— Стайлз, вставай, — одиннадцатый номер — или Скотт МакКолл, как уже догадалась Бэй — склоняется над другом. — Давай, Стайлз.

— Ни за что, — произносит Стилински уже не в первый раз.

— Стили..!

Бейли не знает, что именно видит тренер, когда их взгляды встречаются, но мужчина замолкает на полуслове, словно задохнувшись. А потом делает ей знак убираться с поля, но она упрямо мотает головой. Отсюда не видно, но, кажется, он там ругается у трибун.

Девушка опускается на колени возле распластавшегося парня, выглядящего так, как будто его разом вырубило, настолько неподвижным он был. Она приподнимает ладошки веером и прикрывает ими солнце над его глазами.

— Ты жив? — спрашивает и улыбается.

Стайлз реагирует резко. Он так быстро поворачивает голову, что позвонки хрустят, и Бейли, порядком напугавшись, отнимает руки.

— Ты жив? — повторяет вопрос уже без улыбки и холодными пальцами касается его шеи, будто это может чем-то помочь. Где-то на периферии сознания она отмечает, что и указательный, и средний легли точно на две родинки, и почему-то именно это её удивляет во всей сложившейся ситуации.

— Ты кто?

И в этот момент Бейли обдаёт холодом, который тут же сменяется удушающим жаром. Она отдёргивает руку, прижимая её к себе второй, словно не доверяя, и покрывается красными пятнами.

— Да я… я… — теряется. — А я воды принесла.

И с облегчением вздыхает, вспомнив, что в рюкзаке, и правда, ещё осталось немного минералки.

— Кажется, тебе не помешает, — она расстёгивает молнию и достаёт бутылку, которую практически вырывают из её рук. Бейли, как заворожённая, смотрит на движение кадыка вверх-вниз, на тонкую полосу воды, стекающую с уголка губ.

Набрав полную грудь воздуха, парень отнимает бутылку ото рта и снова валится на траву.

— Я не знаю, кто ты, но ты только что спасла мне жизнь, — выдыхает.

Пора уже перестать краснеть, но организм так просто не убедишь, и пятна на лице Бейли трансформируются в тон кожи, делая её похожей на помидор:

— Может, ты ещё и голодный? У меня конфеты есть…

Стилински поднимается и оказывается с ней чуть ли не нос к носу.

— Что ещё есть в твоём рюкзаке? Новые ноги? Новый тренер?

— Только… конфетки, — и горстка появляется на её ладони.

— Откуда ты только взялась? — парень подносит один кругляшок ко рту и пробует. А затем улыбается и, наконец, перестаёт пугать и смущать Бейли так сильно. Ей нравится, что смеются не только губы, но и глаза, такие внимательные и смешливо-добрые. — А…

— Стайлз, да успокойся уже, — Скотт хлопает друга по спине и тоже улыбается.

— Спасибо, я думал, сейчас подойдёт тренер и нам крышка.

— Так и есть, МакКолл, — три лица смотрят вверх и видят Бобби Финстока. — Выпишу вам штрафные и…

— Да ладно тебе, — вмешивается Бейли, и друзья смотрят на неё с каким-то неверием и удивлением. Она понимает, что это из-за фамильярного обращения, но оправдываться поздно. — Тут все до смерти устали, посмотри на этих ходячих мертвецов, — указывает на остальную команду.

— Бейли, — угрожающе.

— Возьми конфетку, — поднимает вверх. — Шоколадная. С орешком.

— Откуда у тебя только эти конфеты, — ворчит Бобби, но уже не так сердито.

— У каждого своё предназначение, — глубокомысленно изрекает девушка, в тайне благодарная тому, что дядя «разрядил» обстановку и прогнал румянец с её лица. — Кто-то, вон, в мяч играет, кто-то, как ты, — льстит она, — свои знания передаёт, учит молодёжь. А я ношу конфетки.

— Я ничего не понял, — пожимает плечами Бобби и берёт конфету. — И разбираться в этом не собираюсь. И… — отвлекается на какого-то игрока с номером двадцать один, и лицо его становится почти таким же, как у племянницы несколько минут назад. — Гринберг! А ну иди сюда! Гринберг!

Мужчина удаляется размашистым шагом, и только девушка смотрит ему вслед. Потому что Скотт и Стайлз всё ещё глядят на неё с открытыми ртами.

Она закидывает в рот вишнёвую конфету:

— Мой дядя, — поясняет.

— А-а-а-а-а, — в унисон тянут парни, и Бэй слышит облегчение в их голосах.

— А вы что подумали?

— Надо же, тренер — дядя, — не отвечает Стайлз, и его глаза загораются. — Так ты Бейли?

— Ага. А вы — Стайлз и Скотт. Я была с Лидией, когда вы здоровались.

— И давно ты здесь?

— Считай, только приехала. Я… — Бейли помолчала, не зная, как лучше сказать. — Я живу сейчас с дядей, потому что… ну, по семейным обстоятельствам.

— Твои родители..? — Скотт внезапно посерьёзнел, но девушка замахала на него руками.

— Нет, они в порядке, просто разводятся, а я не могу сейчас видеть, как всё рушится. Не могу, — последнее слово она говорит скорее для себя, но сама себе не верит.

Стайлз касается её плеча и, если и чувствует, как она напрягается, списывает это на неприятную для неё тему разговора. Его улыбка почему-то и радует Бэй, и заставляет грустить. Быть может, часть её уже в этот момент понимает, что решение, которое она приняла, было неверным, что оно приведёт её в ад, из которого, возможно, девушка не сумеет выйти.

И слова Стилински тоже звучат как приговор.

Бейли смиренно улыбается, принимая их.

— Ну, добро пожаловать в Бейкон-Хиллс.

***

Мокрыми всполохами опадают листья, кричит ворон, отряхивая перья, и мигают лужи редкому солнцу: природа хмурится, порицая чужаков, но не отказывает им в тенистом убежище возле дуба.

Мужчина ест сэндвич, не обращая внимания на редкий дождь. Ноа застывает в позе нетерпеливого напряжения.

Школа глядит на них тёмными глазницами окон. Всё кругом молчит, ожидает. Так затихает мир перед бурей, и Марл уверена, что и этот раз — не исключение.

— И что теперь? — спрашивает она. Её голос натянут, как струна; слова липнут к языку. Ноа облизывает сухие губы.

— Взглянем на этого МакКолла и его стаю.

— Ты хоть знаешь, как он выглядит? — с ироничным ожиданием интересуется Наоми, которой до смерти надоело ждать. Ещё и погода действует на нервы, а волосы вновь завились из-за влажности и липнут к лицу.

— Ладно, мозгом не пользуешься, но нос-то тебе зачем? — риторически тянет Джеймс. — Думаю, ты способна учуять оборотня.

— Но если есть и другие?

— В этой дыре? — Джей обводит взглядом всё кругом с брезгливостью аристократа, словно и не он жил в заброшенном отеле Детройта. — Здесь способны жить разве что Хейлы, но они, насколько я помню, давно уже не школьники.

Марл чувствует, как мужчина раздражён. С момента смерти Девкалиона она почти всегда видит его таким. Вечно недовольным, возвращающимся откуда-то поздно ночью, доведённым до белого каления. Что с ним творится, ей не понять. Но Джеймс всегда был странным и безумным, он пугал её, и всё-таки привязанность к нему сильнее всего на свете: разума, любви и сострадания.

От этих мыслей её отвлекает шум. Он ей знаком и не вызывает ничего, кроме желания убраться подальше. Такой гул ни с чем не спутать — это ученики выходят из школы и отправляются по домам. В своё время школа не дала ей ничего, кроме ростка мракобесия.

— Ты его видишь? То есть чуешь? Где он? — блондинка привстаёт на носочках и всматривается в каждого проходящего, но не может найти того, кого ищет.

Джеймс вздыхает. Любой другой понял бы, что ему в тягость, сразу, как только услышал этот вздох; любой, но только не Ноа.

— Раз твои волчьи способности такие слабые, можешь подойти и рассмотреть его на расстоянии вытянутой руки, — с сарказмом тянет мужчина и облизывает пальцы, испачканные в соусе.

Наоми не слышит или не хочет слышать насмешки в его голосе и потому действительно поступает так. И, возможно, это впервые, когда ей удаётся удивить Джеймса.

Какое-то чувство заполоняет нутро, желание показать власть, быть нужной, быть важной выступает вперёд. Такое с ней происходит часто: Наоми порывиста, для неё всегда есть только «сейчас».

Она пробирается сквозь толпу, с небрежностью расталкивая всех, кто попадается под руку, идёт, как таран. В ушах звенит не смех, а, скорее, его тень, которую осадком оставил позади неё Джейми.