Набравшись храбрости, я кошусь на него. Как же мне хочется знать, о чем он думает! Но тут Лео кладет ладонь на дверную ручку, и при мысли о том, что я останусь с Тедди наедине, меня охватывает паника. Может, лучше и не знать, о чем он думает.

– Ты точно не хочешь задержаться ненадолго? – спрашиваю я брата натянутым голосом. – Дороги заснежены, а ты еще и без очков.

– Справлюсь. – Лео разворачивается, натыкается на вешалку, хватается за нее, чтобы не упасть, и щурится, изображая растерянность: – Тедди?

– Очень смешно, – ворчу я.

Брат отвечает легким поклоном, машет нам на прощание рукой, открывает дверь и выходит в коридор.

Мы с Тедди остаемся одни.

Мы убираемся в кухне, бросая стаканчики в мусорный мешок. О вчерашнем никто из нас не заикается, однако в воздухе между нами ощущается напряжение.

Наклоняюсь за упавшим на пол бумажным полотенцем, но Тедди опережает меня: подхватывает его и кидает в мешок.

– Держи, – заботливо улыбается он.

– Спасибо, – бормочу я и перевожу взгляд в другой угол кухни, но Тедди все время маячит рядом, следует за мной по пятам и помогает даже с какой-то ерундой. В общем, слишком старается.

И этим только усугубляет ситуацию.

В то время как ничего особенного не случилось, что-то все-таки изменилось.

Обычно мы ведем себя друг с другом совершенно иначе. Тедди сам на себя не похож. Не похож на парня, который по-дружески поддразнивал меня из-за моих добрых поступков, бросался в меня снежками и никогда не утруждал себя помощью в уборке. Обнимаясь со мной, он всегда отрывал меня от земли, так что мои ноги болтались в воздухе. И иногда рисовал мне маленьких аллигаторов в честь моего детского прозвища: «Эл-лигатор».

Тедди никогда не деликатничал со мной. А я никогда не церемонилась с ним.

До этой минуты.

И меня это вымораживает.

– Да что с тобой такое! – не выдерживаю я, устав тесниться с Тедди в маленькой кухонке. Мы с ним никак не можем разминуться, шагая одновременно в ту или иную сторону, словно тени друг друга.

Он выглядит удивленным.

– Я просто хочу помочь…

– Тогда иди убирайся в гостиной, а тут я справлюсь сама.

– Хорошо, – пожимает плечами Тедди.

Но мне тесно с ним и во всей квартире. Из неотгороженной кухни я вижу, как он плюхается на диван с пультом в руке.

– Это ты мне так помогаешь? – спрашиваю я, и Тедди посылает мне ухмылку:

– Я совмещаю приятное с полезным. С теликом я уберусь быстрее и лучше.

– Ну да, как же, – закатываю я глаза.

Тедди щелкает по кнопками пульта, перескакивая с канала на канал, а я навожу порядок в кухне, споласкиваю стаканы и вытираю стойку. Время от времени прерываюсь и устремляю взгляд на затылок Тедди, молча призывая: повернись, скажи что-нибудь, посмотри мне в глаза. Но он, естественно, не слышит меня. Воздух практически гудит от переполняющей комнату неловкости. На глаза наворачиваются слезы, и я почти жалею о чуть было не случившемся вчера.

Почти.

Тедди в комнате смотрит местные новости. Показывают машины, которые вынесло с дорог на обочины, и сугробы высотой с репортеров.

– Ты глянь на это, – показывает он на экран. – Сугробы в полтора фута. Идем после уборки на санках кататься?

– Мне надо домой.

– Но это же мой день рождения, – обижается Тедди.

– Уже нет.

– Ну тогда мой деньрожденный уик-энд!

Я качаю головой:

– У меня есть домашка.

– Мы учимся в выпускном классе.

– И заявления для университета нужно заполнить.

– Да тебя стопроцентно примут.

– Не примут, если я не подам документы.

– И правда, – смеется Тедди.

На экране телевизора появляется ведущая новостей. Она говорит, что после рекламы будут объявлены результаты проведенной вчера вечером лотереи. Я возвращаюсь к уборке, а Тедди наблюдает за мной, склонив голову набок.

– Не хочешь посмотреть? Мы можем разбогатеть.

– Ты можешь разбогатеть.

– Да, но если билет выигрышный…

– То?..

– Надеюсь, я его найду.

– Ты его уже потерял? Быстровато даже для тебя.

– Ну, он точно где-то здесь, – машет рукой Тедди, и я обвожу взглядом квартиру: убранные и вытертые столы и стойку, чистые полы, выставленные в ряд у двери мусорные пакеты.

– Да ладно, – пожимаю я плечами. С билетом или нет, шансы выиграть ничтожны. – Ты в курсе, какова, по статистике, вероятность выигрыша в лотерею?

Тедди мотает головой.

– И я без понятия. Но как-то читала, что гораздо больше шансов получить удар молнией, быть атакованным акулой и даже, не поверишь, стать президентом.

– Такое бывает, да, – смеется Тедди.

– Даже на то, чтобы умереть, придавленным упавшим торговым автоматом, и то больше шансов.

– А вот это уже более вероятно.

На экран возвращается ведущая программы новостей, темноволосая молодая женщина с короткой стрижкой.

– Организаторы лотереи подтвердили информацию о трех выигрышных билетах в лотерее «Пауэрбол» с джекпотом в четыреста двадцать четыре миллиона долларов, – начинает она. Это глупо, но я иду в гостиную, чтобы лучше слышать. – Вы можете быть победителем, если купили свой билет во Флориде, Орегоне или здесь, в Чикаго. – Показывают маленький лоток с красным навесом. – Местный счастливчик еще не известен, но выигрышный билет был продан в Линкольн-Парке в магазине «У Смита».

У меня отваливается челюсть.

– Они про магазин, который рядом с твоим домом? – спрашивает Тедди, обернувшись, и вытаращивается, увидев выражение моего лица. – Погодь, ты там купила билет? Ничего себе! Может, мы реально уже миллионеры.

Демонстрируется короткая видеозапись с мужчиной, помогавшим мне вчера вечером заполнить лотерейный билет, а потом снова появляется ведущая:

– Владелец выигрышного билета, проданного в Орегоне, решил сохранить анонимность, а держатель третьего билета из Флориды должен вот-вот подъехать. Вчера разыгрывался седьмой по счету самый большой джекпот в истории «Пауэрбола» с баснословной суммой в четыреста двадцать четыре миллиона долларов. Победители разделят выигрыш на троих. Каждый получит сто сорок один миллион триста тысяч долларов без учета налогов. Всей суммой разом или ежегодными выплатами.

Тедди стоит, весь обращенный во внимание.

– Мы ведь не выиграем?

– Не-а, – мотаю я головой.

– Я правда не знаю, куда подевал билет. – У него вырывается нервный смешок.

На экране двое ведущих – новостей и прогноза погоды – подшучивают друг над другом, сетуя на то, что не купили лотерейный билет.

– Ты помнишь цифры? – спрашивает меня Тедди.

Я молчу, приклеившись взглядом к экрану телевизора. Было бы проще сказать, что я выбрала случайные, ничего не значащие числа. Все равно Тедди узнает их только при выигрыше. Если выиграет. А шансы на это практически равны нулю.

Но с меня хватит притворства.

– Да, – кивнув, тихо отвечаю я.

Ведущая новостей снова поворачивается лицом к камере.

– Итак, выигрышные числа… – произносит она. – Двадцать четыре…

– Мой игровой номер, – удивленно поднимает брови Тедди.

– Восемь…

– Твой день рождения.

– Тридцать один…

– И мой. – Тедди слегка бледнеет.

– Девять…

Я отвечаю прежде, чем он спрашивает:

– Столько лет мы дружим.

– Одиннадцать…

Тедди задумчиво хмурится.

– Номер твоей квартиры, – шепчу я. В груди бешено колотится сердце.

– И числом «Пауэрбола», – весело заявляет ведущая, – выпало обычно несчастливое число тринадцать.

Тут Тедди не нужны объяснения. Мы оба знаем, что значит для меня это число. Я опускаю голову, не в силах взглянуть на него.

Тринадцать месяцев разделяют смерть моих родителей.

Тринадцатого июля умерла моя мама после короткой и неравной битвы с раком груди.

Тринадцатого августа погиб мой папа год спустя.

Тринадцать.

Тринадцать.

Тринадцать.