Какая-то мысль — ясная, молниеносная — проносится в глазах вожака прежде, чем Ноа осознаёт происходящее. Она отпускает его плечи и отскакивает, как ужаленная, рот её кривится в немом крике. Наоми трясёт, и кровь, попавшая на одежду, жжёт сквозь ткань.

Тело падает не сразу, словно не может смириться с тем, что что-то столь маленькое, как пуля, смогло его одолеть. Оно такое большое и крепкое, а она — крохотная, но стремительная и неумолимая.

Джеймс мыском обуви пару раз толкает руку рухнувшего вожака, затем усаживается на корточки и с любопытством смотрит.

— Он… он мёртв, — Ноа еле ворочает языком, и волна ужаса окатывает её, когда мужчина поворачивается к ней.

— Бывает, — просто отвечает он, постукивая дулом пистолета по лбу Девкалиона. — Хотя, если подумать, он же волк, да ещё и альфа. Может, этого мало? Ты не против? — и ещё до того, как до Ноа доходит вопрос, несколько выстрелов сотрясают комнату. — Другое дело.

— Ты что наделал? — вниз, на размозжённое лицо, девушка не смотрит.

— Да знаю я, — с недовольством соглашается Джей. — Надо было убить его как оборотень. Но так быстрее. И нотацию прочитать не успел. Я много фильмов смотрю и знаю, что, если не убить сразу, можно крупно облажаться. Разговоры и выяснения спасают жизни.

— Ты зачем это сделал? — обрывает его Наоми, и голос её дрожит. Совсем не этого она ожидала, не этого хотела.

— Мне было скучно, — пожимает плечами мужчина и встаёт. — Да ладно тебе, Ноа, он же такой зануда. Если тебе так интересно, чем бы закончился ваш разговор, отвечу: либо, как наш альфа, он приказал бы не лезть к МакКоллу, либо убил нас. Лично я склоняюсь ко второму варианту. Потому, следуя математике, я посчитал, что он пожил достаточно, да и нас двое, и решил, что лучше умрёт он, чем мы. Конец.

— Но он даже не ответил…

— Пошевели мозгами. Если бы он хотел отомстить МакКоллу, мы бы не отсиживали задницы в этом месте, а готовили план. Девкалион выгадывал момент, чтобы избавиться от нас и начать новую жизнь, но я оказался внимательнее.

Наконец, способность двигаться возвращается, и девушка приближается к Джеймсу. С опаской, но готовая верить вновь.

— И что мы будем делать теперь? Без альфы?

— Я альфа. А ты ею станешь. Вот уж из-за чего не стоит беспокоиться, — уверяет Джеймс, ненароком направив пистолет в её сторону. Когда она вздрагивает, он почти с удивлением взирает на оружие в своих руках. — Как думаешь, может, и МакКолла пристрелим? — и, встретив испуганный неодобрительный взгляд, сам же и отвечает. — Ты права, слишком скучно, никакой интриги. Мы же не гангстеры, в конце концов.

— А что делать с ним?

Они оба смотрят на тело. Джейми вытирает рукоятку пистолета о футболку и бросает его на пол.

— Здесь повсюду наши следы, — указывает Наоми на очевидный факт.

— Никто нас не найдёт, Ноа. Да и его тоже; по крайней мере, не в ближайшее время, люди редко здесь появляются.

— Но нельзя оставлять его вот так. Это же Девкалион, — сейчас, когда в руках Джеймса нет пистолета, и он кажется больше рассеянным, нежели угрожающим, Ноа позволяет дрожи утихнуть. Всё это кажется ей сном, мутным ночным кошмаром.

— Конечно, можно, — не соглашается мужчина. — Если бы МакКолл был достойным альфой, он бы и сам его убил, чтобы показать, что бывает с теми, кто идёт против его силы. Но мальчишка отпустил Девкалиона, и тот вернулся, выставив свою немощь на показ. Слабак заслуживает такой смерти, — выражение лица Ноа делает его тон снисходительным.

— Впрочем, можешь немного поплакать в машине.

— В машине?

— Здесь мы не останемся. Подождём немного, а затем отправимся прямиком в Бейкон-Хиллс.

Её ладонь, липкая от холодного пота, находит его и дёргает.

— Подождём? Чего?

Джеймс улыбается, действительно улыбается, и в это мгновение кажется вполне нормальным.

— Мы почти готовы встретиться с МакКоллом. Осталась одна деталь, — его взгляд опускается на одно из пулевых ранений на теле бывшего вожака, и ухмылка становится шире. — Одна очень маленькая деталь.

========== Глава 2 ==========

Наши дни

Сначала она видит незнакомый потолок. На потолке её родной комнаты — трещина, закрашенная белой краской, а этот — цельный, неровный и абсолютно не тот.

Бейли взирает на него сквозь толстые линзы очков, и пылинки, потревоженные движением тела на постели, оседают на них, едва закончив незатейливый воздушный танец.

Девушке впервые доводится проснуться за пределами своей спаленки, где всегда день и на стенах мигают серебристые звёздочки. Но ни тоски, ни страха она не испытывает; ею владеет детское любопытство. Не терпится занять руки, не терпится жить, вкушая всё, что дают. Запахи, звуки, даже небо — всё кажется иным, неизведанным и прекрасным.

Узкие ступни сжимаются, касаясь половиц, и Бейли плотнее закутывается в одеяло, прежде чем открыть окно. Её встречает колючее пасмурное утро, которому она в свою очередь улыбается. Всё, что совсем недавно занимало мысли и мучило, отошло на задний план; начиналось что-то новое, и девушка готова принять это.

Переезд дался ей легко, легче, чем развод родителей и появление человека, послужившего тому причиной. Вдали оказалось проще. Боль не исчезла, затаившись, но сердечная рана скорее ныла, нежели нарывала. Здесь, в Бейкон-Хиллс, Бейли впервые за последние месяцы ощутила, что свободна. И пусть чувство это иллюзорно и смешно, а руки связаны обещаниями, жизнь бурлила в венах, и будничные дела и заботы уже сковали разум.

О многом предстояло подумать. О новой школе, о выпускных экзаменах, о поступлении и череде задач, нуждающихся в решениях. Уехать в середине учебного года, да ещё и когда ты в последнем классе, — это безрассудно, глупо и противоположно тому, как поступила бы обычная Бэй: этот маленький мышонок, тонущий в безразмерных свитерах, всегда теряется в толпе, имеет ясный ум и простодушный взгляд на вещи. Спонтанные решения вроде этого — не в её стиле; и тем не менее по какой-то причине — а может, их было несколько — домашняя девочка сорвалась с места, влекомая чем-то бо́льшим, чем сама её суть.

— Здрасьте! — за оградой дома напротив появляется старушка из тех божьих одуванчиков, которые хрупки на вид и черствы внутри. Она вытаскивает из почтового ящика сложенную в трубочку газету и только тогда обращает на Бейли внимание. Не только рука, но и почти весь её торс клонится на клюку, и девушке жаль её ровно до того момента, как глаза-бусинки окатывают её волной презрения.

Старуха, словно вспомнив былые дни, забыв о хромоте и артрите, с силой, которой позавидовал бы и молодой здоровый мужчина, швыряет газету, целясь точно в голову Бейли. И хоть Бэй понимает, что расстояние между ними велико, всё равно ныряет под подоконник от греха подальше. Она ждёт ругательств и криков, но улица молчит, и девушка позволяет себе приподняться и выглянуть наружу. Так и есть: соседки и след простыл.

— Фу-у-ух, — выдыхает, утирая со лба то ли пот, то ли попавшие на него дождинки. — Напугала, — признаётся самой себе и показывает в окно язык, кому — непонятно.

Бейли ещё стоит, вглядываясь в утренний туман, когда дверь теперь уже её комнаты открывается.

Он входит, широко разведя руки, в каждой — по огромному надувному шару. На голове — колпак, в зубах — нечто, на первый взгляд напоминающее фантик. Дядя дует в праздничный свисток, и бумажный язычок вытягивается, пестря зигзагообразным рисунком.

На секунду оба — мужчина и девочка — застывают, с недоумением глядя друг на друга, а затем Бейли разражается хохотом.

— Ты… ты чего удумал?

— Ты почему не спишь? — отвечает вопросом на вопрос Бобби Финсток, вытаскивая изо рта свистушку, и племянница понимает, в каком виде предстала перед ним: закутанная с головы до пят в одеяло, как в кокон, с всклокоченными волосами и лицом, слишком бледным после неудачного «знакомства».

— Да я там… Знаешь, — брюнетка неопределённо машет в сторону окна, и мужчина подходит ближе, чтобы взглянуть. Лицо его осветляет догадка.