— Я знаю, что Ын Так — ваша невеста, — продолжает девушка. — И она нужна вам, чтобы умереть, — каждое сказанное слово даётся с трудом, — и… это одна из причин, почему я вернулась.
Ещё шаг. Ким Шин не идёт ей навстречу, но и не отступает, и это даже больше, чем она смела мечтать.
— Когда я узнала об этом, думала, что вы не знаете о том, что она может сделать, или ищете способ предотвратить это. Теперь я понимаю, что это то, чего вы хотите, — не останавливаться. Не давать тишине снова взять верх. — Вы хотели этого и тогда, верно? Вы и не думали спасаться, — Ю Ди молчит всего секунду. — Но я хотела спасти вас.
Вопросы, которые не прозвучали, фразы, которые не были сказаны, — Ким Шин останавливает их, не давая сорваться с губ, не уверенный, что хочет и готов слушать. Однако прошлое, переполненное молчанием, говорит само.
— Вы не желали признавать себя изменником и готовы были умереть, а я не хотела видеть вас мёртвым. Всё началось с этого, не так ли?
Шаг — на этот раз его делает не она, а Ким Шин. И у него беззащитный, ранящий её взгляд, из-за которого она ненавидит себя. Мужчина, не боящийся смерти, глядящий той прямо в глаза, кажется таким безоружным перед ней.
— Мне казалось, я поступаю правильно, ведь я пыталась спасти вас. Но даже если бы вы поняли, чего я хочу, и отступили, император бы не позволил вам уйти, верно? — Хи Мён, верившая обещаниям брата, давно умерла, а Ю Ди не верила ничему, даже себе. И сейчас она ясно видела, как обстояло дело на самом деле: смерть Ким Шина была предрешена. Её обманули. — Я должна была что-нибудь сделать: посмотреть на вас, подойти, закричать, хоть что-то. Но я лишь ранила вас, и мы оба потеряли покой.
В горле встаёт ком, и Ю Ди опускает голову, пытаясь совладать с собой. Она не имеет права плакать и извиняться, нет у неё права отдаваться боли и жалеть себя, когда ему пришлось столько пережить.
Кем она была для него все эти столетия? О чём он думал, вспоминая о ней, и вспоминал ли? Как, должно быть, трудно ему было, совсем одному?
— Если бы я знала… Мне следовало знать. И, думаю, часть меня понимала, что происходит. Но я не хотела признавать, что таков ваш выбор. Я была готова отдать вас другой стране и другой женщине, но не смерти. Я просто…
И она всё-таки плачет. Чувствует, как по щекам катятся слёзы и замолкает, чтобы он не услышал предательской дрожи в её голосе.
Неудивительно, что он молчит. Конечно, что тут сказать. Как она может оправдываться перед ним? Наверное, он её презирает, не то что ненавидит.
Ким Шин делает ещё шаг, и между ними почти не оказывается пустого пространства. Мужчина не верит, что всё это правда; не верит, потому что он мечтал о том, чтобы это было так, все эти века. И сейчас, когда Ю Ди говорила то, что он хотел услышать, всё казалось сном. Не может всё быть так хорошо. Просто не может.
Но когда она плачет, он видит её прежнюю — Хи Мён, которая была светом. Она — солнце, встающее над полем битвы, звезда, направляющая его домой. Ведь она была его теплом с момента их первой встречи, как же она могла так поступить с ним?
Мужчина обхватывает её лицо ладонями, и большими пальцами стирает с щёк слёзы. Ю Ди поднимает на него взгляд, и то, что он видит, заставляет Ким Шина подумать, что, если бы она всё-таки посмотрела на него девятьсот лет назад, как бы он жил теперь?
Если бы воспоминание об этом взгляде — загнанном, молящем, виноватом и раненном — преследовало его столетиями, он бы сошёл с ума.
— Неужели вы снова хотите умереть? — из её груди вырывается всхлип, и слова, которые Ю Ди старалась сдержать, похожи на стон. — И я ничего не могу сделать?
Она сотрясается от рыданий, и мужчина прижимает её к себе. И впервые Ким Шин понимает, что не только Хи Мён виновата перед ним, он виноват перед ней не меньше. Он оставил её одну; его выбор казался правильным, но тогда он не думал, каково ей будет видеть его смерть.
Мужчина сжимает её крепче в своих руках. Что бы чувствовал он, если бы император сказал, что убьёт Хи Мён?
Ю Ди что-то говорит. Мужчина потрясён своим открытием настолько, что не сразу понимает, что именно:
— Даже если и так, в этот раз я хочу остаться. Если это путь, по которому вы решили идти, я приму это и буду рядом. Вам больше не придётся быть одному, — от рыданий у неё клацают зубы, но каждое слово Ю Ди умудряется произносить отчётливо. — Пожалуйста, позвольте мне остаться с вами.
Всё, чего он хотел девятьсот лет назад, — чтобы она была с ним до конца. И вот Хи Мён здесь, и она сама просит об этом. Почему же это причиняет ему такую боль?
Этот дрожащий стан, эти слёзы, этот срывающийся голос — что он с ней сделал?
Почему хотел заставить её пережить всё это? Что он за человек такой, что просит её смотреть, как он умирает?
Что они сделали друг с другом — демон и девушка, которая не может забыть?
Время для Ким Шина не существует. А сейчас он мечтает, чтобы и он для него не существовал, чтобы они замерли в этом моменте — единые, как и прежде. И чтобы он не был токкэби, а она не была той, кто не сможет остаться с ним навечно. Время всегда было их врагом.
Циничное и цикличное, оно стояло между ними, как разверстая, без дна пропасть. И всё повторялось вновь.
— Прости, что это происходит снова, — говорит Ким Шин. — Прости, Хи Мён.
========== VIII ==========
Счастье не может длиться вечно.
Ю Ди повторяет это раз за разом и, улыбаясь самой себе в зеркале, наказывает помнить о том, чем беспечность закончилась для неё в прошлый раз. Но куда там — она раз за разом спешит к своему мужчине, и счастье теплом разливается в груди.
А переживать ей есть о чём: как рассказать правду о жнеце, да и надо ли? Сколько времени отвёл себе Ким Шин, и когда кто-нибудь из них возьмёт на себя смелость открыть глаза Ын Так на происходящее?
Но она снова обрела то, что не надеялась обрести. Её брат рядом, пусть и не узнаёт её, а возлюбленный не прогоняет, напротив — проводит с ней долгие часы. Им нравится говорить о прошлом: вспоминая о нём вместе, они не чувствуют боли.
Ю Ди даже не возражает, когда он зовёт её «Хи Мён». Ненавистное годами имя вдруг становится приятно её слуху.
Девушка накидывает пальто, выходит из съёмной квартиры и сбегает по лестнице — за тем лишь, чтобы через минуту вернуться, вспомнив, что не закрыла дверь. И на улице она оказывается уже запыхавшаяся, но всё же до безобразия счастливая.
Она спешит к грузовичку, надеясь успеть с доставкой продуктов до обеда, затем забрать из кафе Ын Так и поехать домой. Ю Ди поскальзывается, на секунду запутавшись в собственных ногах, и сталкивается с кем-то.
— Простите! Вы в порядке? — извиняется Хон и видит знакомое лицо: — О! Ромашка!
— Здравствуй, Ю Ди.
Если девушку и сбивает с толку официальный тон Док Хвы, то она не подаёт виду. У неё хорошее настроение, и широкая улыбка преображает её обычно серьёзное, замкнутое лицо.
— Ты чего это тут забыл? — спрашивает Ю Ди, но её отвлекает звук пришедшего сообщения. Она хмуро взирает на требование об очередной поставке и пожимает плечами — ничего, это задержит её совсем ненадолго. — Прости, давай потом поговорим, у меня дела. Ещё увидимся, Ромашка!
Хон взбирается в свой грузовик и заводит мотор. Юноша видит, что, перед тем как уехать, она смотрит на него в окно и машет.
Он встаёт на обочину дороги и смотрит, как машина скрывается вдали, вздымая за собой столбы пыли, и отводит руки за спину. У него задумчивый, проникновенный и взрослый — если не сказать, старый — взгляд, не свойственный Док Хва.
— Что ты здесь делаешь?
Юноша оборачивается на голос, не удивлённый тому, что Самшин тоже здесь оказалась. Они всегда ходят рядом — бог и судьба.
— Пришёл посмотреть на эту девочку, — отвечает он. — Противящаяся тебе на протяжении девятисот лет — я солгу, если скажу, что она не привлекла моё внимание.
Женщина смахивает крупицы пыли с ворота своего плаща и встаёт возле «Док Хва». Она не думала, что дойдёт до этого, — что он придёт взглянуть на это дитя. Ведь всё началось с упрямства, глупого каприза человеческой дочери, и куда это их привело?
