— А теперь вот это, — Гарри запустил дрожащие пальцы в волосы, с силой потянув, и сокрушенно пробормотал: — Прости, Сол, я понятия не имел, что все так обернется. Но Сев… он догадывался. На ж-живца ловил, гад. А мне не сказал. Мне никогда ничего не говорят.

Солурду бы вякнуть, что просто Гарри от любви отупел, никакой интриги, и разругаться вдрызг, но он смолчал. Только вздохнул понимающе, повёл носом — запахи все еще оставались величиной недоступной — и произнес:

— Он слизеринец. Я не удивлен.

Больше его удивила личность незадачливого похитителя, который, конечно, сам бы ни в жизнь не признался… но профессор поймал его едва ли не с поличным. И теперь, поскольку дело осталось сугубо неофициальным, решать участь Рона поручено пострадавшему. То есть Огилви. Однако, как тихо заметил Гарри, если Солурд его пожалеет, то господа слизеринцы точно отыграются. Не иначе, Уизли опасался именно этого, раз приласкал Обливиэйтом. Думать о том, что таится в стертом сегменте, Солурд отказывался принципиально. И особого желания мстить, вопреки ожидаемому, он не испытывал. Самого себя Сол разрешал песочить в хвост и в гриву, его это не то чтобы трогало, но вот за своих близких мирный хаффлпаффец мог порвать и не поморщиться.

— Так Рон не уезжал домой? Я не видел его за завтраком.

— Уезжал, — Гарри покачал головой, — он вернулся по тайному ходу из Хогсмида, чтобы замести следы. А что от тебя так нужно Малфою? Рона после общения с ним в Мунго отправили.

Так Солурд узнал, что кроме профессора в охоте на Уизли участвовал еще и Драко. И он не пришел в восторг от того, что покусились на «его». Сол улыбнулся, счастливо щуря глаза, и мечтательно вздохнул.

— А, — коротко выдохнул Гарри, — совет да любовь.

Он не выглядел ни особо удивленным, ни возмущенным, и — главное — не спешил орать на все крыло «этожмалфой, очнись!», что Солурду особенно понравилось.

— Ага, и тебе с профессором тоже, — нейтрально пожелал Солурд.

Гарри в ответ вылупился на него — из-за очков зеленые глаза выглядели и вовсе огромными — и расхохотался, со всхлипами и подвываниями. Солурд зашикал, опасаясь, что медиведьма нагрянет и выгонит слишком громкого гриффиндорца прочь, но обошлось. Гарри успокоился через несколько минут, и, вытирая выступившие слезы, сообщил:

— Мы с ним не встречаемся… Наверное. Я не знаю, как это вообще можно назвать, — он пожал плечами, выглядя немного сконфуженным. — Просто много говорим. Но людям же не докажешь…

Что-то Гарри темнил, но Солурд был не в обиде — большим деткам большие тайны, не выжимать же из него правду, как сок из тыквы. Но, что скрывать, хотелось.

— Допустим, — кивнул Огилви, — зачем тогда все эти танцы с бубном вокруг нас и наших якобы отношений?

Ширма дрогнула, зашелестела, впуская в огороженное пространство светло улыбающегося Драко. Впрочем, улыбка тут же погасла, стоило ему заметить раскрасневшегося от смеха Гарри и улыбающегося Солурда. Хаффлпаффец запоздало сообразил, почему их не разогнала мадам: Гарри успел наложить Заглушающее, и Драко не знал о его присутствии по той же причине.

— У него спроси, — Гарри легко и непринужденно, чисто по-слизерински, перевел стрелки, кивнув на Драко, и смутиться даже не подумал.

— Что спросить? — уточнил Малфой, подобравшись. Взгляд у него стал стальным и цепким, как добротная цепь.

— При чем тут Драко? — изумился Солурд.

— Мне тоже интересно, — невозмутимо проговорил Гарри, в упор глядя на слизеринца, — зачем ты просил профессора Снейпа тебя прикрыть.

Из Малфоя словно весь воздух выпустили. Его плечи опустились, а лицо стало мягким и растерянным, как у запутавшегося ребенка. Солурду захотелось его обнять, успокоить и утешить, но узнать хоть часть правды хотелось больше. Драко нарочито ухмыльнулся — маска получилась ломкой и ненадежной, — сделал два шага вперед и сел у Сола в ногах. Ему потребовалась минута, чтобы гордо вскинуть голову и заявить с присущей ему самоуверенностью:

— То есть то, что декан использовал для этого тебя, тебя не смущает?

— С этим я сам разберусь, — отмахнулся Гарри, помрачнев. — Мне нужна причина, Малфой. И не зли меня.

— А то что? — вспыхнул Малфой. Вдохнул, успокаиваясь, и неохотно выдавил из себя: — Тео начал подозревать, — он грустно посмотрел на Солурда, — что я имею… виды на тебя. Если отец узнает, он найдет способ от тебя… избавиться. Пока я несовершеннолетний, мало что могу ему противопоставить, даже после падения… Лорда. Нужно было замести следы. Декан согласился, что вам это тоже не помешает.

Драко скривился, взъерошил пятерней волосы и с вызовом посмотрел Гарри в глаза, мол, доволен?! Тот демонстрировал почти родительское умиление.

— Виды, да? — такими улыбками только детей пугать, но никак не отражать эмоции порядочных гриффиндорцев. — Серьезные виды, да?

— Да, серьезные! — рявкнул слизеринец, ощеривщись, как загнанный в угол хорек. — А теперь иди отсюда, Потти, мы разберемся без тебя.

Гарри ухмыльнулся еще шире, но послушно встал и вышел за ширму, благословив на приятное продолжение вечера. Солурд кинул ему вслед подушку, которую Драко потом вернул, чтобы «глупому Солу» было удобно.

— Серьезные виды, да? — невинно уточнил Огилви, вольно или невольно копируя тон Гарри.

Вместо ответа Драко качнулся вперед и сгреб его в охапку.

Комментарий к Кусь двадцатый

…или все же уложилась. Итак, рыбяты, осталась последняя обязательная часть, а потом запускаю серию бонусов. Если хотите видеть что-то конкретное — пишите, я открыта для предложений. Если не хотите — не пишите, я освещу то, что посчитаю нужным. х)

========== Кусь двадцать первый ==========

Два с половиной года спустя

— Я клянусь быть с тобой в радости и печали, болезни и здравии, в богатстве и бедности, хранить тебя и оберегать наш союз до конца жизни. Примешь ли ты мою клятву?

— Приму.

— Я клянусь быть с тобой в радости и печали, болезни и здравии, в богатстве и бедности, чтить тебя и оберегать наш союз до конца жизни. Примешь ли ты мою клятву?

— Приму.

— Можете обменяться кольцами.

Отец вел церемонию, следуя неписанной традиции рода Малфой. Он смотрел устало и строго, и Драко не посмел сделать и лишнего движения, пока тонкий золотой ободок не оказался на заветном пальце его… жены. Его Астории. Она, высокая и неприступная, как вершины Шотландских гор, холодно клюнула его в губы, когда Малфой-старший милостиво разрешил, и властно подхватила под руку. Драко стоял рядом с ней, светлой и прекрасной, в изысканном белом платье и кружевных перчатках, и чувствовал только досаду. Он вытянулся за прошедший год, но так и остался сухим и жилистым, не то что широкий Потти — «косая сажень в плечах», как сказал бы исчезнувший на просторах своей родины Долохов.

Первыми подошли родители жениха. Сиятельная Нарцисса, наконец-то оправившаяся от краткого ужаса войны и послевоенных репрессий, счастливо улыбалась и щебетала, щебетала, щебетала… не исключено, что сдерживала слезы на одном усилии воли и «приличиях». Люциус, напротив, был серьезен и строг: еще звенел в ушах хлесткий ультиматум единственного наследника. Он и не заметил, как сын вырос и стал перечить, строя свой собственный путь. Достойный наследник великого рода, Люциус мог им только гордиться. Но задетое самолюбие отказывалось успокаиваться так просто, и потому лорд демонстрировал яркое неудовольствие. Но это не помешало ему с чувством сказать:

— Я тобой горжусь, сын, — опираясь на свою любимую трость. Нарцисса смолкла, удивленно вскинув точеные бровки, и повела его дальше, уступая молодоженов другим желающим.

Драко с трудом сдержал счастливую улыбку, лишь уголки губ подрагивали. Он понял, что гордился отец отнюдь не сегодняшним днем, а вчерашней войной не на жизнь, а на нервах. Астория впилась ногтями в его предплечье, светски и совершенно равнодушно улыбаясь подошедшим родителям.

Чета Гринграсс была немногословна. Клифтон тихо произнес положенные поздравления, но в его глазах, прозрачно-голубых, как у младшей дочери, стыла смертельная скука. Черноволосая Присцилла, напротив, дышала жизнью и веселой злостью, но рядом с ней Драко хотелось находиться еще меньше, чем с её замороженным мужем. Дафна сухо процедила, что «как же я счастлива породниться», сверкнула темными, в мать, глазами и отбыла к компании таких же, как она, ядовитых гадюк.