— Питер, — звучит вновь, и голос выводит мужчину из дома, объятого пламенем.

Бейли отнимает руки, когда видит, что Хейл открыл глаза. Ему становится душно, несмотря на то, что окно открыто.

— Ты в порядке? — спрашивает девушка, не надеясь, впрочем, на ответ. Она запахивается в потёртый махровый халат. Единственная сухая вещь, оказавшаяся ей по плечу, — её одежда сушится на спинках стульев. — Ты горячий.

— Спасибо, — Питер откидывает голову обратно на подушку.

— Да я не…

Бейли не продолжает, но взгляд её, не скрытый очками, говорит о многом. Она осматривает мужчину, такого неподвижного и глухого к её зову ещё мгновение назад, и впивается ногтями в свои ладони. Бэй почти не дышала с того момента, как Питер сказал: «Пожар», — и кислород практически перестал поступать к мозгу.

Лишь одна мысль продолжала жить, и девушка не могла избавиться от тревоги, хоть никакой опасности и не было. Всем снятся кошмары, ей — даже чаще, чем остальным, но отчего-то стало страшно и неуютно.

Бейли боялась, что Питер не проснётся.

Глупо, конечно, глупо. И абсурдно, да. Но она вдыхает только сейчас, убедившись, что он в норме и даже умудряется перевирать её слова.

— Подожди немного, — просит девушка.

Она поднимается и выходит из комнаты. Возвращается минуты через две, неся в руках небольшую миску с водой. А потом со спокойствием, чётко и размеренно, словно больному, говорит:

— Снимай футболку.

Питер знает наверняка, что ослышался, потому что Бейли не могла такого сказать. Но сердитое замкнутое лицо быстро убеждает его в обратном.

— Что, так скоро?

Финсток не отвечает, усаживаясь обратно на постель, и ставит миску на прикроватную тумбу. Затем касается живота Питера, и он вновь чувствует приятную прохладу её рук. А ещё — что вся футболка пропиталась потом.

— Снимай, или я сама сниму, — обещает Бэй.

Мужчина усмехается приказному тону, не свойственному девчонке. Ему интересно, что именно она собралась делать, поэтому, приняв сидячее положение, он стягивает с себя футболку с тупым названием мотеля — «подарок» мистер Шнаппса.

Это не особо помогает, Хейл всё ещё чувствует, что горит, и комнатный воздух нисколько не помогает. А на улице после грозы всё утихло, и ни одно дуновение ветерка уже не тревожит израненные сосны.

Бейли отжимает тряпку, выловленную в миске, и проводит ею от шеи до левого плеча мужчины. Влага освежает кожу и успокаивает, и Питер дёргает плечом, словно повторяя движения девушки.

Она ведёт тряпку вниз — по всей поверхности руки. Лицо Финсток бесстрастно, но в глаза Питеру она не смотрит. Даже касаясь его груди, девушка не поднимает взгляд, будто разглядывание кожи — самое интересное, что может быть на свете.

Хейл ничего не говорит, ему и дразнить её не хочется. Под её руками блекнет сон, как если бы она стирала его вместе с потом. И когда её пальцы соскальзывают, — всегда нечувствительные, всегда холодные, — они обжигают больше огня.

Он захватывает её запястье, чтобы проверить это наверняка. От неожиданности Бейли выпускает тряпку, и вся её ладонь оказывается прижата к разгорячённой груди.

Питер чуть склоняет голову набок, наблюдая за тем, как всё спокойствие девушки улетучивается, и румянец окрашивает щёки, и сбивается дыхание, и блестят глаза.

Она может бесстрастно смотреть на полуголого мужчину и касаться его, но прикосновение к ней, пускай и совсем невинное, выбивает из колеи.

Так Питер и узнаёт, что Бейли не привыкла, чтобы её трогали, её нельзя трогать.

Взгляд, слово, касание — ничего нельзя. Ведь за её спиной всегда был сумасшедший волк, готовый и убить незнакомую старушку, и покалечить члена собственной стаи.

Ладонь девушки медленно, но верно, согревается, впитывая чужое тепло.

Пальцы с непривычки покалывает. Приятно.

И всё же Бейли старается отодвинуться, потому что знает — Джеймс не любит делиться, не любит, когда трогают его вещи. Он ненавидит её семью за то, что они семья, ненавидит её друзей и всех, кто ей близок.

Питер опускает ладонь ей на спину и одним рывком прижимает к себе. Теперь обе её руки на его груди. Бейли сдвигает их к его плечам.

Её глаза на уровень выше, чем его, потому что девушка фактически сидит на нём, совсем как тогда в больнице. Но ощущения при этом другие. В прошлый раз ему хотелось, чтобы говорил рот, в этот раз — говорить должно тело.

Питер чувствует её холод и сквозь халат, чувствует под ним столь же обжигающее нагое тело. Она могла тушить огонь, бушующий в нём много лет; но пламя, ранящее его, забравшее у него семью, не сжигало её в ответ, а грело.

— Питер.

Он сжимает её бёдра, понимая, как это легко — сломать её. Хейл хотел её уничтожить. Если она предаст его, если обманет, если всё пойдёт не так, как они хотят, — мужчина использует её, чтобы выжить. Удержит возле себя, спасаясь; зная, что Джеймс отступит, окажись Бейли в опасности. Никто не вырывает другим руки, не убивает ради того, на кого плевать.

Игрушка или нет, Бейли Финсток нужна Джеймсу, и тем ценна для Питера.

— Питер.

Глаза её, беззащитные и не осуждающие, всё видят.

Оба они такие, какие есть; и Питер вспоминает то, о чём подумал на дороге: они похожи. А если так, то Бейли не только знает, что он может предать её и использовать, она тоже способна так поступить.

И Питеру это нравится.

Всё его естество откликается на зов этой девушки. Ему хочется, чтобы она снова произнесла его имя — прошептала, вымолила, прокричала; хочется, чтобы каждый сантиметр её кожи избавился от холода, впитав его жар; хочется, чтобы Бейли никогда не переставала так смотреть на него — словно он всё, что у неё есть.

Мужчина притягивает её, не оставляя между ними никакого расстояния. Бейли слегка прикусывает его нижнюю губу, предупреждая в последний раз: нельзя.

Питеру плевать. Она с ним, она как он, она — его.

Хейл впивается в её губы, словно ставя клеймо, посягая на собственность того, кто оставил ей синяки в качестве своих меток. Он с рыком вдавливает пальцы ей в рёбра, ощущая, как рвано выдыхает девушка.

Удивительно, но Бейли и сама обхватывает его шею так, словно надеется оставить след. Это как если бы ледяная цепь обвилась вокруг горла: жжёт, но не душит.

Она позволяет ему вести в этой игре и не отталкивает, когда мужчина приподнимает полы халата, обнажая белые ноги. Сердце её готово вырваться из груди, Бейли не знает, что делает, не осознаёт до конца; она лишь знает, что ей хорошо.

— Милочка!

Финсток не сразу понимает, что стучат к ним и что «милочка» — это она. Сейчас девушка разделяет мнение мистера Шнаппса, что это самое тупое слово во всём мире.

Её губы опухли и слегка подрагивают. Она смотрит на Питера, выражение лица которого навевает мысли об убийстве; это заставляет улыбнуться, — попытаться улыбнуться — хотя часть девушки подумывает о том же.

Она слезает с кровати, чувствуя, как развязывается узел внизу живота. Дышать становится легче, но Бейли не уверена, что ей это нравится.

Финсток открывает дверь и видит Томаса. Старик мнётся на пороге, ломая пальцы, совсем потерянный.

— Что-то случилось?

— Воды нет, — с детским непониманием говорит он.

— Да, дедушка, отключили.

— Нет-нет, там! — и указывает пальцем в сторону трёх вёдер с дождевой водой, которые она ранее помогла ему сюда притащить.

— А, — понимает Бейли. — Я взяла немного, — старик смотрит на неё с такой грустью, что девушка вздыхает: — Сейчас.

Она возвращается к тумбе, берёт миску и относит её старому постояльцу:

— Вот, дедушка.

Тот улыбается и прихлопывает в ладоши:

— Чудесно, чудесно! — и скрывается за дверью соседнего номера.

Питер точно слышит, что девушка бессильно рычит ему вслед. Когда она возвращается к кровати, то снова не смотрит на Хейла. Его это не смущает, он знает, как расшевелить её, но пока его забавляет видеть румянец досады на бледных щеках. Это тоже его метка; и мужчина чувствует удовлетворённость, зная, что Джеймс до такого не додумался.