— А ведь в тот день ни я, ни ты не обратили на неё внимания, — произносит Самшин, продолжая свою мысль вслух. — То, что случилось, не было её судьбой. Хи Мён должна была жить дальше, выйти замуж, родить сына и обрести покой. Но она никак не могла забыть случившееся и не желала отпускать прошлое.

— Я слышал. Она каждый день молилась, чтобы я ниспослал ей наказание взамен всех остальных, — бог хмурится, точно эта просьба до сих пор его удивляет. — Честно говоря, я понятия не имел, что с ней такой делать.

— Я тоже, — признаётся женщина. — Поэтому я оставила её в покое. Решила, что в следующей жизни смогу вернуть её на тот путь, который избрала для неё. Но, умерев, эта девчонка отказалась пить чай забвения. И все её мольбы, вся вина — всё началось сначала, — несмотря на то, что Самшин говорит это, явно не одобряя, в голосе её слышится не порицание, а нежность.

Многие столетия эта девушка не даёт ей покоя. Самшин любит всех благословлённых ею детей, но некоторых, как, например, Ын Так — любит особенно сильно. К Хи Мён же она питает материнскую ласку, но тогда, девятьсот лет назад, её судьба казалась ей похожей на миллионы других.

Сегодня же она смотрит ей вслед, как на ребёнка, сбившегося с правильного пути, и не знает, что должна сделать, чтобы вернуть его назад. Отчего это дитя противится, почему не примет жизнь, которую она ей подарила?

— Я дала ей безбедную хорошую жизнь, — говорит Самшин, скорее для себя, чем для своего собеседника. — И у неё действительно есть всё, — прекрасные родители, уютный дом, люди, которые искренне её любят, — но ничего этого она не замечает. Всё продолжает оглядываться назад и ждать того, кто больше не является частью её судьбы.

— Ты этого не планировала, но они всё-таки встретились. Спустя девятьсот лет, — качает головой «Док Хва», но на губах его — намёк на улыбку. — Не думал, что и у тебя бывают промахи.

— Да всё из-за тебя, — Самшин задевают слова в её адрес. — Зачем надо было наказывать Ким Шина таким образом? Выдумал же — сделать его токкэби!

— Из-за меня? — удивляется бог. — Ты вроде как была не против.

— Прошло девятьсот лет. Тебе не кажется, что уже достаточно?

— Сказала та, кто столько же времени не может совладать с одной упрямой девочкой, — улыбается он, но в этом нет обвинения или насмешки, напротив — не улыбка, а сплошное понимание. — Я тоже думаю, что достаточно, поэтому невеста демона и появилась, не так ли? Но вмешалась ты со своими правилами. Разве не по твоей воле только любовь способна пробудить меч?

— Да, любовь к невесте демона! Ким Шин должен был полюбить Ын Так.

Самшин не понимает, в какой момент всё пошло не по плану. Она была так счастлива, благословляя Чжи Ын Так, так рада, что токкэби спас её умирающую мать. Это многое для неё значило, потому что когда-то Ким Шин был одним из её любимчиков, и то, что с ним случилось, глубоко расстраивало её. Возможность освободить его — радость для неё.

Кто же знал, что судьбы, которые она вершила, шли вразрез с желаниями двух невероятно упрямых людей?

— Но он любит другую женщину, — доходит бог до самого главного. — И перед нами встаёт вопрос: если бы Хи Мён не вернулась, сумела бы Ын Так когда-нибудь достать меч?

Самшин вздыхает.

— Это не важно. Ничего не изменилось. Хоть меч и дрогнул из-за Хи Мён, вытащить его по-прежнему может только Ын Так.

Бог смотрит на неё с иронией. Да, это нелегко — признать, что где-то они ошиблись, что им сопротивляются не по незнанию, а намеренно.

— И что теперь? Как ты собираешься решить это? — любопытствует «Док Хва». — Ким Шин обратится в прах, а Хи Мён продолжит жить? Эта концовка нам и так хорошо известна.

Женщина не отвечает: она уже и сама думала об этом. О том, что никто не вспомнит одинокого токкэби: ни его названная невеста, ни так и не узнавшая его сестра, ни даже этот мальчик — его «племянник». Никто, кроме Хи Мён.

— Даже как-то обидно. Девятьсот лет прошло, а ничего не изменилось, — продолжает бог и только подливает масла в огонь.

И впрямь печальный конец — смерть и забвение. И мятежная душа, отказавшаяся от покоя ради любимого.

— У меня есть для них одна судьба, — говорит Самшин, а бог, заинтересованный, глядит на неё, но она только поджимает губы, сомневающаяся и обеспокоенная. — Но они должны сами её выбрать. Иначе всё повторится.

***

— Онни, мне нужно как можно скорее суметь коснуться меча, — Ын Так удерживает Ю Ди за руку, едва они переступают порог дома. — Тогда вы с аджосси сможете жить долго и счастливо.

Хон начинает понимать, почему никто не сказал Чжи правду: как это сделать, когда девочка глядит на тебя таким светлым, добрым взглядом? Из-за него сразу становится стыдно за мир, за то, что он не может быть тем чудесным местом, где она заслуживает находиться.

И почему судьба невесты демона принадлежит именно ей? Кто вообще додумался очернить этого ребёнка призванием обратить кого-то в прах?

Ю Ди гладит школьницу по волосам, и та жмурится, довольная и радостная. Хон не хочется рушить её счастье — то, в котором у Ын Так есть старшая сестрёнка и дом, где её любят, ценят и берегут.

— Ступай делать домашнее задание, — наказывает Ю Ди школьнице. — Тебе нужно хорошо учиться, чтобы поступить в колледж.

— Ты ведь будешь навещать меня в общежитии?

— Конечно, — улыбается Ю Ди и не лжёт. Что бы ни случилось дальше, она планирует остаться её старшей сестрой.

Ын Так вновь широко улыбается. Глядя на неё, взбегающую на второй этаж, Хон испытывает боль, понимая, как та будет страдать, узнав правду.

Такой её и застаёт Ким Шин. Он прислоняется к дверному косяку и наблюдает за лицом, которое и знает, и нет. Эти черты порой сбивают его с толку, но детали остаются неизменны — привычка морщить в задумчивости лоб, сжимать губы, когда что-то идёт не так.

— Когда мы ей скажем? — спрашивает Ю Ди, заметив его. Она не в первый раз задаёт этот вопрос, и опять мужчина избегает ответа.

— Пойдём пройдёмся.

Ким Шин набрасывает на себя верхнюю одежду, пока Ю Ди потуже затягивает свой шарф, — на улице ясно, но ветрено — и они выходят наружу. Девушка не знает, куда идти, просто идёт, а мужчина её не направляет, и вскоре над ними смыкаются кроны деревьев.

Ю Ди оглядывается, и это напоминает ей о давнем дне, когда они точно так же шли рядом, и цвела сакура, и цветочный дождь скрывал их следы от всего мира, и остались только они — принцесса и генерал.

И пусть сегодня Ким Шин снова подле неё, она знает, что это не одно и то же. Тогда их судьбы были соединены, теперь — шагают врозь, иногда сталкиваясь, но не соприкасаясь. Они больше не принадлежат друг другу.

— Вы… — начинает Ю Ди, но замолкает, когда что-то прилипает к её шарфу. Она смахивает это нечто, испугавшись увидеть насекомое, но пурпурный лепесток на ладони её удивляет. — Это что — сакура? Опять? Да откуда, тут же её даже нет? Вы видели, откуда он упал?

Ю Ди задирает голову вверх, словно одно из деревьев и впрямь может быть усыпано этими цветами. Но кругом — зелень, зелень, зелень, и вскоре в глазах начинает рябить.

Ким Шин удерживает Хон за руку, когда ноги девушки заплетается, и оба смотрят на лепесток, зажатый между её пальцами.

Сердце Ю Ди стучит очень громко — так громко, что она удивляется, как это тот не слышит. И спустя девятьсот лет близость этого мужчины волнует, и кровь, застывшая и густая, ускоряет ход, опаляя щёки.

Пока они просто рядом, — разговаривают или даже молчат — девушка гонит предательские мысли из головы; она для него — та, кто помнит и может разделить с ним прошлое перед концом, и только. Возлюбленная, предательница, принцесса — ничего этого более нет. Она сама — всего лишь живая память.

Но в такой вот момент всё в голове перемешивается. Ю Ди ощущает себя слабой и беззащитной, и кажется — Хи Мён вовсе не мертва, это Ю Ди не существует. И мысли отдаются болью в висках и рвутся на язык, но она никак не может их озвучить: «Кто я для вас? Вы всё ещё… любите меня?».