Возможно ли это? Она прежняя, и он для неё — единственный, как и всегда. А Ким Шин жил без неё девятьсот лет, думая, что Хи Мён оставила его. Мог ли он вернуться к тому, что было? Хотя бы на тот короткий срок, что он отвёл себе, мог ли притвориться, что всё меж ними ещё живо?

— Да что же это такое? — удивляется Ю Ди, когда очередной лепесток прилипает к щеке мужчины. Свободной рукой она снимает его, легко касаясь кожи, и её прикосновение даже нежнее шёлковой поверхности цветка.

В обеих её руках по лепестку, а взгляд любопытный, беспомощный, совсем детский. И этот миг напоминает Ким Шину о прошлом — о том, как коралловые лепестки падали, а она стояла среди них, любящая и любимая. Ещё тогда он знал, что навсегда запомнит то мгновение, но не думал, что им удастся его повторить.

— Ты помнишь?

Расфокусированный взгляд девушки встречается с его взглядом. Ю Ди не отвечает, но Ким Шин понимает, что это глупый вопрос. Она помнит. Действия, чувства, каждый вдох — всё, что тогда было.

В её глазах ответы на все его вопросы. Ничего не кончилось для неё, прошлое по-прежнему живо. Как и для него.

— Ты тогда сказала, что, если бы могла, попросила бы сакуру цвести всегда, когда я счастлив и доволен.

Сначала она не понимает. Смотрит на него, переводит взгляд на лепестки в своих руках, и догадка освещает её лицо:

— Это вы? Вы это делаете?

Это выражение лица — восхищённое, неуловимо прекрасное в своей простоте — хорошо ему знакомо. И сердце пропускает удар — болезненный из-за застрявшего в нём меча.

— Вот почему сакура расцвела так рано! — смеётся Ю Ди, и её редкий для этой жизни смех принадлежит Хи Мён. — Но… вы счастливы?

Ему скоро умирать. Он столетиями просил об этом небеса, и, верно, кто-то, наконец, сжалился над ним и ниспослал ему невесту. А ещё — вернулась Хи Мён, вернулась тёплая, как майское солнце, как виноватый ангел, готовый проводить его в последний путь.

Он может остаться, отказаться умирать, провести с Ю Ди всю её смертную жизнь и уйти после, если Ын Так будет жива, если окажет ему эту великую услугу. Но эта жизнь для него будет как краткий миг, а для Хи Мён станет продолжением её наказания.

Если его освобождение — в покое, может, её — в забвении? Если он уйдёт, и она забудет его, то сможет прожить жизнь иначе, ни о чём не жалея.

Ему достаточно и того, что она пришла к нему — сама, по своей воле, что подняла на него взгляд, родной и такой же любящий, что решила остаться. И даже, если вместе им осталось быть недолго, одно мгновение искупало всё.

Мгновение, в котором он знал, что она любит его, как и прежде, нет, любит сильнее — без страха, не скрываясь. И Ким Шин тоже её любит — Хи Мён и Ю Ди, её одну, как ни назови.

«Я счастлив, — думает мужчина. — Я, правда, счастлив, Хи Мён»

Но вместо ответа притягивает её к себе. Глаза Ю Ди, и без того большие, распахиваются ещё больше, когда она чувствует прикосновение губ к своему лбу — долгий, ласковый поцелуй. И как-то сразу исчезают мысли; в руках мужчины спокойно и уютно, и ни о чём не хочется думать.

Есть вещи, которые не нуждаются в словах, которые слова только портят, и это одна из них. Ю Ди подсознательно чувствует, что всё, что она искала, сошлось в этом моменте. И что удивительно, она снова слышит Ким Шина и понимает, что прощена, что всё ещё им любима.

И его маячащая на горизонте смерть уже не внушает ей мысль о том, что он покинет её. Ким Шин останется навсегда — в её памяти и в её сердце.

Ю Ди поднимает голову. Да, слова многое могут испортить, а действия говорят о многом, как и бездействие. И она решает «сказать»: приподнимается на носках и прижимается своими губами к его губам.

А лепестки всё продолжают падать. И Пак Чжун Вон ухмыляется.

***

Звонок раздаётся ночью.

Хон шарит рукой и чуть не роняет телефон на пол, но всё же удерживает его кончиками пальцем и прижимает к уху.

— Алло?

— Ю Ди, это ты?

Сон мигом слетает с девушки. Она жмурится в темноте и спрашивает:

— Мэзэко?

— Хорошо, что ты ответила, — Ю Ди кажется, что она слышит всхлип, и ей становится не по себе. — Ты… ты ещё в Корее?

— Мэз, ты что, плачешь? Что случилось?

В ответ — только тяжёлое дыхание и шмыганье носом. Хон усаживается на кровати, свесив ноги, и кожа тут же покрывается мурашками от холода и плохого предчувствия.

— Мэз?

— То чудовище, что в меня вселилось, — доносится из динамиков спустя несколько минут. — Я слышала, о чём он думает.

— Что? Ты о Пак Чжун Воне?

— Он соврал тебе. Всё совсем не так, как он сказал.

Снова молчание. У Ю Ди начинают дрожать руки, и её пробивает холодный пот. К тому моменту, как Мэзэко находит в себе силы договорить, футболка уже прилипает к спине Хон, как после пробуждения от кошмаров прошлого.

— Он не хочет спасать Ким Шина. Он хочет его убить. Ты нужна, чтобы убить его.

========== IX ==========

Всё идёт по плану.

В мире забвения, в котором живут Ю Ди и Ким Шин, есть третий, и он тоже помнит. Но если для них прошлое полно чувств, для него оно — всего лишь картинка, которую можно воссоздать.

И он воссоздаёт.

Это не сложно, воскресить в памяти бывшего генерала то, что он пытается забыть. Пак Чжун Вон не раз видел этих двоих вместе — тень рядом с принцессой, всегда рядом, неизменно за её спиной.

И он знает, как падают лепестки сакуры на плечи Хи Мён и до чего эта девчонка неловкая, и как часто её ловят грубые от стали мужские руки.

Призрак творит прошлое заново, и двое узнают друг друга, и сердца их, разъединённые временем, вновь начинают биться в едином ритме.

Хи Мён, может, и сменила имя, но осталась той же влюблённой дурой, и управлять ею не составляет труда — эта наивная глупая девчонка сама всё и разрушит.

Пак Чжун Вон всё продумал. «Амнезия» Ван Ё ему на руку: ничто не отвлекает демона от его первой любви, он идёт навстречу своей смерти, и с каждым воспоминанием, с каждым ударом сердца он ближе к концу. Но этого призраку мало; уничтожить того, кто встал между ним и императором, а после убил его, — недостаточно. Чжун Вон заберёт у Ким Шина всё.

Любовь к Хи Мён — ключ не только к смерти токкэби, это рана, которая никогда не заживёт. И он собирается вскрывать её раз за разом, пока Ким Шин не сломается.

Он отомстит им обоим за то, что они сделали с ним: своему убийце и женщине, посмевшей ему отказать. Эти двое испытают такую боль, что прежние муки покажутся им ерундой.

Он заберёт у них всё.

***

Жнец просыпается от жжения в груди: что-то внутри нарывает и рвётся наружу. И чей-то голос — незнакомый, но приносящий боль — всё просит: «Не оставляйте меня, Ваше Величество. Пожалуйста, не оставляйте меня».

И лицо, которое он уже видел в чужих воспоминаниях, всплывает перед ним вновь. До чего оно печально, как умоляюще сияют глаза! Но ничего в нём не отзывается на это, — он словно и не замечает — и губы его произносят:

— Уходи, Хи Мён. Оставь меня, — руки у него дрожат, но он опрокидывает столик перед собой вместе со стоящими на нём тарелками. — Я сказал: убирайся!

«Что же я делаю? — думает жнец. — И почему она так несчастна?»

— Брат, — Хи Мён на коленях и склоняет голову, касаясь лбом пола, словно молится Будде. — Прошу вас, не оставляйте меня. Если и вы уйдёте, как я буду жить?

И она смотрит прямо на жнеца. А он не знает, что делать, как утешить её и объяснить, что он — не её брат? Но, как и минуту назад, произносит другое:

— Исчезни и больше никогда не попадайся мне на глаза. Каждый раз при виде тебя я вспоминаю то, что хочу забыть, — мужчина не глядит на девушку. Оба они похожи на призраков: бледные, с печатью смерти на лицах. — Лучше бы ты тоже умерла в тот день.

Девушка смотрит на него, но ни словом, ни жестом не выдаёт своих чувств.

— Но я жива, и вы тоже. Ваше Величество, умоляю… перестаньте говорить о смерти. Вы должны себя контролировать.

Нужно обнять её. Стереть слёзы с исхудавшего лица, сжать утешающую ласковую ладонь.