Бейли забирает тряпку, забытую на постели, и оставляет её на батарее. Взгляд её падает за окно, и она бледнеет. Выражение рассеянности и беззащитности сменяется напряжением; девушка похожа на зверька, почувствовавшего хищника.

Хейл поднимается и подходит к ней, встав за её спиной.

— Что там?

— Я… Ничего. Наверное, показалось, — неуверенно отвечает Финсток и качает головой, стряхивая наваждения. Чёрные, ещё влажные после ливня волосы задевают Питера и щекочут.

Близится рассвет. Мир после грозы тихо приветствует двоих.

Но гроза не уходит надолго. Она скрывается среди сосен, и у неё даже есть имя, которое ненавистно обоим. И кажется, что деревья шёпотом его произносят, но Бейли, ощущавшая угрозу на протяжении целого дня, не слышит их предупреждения.

А Джеймс Скотт уходит всё дальше от предавших его серых глаз. И Антиок будто сжимается, предчувствуя его приход.

========== Глава 12 ==========

Она вжимает голову в плечи, стараясь дышать медленно и глубоко: спёртый воздух автобуса кажется ей особенно затхлым, хочется выйти наружу, сбежать, исчезнуть. И одновременно – никогда не двигаться с места.

Потому что Бейли нравится, когда Питер близко. В животе оседает щекочущая слабость, и девушка яснее прежнего ощущает, какая она, в сущности, маленькая и беззащитная, но страха не испытывает, только в груди становится тесно.

Последние часы Финсток вовсе не думала о Хейле – о его губах, руках на её бёдрах, дыхании, что смешалось с её собственным. Мелькнувшая за соснами тень и Антиок заполоняли все её мысли. До этой минуты.

Она с удивлением замечает, что автобус только тронулся с места, а ладони уже вспотели, и кожа горит. Это волнение, объявившееся и утраченное несколько лет назад, приводит её в смятение. Как ей было не узнать его – это чувство, перевернувшее всю её жизнь? Желание, спутанное с любовью, приведшее к ненависти; её последнее настоящее желание.

Так она хотела Джеймса, – тело реагировало быстрее, чем разум, когда девушка впервые увидела его, такого по-мальчишески взъерошенного и улыбающегося, на пороге своего дома. Её первая глупая любовь.

Ей больше не четырнадцать, и руки её сплошь в ссадинах и порезах, а сердце обожжено, – этого достаточно, чтобы не совершать прежней ошибки. Нельзя бездумно довериться кому-либо, нельзя позволить маленькому побегу внутри прорасти настолько, чтобы забыть, где кончается она и начинается другой человек. Иначе Бейли может однажды проснуться и снова понять, что потерялась, и от настоящей Бейли Финсток ей осталось одно лицо.

Довериться Хейлу просто, – это сладкое, искушающее, как яблоко змия, наваждение, пропитанное надеждой. Что плохого может случиться, если оба они хотят одного – избавиться от Джеймса?

Но что после?

Их пути разойдутся? Или Питер оставит её при себе, как некогда сделал Джеймс? Не повторится ли история вновь – она и волк, любящая и принимающий, прощающая и грешник, пособница и убийца?

Вручить свою жизнь в руки Хейла сейчас – правильное решение. Не стоит бояться монстра, когда рядом есть другой; но когда всё закончится, не станет ли Питер Джеймсом?

Бейли едва не соскальзывает со своего места, когда автобус сворачивает, и Питер её удерживает. При этом движется только его рука, сам мужчина позы не меняет. Сидит с закрытыми глазами, как и большинство пассажиров в салоне, и не пошевелись он сейчас, девушка бы решила, что он спит.

– Такая неуклюжая, – бросает Хейл.

– Не неуклюжая, а грациозно не развитая.

Его губы дёргаются в намёке на улыбку, и Бейли сама улыбается, хоть он этого и не видит. Почему-то это простое безыскусное движение её успокаивает, и тревога утихает.

Что будет с нами потом?

Вопрос обосновывается на языке, словно в голове для него уже не осталось места:

– Питер, – зовёт Финсток и, пусть тот не отвечает, знает, что он слушает. – А что будет потом, если всё получится?

Несколько минут Хейл молчит. Молчит и автобус, лишь колёса грохочут. Изредка кто-то вздыхает, понося духоту, и из радио доносятся помехи.

– О чём ты?

– Когда ты станешь альфой, что будет со мной?

Питер пожимает плечами:

– Сдашь выпускные экзамены, может быть, – ухмыляется он. – С твоим отношением к учёбе закончить школу – просто удача.

Бейли сдерживается, чтобы не дать ему подзатыльник.

– Может быть, поступишь в университет.

– Эй!

– В крайнем случае, ты всегда можешь подавать мячи своему дяде.

– Питер!

Многие оборачиваются, и Бейли пригибается, проклиная и своё любопытство, и сонных попутчиков, и Хейла. Последний всё ещё недвижим и не торопится открывать глаза, но она знает, что он доволен, и бессильно шипит ему в ухо, пока люди не перестают обращать на них внимание.

А потом до неё доходит:

– То есть ты не станешь меня удерживать? – вопрос звучит двусмысленно, и Бейли исправляется: – Я имею в виду, мне не придётся выполнять твои поручения? В смысле… – она замолкает, не зная, как спросить, будет ли она в конечном итоге принадлежать самой себе.

Сможет ли она управлять своей жизнью, ни на кого не оглядываясь?

Финсток устраивается на боку и склоняет голову на спинку сиденья, глядя на Питера. Он не отвечает, не стремится утешить, ничего не обещает, но ей достаточно и его молчания.

Она будет свободна. Не останется никого, кто бы мог управлять ею.

Но отчего-то понимание этого не успокаивает, а наоборот, пугает.

Питер не станет Джеймсом, тогда кем станет она? Чего ей захочется? Что станет с её мыслями без сумасшедшего волка, указующего, что делать и куда идти? Есть ли у неё свои мысли или всё в ней отравлено им?

Бейли пытается вспомнить саму себя. И болью в ней отзывается память не об Алисии, – неусидчивой девчонке, посмевшей захотеть защитить её от психа, – а о Джеймсе.

Да, в ящиках памяти, закрытых на сто замков, был и Джеймс Скотт – таким, каким она видела его в начале, каким она его любила. Мужчина, с чьих рук она стирала кровь и продолжала бы смывать её и по сей день, если бы он не перешёл черту. Если бы не убил Алисию.

Возникает дикое неистовое желание избавиться от этих образов. Потери продолжают сжирать её изнутри, им всё равно, сколько прошло времени; раны от них нарывают и сейчас.

А потеряла Бейли троих: подругу, возлюбленного и… себя. Она продолжала быть нелепой смешной девчонкой для окружающих, и ей удавалось их обмануть, а иногда она и сама обманывалась. Но всё это – маска, треснувшая и расколотая укусом Наоми Марл.

Девушка запихивает воспоминания об Алисии и Джеймсе куда подальше. Они, как мухи, жужжат в мозгу. Думай о другом, Бейли. Ты ведь существовала и до них, эти двое разбили тебя, но ты была и до них.

Кем же ты была?

– Я хотела стать хирургом, – вспоминает Бейли, и голос её ломается. Она выпаливает слова с каким-то свистом и сама не верит, что сказанное вообще возможно.

Она – и врач? Спасать жизни у неё не получается. Напротив – столько людей погибло по её вине. Ей бы больше пошло быть патологоанатомом.

– Ты всё ещё можешь им стать.

– Могу ли? – сомневается девушка.

Питер поворачивает голову в её сторону и, наконец, открывает глаза:

– Ты можешь делать, что хочешь. Перестань прикрываться Хеймсом, даже с таким грузом на плечах ты все эти годы могла делать, что хочешь.

– Это не так.

– Я прав, и ты это знаешь, – усмехается мужчина. – Вот если бы Наоми сказала что-то не то – давно осталась бы без головы. Но не ты. Тебя он не убьёт.

С этим Бейли не спорит. Она и без Питера это знает. Её жизнь никогда не была разменной валютой в их с Джеймсом отношениях.

– И давно ты знаешь? – всё-таки интересуется девушка. Не то чтобы это имело значение, но всё это время она считала, что Питер в этом и видит её мотив, – спасти саму себя.

– С тех пор, как он принёс руку Наоми. Я подумал, никто так не бесится из-за того, кто ему не нужен.

Финсток кивает, соглашаясь с доводом, и уже через секунду кривится, не брезгливо, но с горькой иронией: