкой полиэтиленовые пакеты, точно сахарная пудра – бесформенный десерт. Сам бак грязный, скользкий и мокрый, в каких-то коричневых пятнах и лужицах. Мы таращимся на него, еще не готовые нырнуть в его нутро. Сверху раздается резкий и громкий звук, затем что-то с грохотом летит вниз по мусоропроводу. Мгновением позже на пакеты с глухим шлепком сваливается коробка пиццы.
Тедди подходит ближе.
– Не в тот бак, кретин! – кричит он, сложив ладони рупором возле рта. Потом переводит взгляд на меня и пожимает плечами: – Такой мусор подлежит вторичной переработке.
Рассмеявшись, я киваю на бак:
– Готов?
– А почему я?
– Потому что это твой билет.
– Но ты же его купила. И это ты его выбросила.
– Я вынесла мусор, – возражаю я, подмечая, как быстро и безотчетно мы вернулись к нашим обычным взаимоотношениям. – А билет выбросил ты. И, найдя его, богатым станешь тоже ты.
Тедди демонстративно вздыхает, и из его рта в морозный воздух вылетает облачко пара. Этим утром небо ясное – ночью снегопад прекратился, но аллею за зданием еще не очистили от снега, и сугробы здесь доходят до самых колен.