Наверное, в глазах Скотта этот выбор был неверен; наверное, он бы сказал, что Бейли поступает плохо. Но сама она засомневалась лишь сейчас, когда речь зашла о её брате.

— Меня волнует всё это, — наконец отвечает Бейли. В голосе её нет ни вызова, ни признания; она просто хочет, чтобы всё закончилось. — И ты прав, больше — второе. Я не могу упустить эту возможность.

Питер глядит на неё, но уже без смеха — его всегда удивляло, когда девчонка делала не то, чего он от неё ждал. Она всегда умудрялась делать это — заставлять Хейла смотреть на неё, видеть, понимать.

Бейли никогда не говорила, почему поступает так, как поступает, но Питер и так знает, потому что в её лице знакомые ему черты — тень его собственного прошлого, его отражение.

Питер помнит. Он помнит всех, кого потерял, в особенности — Лору. Старшая из его племянников, статная и горделивая, как и её мать, но наивнее. Ни Кора, ни Дерек не вызывали в нём и сотой части той родственной привязанности, что была между ними. И это не помешало ему убить её.

Лора — жертва, которую он принёс, потому что не мог больше ждать.

В этом Питер и Бейли похожи: оба хотят получить всё и сразу, ожидание для них невыносимо. Каждый из них словно плотина, давшая течь; во́ды времени подтачивают сердца, и вот их уже несёт течением. Невзирая на каменистые препятствия, двое стремятся навстречу цели — уже ничего не видя, не замечая, не жалея.

Питер всё смотрит на неё — эту маленькую, крепкую девушку, а она поднимает лицо к небу и говорит:

— Кажется, будет гроза.

Слова Бейли отрезвляют его. Все эти мысль — чушь. Девчонка нужна ему только пока нужна Джеймсу; Финсток имеет цену, пока псих готов отрывать за неё руки.

— Придётся тебе поторопиться на своих коротких ногах.

— Эй!

Она сердится, но замирает, когда Питер подходит ближе. Лишь серые глаза с подозрением следят за ним из-за стёкол очков. Но вместе с настороженностью присутствует в них и нечто другое — глубокое и волнующее.

Мужчина приподнимает низ её куртки и вдевает бегунок в разъёмный ограничитель. Тянет «собачку» вверх, и звенья на молнии сцепляются, словно крохотная змейка поднимается к горлу Финсток.

— Пойдём.

Питер отворачивается, а Бейли сглатывает, и ладони её трогают застёжку, ещё тёплую от чужих рук.

Через минуту польёт дождь и смоет остатки тепла, ещё через несколько девушка вспомнит, что хотела связаться с Наоми, через десять же на обочине мигнёт холодный яростный взгляд.

Время снова возьмёт своё.

А пока двое продолжают путь.

***

Мистер Шнаппс ненавидит мотель, доставшийся ему от матери, сосны, обступившие его со всех сторон, и жизнь свою ненавидит тоже. Список пополняет презрение к жарко́му и полная нелюбовь к индийским фильмам. Но что он сейчас ненавидит больше всего, так это зарядивший с обеда ливень.

— Мистер Шнаппс! Мистер Шнаппс, — юркий старик, перепрыгивая через ступеньку и взирая на всё пугливыми слезящимися глазами, тормозит у стойки и частит: — А воды-то, милок, и нет! Отключили!

Ещё мистер Шнаппс ненавидит, когда чужие люди зовут его «милок».

— На улице сейчас полно воды, поставьте вёдра и живите счастливо.

— Скажешь тоже, милок…

В момент, когда терпение у мистера Шнаппса кончается и он готов высказать всё своему вечному старому постояльцу, звенит дверной колокольчик и дверь мотеля открывается.

Ввалившаяся первой девушка снимает очки и пытается протереть их о свою же мокрую насквозь одежду. Мужчина, вошедший следом, щёлкает её пальцем по голове, и она, вздохнув при виде разводов на толстых линзах, обращается к мистеру Шнаппсу:

— Простите, — Бейли продвигается вперёд, оставляя за собой грязные следы. Мистер Шнаппс ненавидит грязь. — Нельзя ли здесь где-нибудь арендовать машину?

— Машину! — всплёскивает руками бодрый старик. — Как давно я никуда не ездил! Как чудесно путешествовать вместе! Вы ведь путешествуете вместе с м-м-м…. мужем, милочка?

Он подхватывает её под локоть, не замечая, что с девушки ручьями стекает вода.

— А… м-м-м… да.

— Чудесно, чудесно!

— Здесь нет никаких машин, мисс, — чопорно отвечает мистер Шнаппс, жалея об этом. Очень уж ему хочется, чтобы эти двое забрали надоедливого старикашку и уехали путешествовать.

— Но есть автобус, — добавляет добродушный старик. — Утром приезжает, едет в Антиок, потом — в Данвилл.

— Нам в Антиок и надо, дедушка, — Бейли ждёт, пока тот подышит на её очки и аккуратно протрёт их о свой джемпер, прежде чем нацепить ей на нос.

— Чудесно, чудесно! — радуется старик. — Так и оставайтесь на ночь! Ноченька — это ж то самое для молодых супругов!

Питер, которому мотель при первом же взгляде не понравился, приподнимает брови и глядит на свою спутницу. Бейли разве что не смеётся, а старик и вовсе лучится счастьем, словно присутствие их двоих — величайшая радость в его жизни.

— У нас нет воды! — ни с того ни с сего рявкает мистер Шнаппс, полностью игнорируя тот факт, что оба пришедших промокли до нитки.

— Жаль, — с иронией отмечает Питер. — Мы как раз хотели помыться.

Мистер Шнаппс, подбоченившись, высокомерно поднимает голову, а старик, напротив, как-то уменьшается на глазах и вновь начинает лопотать:

— Воды-то и нет, молодой человек! Я тоже собрался мыться, а воды и нет! — и он так резко отпускает руку Бейли, что девушка покачивается. — Вёдра! Всё-таки вёдра! — и улепётывает на улицу.

Мистер Шнаппс испускает возглас — то ли стон, то ли крик — и семенит следом за стариком, погодя впихнув Питеру в руку ключ и бросив:

— Тринадцатый номер, сэр. Устраивайтесь, я оформлю вас позднее. Томас, Томас, вернись сейчас же!

Бейли и Питер переглядываются.

— Почему когда ты рядом, вокруг всегда найдётся какой-нибудь псих? — спрашивает Хейл.

Финсток корчит физиономию, хотя ей и самой интересно. По крайней мере, этот чудик всего лишь носится под окнами, вопя: «Больше вёдер, милок, больше вёдер!», — а не желает им смерти.

Питер уходит в номер, а Бейли остаётся внизу, надумав позвонить Наоми и предупредить об их проблемах, но оказывается, что ни сети, ни интернета нет.

— Нет связи, — подтверждает мистер Шнаппс, вернувшись, и произносит это так, словно неимоверно тем гордится.

Он похож на мокрую мышь, но продолжает вздёргивать подбородок, глядя в окно на неугомонного старика, и Бейли думает, что он напоминает ей мышиного короля из сказки про Щелкунчика.

— Прекрасно, — бурчит девушка, и ей вторит жизнерадостный клич с улицы: «Чудесно, чудесно!».

Она оставляет хозяина мотеля с его вечным постояльцем и поднимается на второй этаж. Всё тело ломит, и ещё её знобит; Бейли продрогла, устала и у неё нет больше сил удивляться тому, что всё идёт наперекосяк.

Но когда она заходит в номер и видит комнатушку с аляповатой мебелью, а у непропорционально длинного окна — двухместную кровать, сдержаться не удаётся.

Питер останавливается рядом с ней, прислонившись к дверному косяку, и произносит негромко, почти шёпотом, но Бейли слышит, и мурашки покрывают её тело:

— Значит… супруги?

***

Питер любил играть с огнём, пока огонь не решил поиграть с ним.

Он бы хотел забыть то, что случилось, и иногда кажется, что ему это удалось. Но ночами всё, бывает, возвращается, и картины, смазанные в памяти, померкнувшие, сияют ярче прежнего.

— Питер! — он мечтает, чтобы они замолчали, но голоса продолжают звать. И сам он зовёт кого-то, и сам кого-то ищет.

Огонь повсюду, он сжирает стены и его родных.

— Питер, — зовут мужчину снова, но лица он не видит — всё кругом заволокло дымом.

Хейл приникает к решётке на маленьком подвальном окошке. Если избавиться от железных прутьев, всё закончится, но те, раскалённые докрасна, только обжигают.

— Питер.

Сначала ему кажется, что огонь до него добрался и опалил щёку. Однако кожа не лопается.

Питер чувствует прохладу.

Холод распространяется на другую половину лица, сползает к шее.