Прищурив глаз и сделав хитрый вид, Станислав Лакоба, историк, поэт, секретарь по национальной безопасности Абхазии, в сухумской кофейне поведал мне ключевой миф. Когда Бог распределял народам места под солнцем, сказал этот добродушный человек с родимым пятном в пол-лица, Он как-то забыл об абхазцах, народ-то маленький, и потому в конце концов отдал им то место у Черного моря, где хотел жить сам. Бог отправился жить на небо, оставив здесь свой осыпавшийся шлейф божеств и русалок, и абхазцы прописались в его земной резиденции.
В результате каждый, кто приезжает в Абхазию, может легко составить себе впечатление о вкусах и ландшафтных пристрастиях Творца. Ни скромности, ни минимализма. Напротив, буйный субтропический Рубенс. Горы, море, розы, эвкалипты, ущелья, долины, мандарины, гроты, озера, форель, гранаты, земляника, ночные филины, необходимая мелкая нечисть: летучие мыши – длиннокрылы и бурый ушан, а также медведи, серны, кавказские кроты. Торжество природного изобилия всасывает в себя человека: он становится частью природы так же естественно, как в Сибири превращается в ее диссидента в кальсонах. Слияние с природой как полезно, так и вредно для разумного существа. Природный ритм убаюкивает сознание и расковывает инстинкты. Лень и воинственность, похотливость и трудолюбие – все перемешивается в абхазском характере, очевидном вассале природных флюидов. Абхазцы чувствуют себя в язычестве, как рыба в море.
Красоты Абхазии настолько картинны, что не лезут ни в какую картину: иначе она превратится в китчевый образ роскошного ботанического сада, наложившегося на территорию не менее роскошного зоопарка. Маяковский почувствовал китч абхазского эдема: «Вокруг цветы и море синее. То в глаз тебе магнолия, то в нос тебе глициния». Остальные русские писатели, посетившие Абхазию, испытывали по отношению к ней неумеренные восторги. Мандельштам приходил в восторг от сложной абхазской фонетики, шипящих и звенящих звуков, вырывающихся из гортани, «поросшей волосами». Его возбуждало, что все существительные в Абхазии начинаются с буквы «а».
– Не является ли «а» древним артиклем? – На мой вопрос абхазцы отвечали отрицательно, добавляя, что ученые до сих пор не пришли к однозначному выводу. На другой вопрос, правда ли, что по-абхазски лозунг «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!», звучит как «Ленин – хара, Ленин – хура, Ленин – харахура!», абхазцы, слегка обидевшись, объяснили, что это – грузинская клевета.
Так возникает тень грузинской темы. Грузины, с которыми абхазцы как соседи имеют много общего в быту и в застолье, что не мешает им теперь быть смертельными врагами, рассказывают ту же легенду о божественном местожительстве, но только применительно к себе. Это уже повод для конфликта. Сталин решил его просто. В 1936 году он послал своего друга Берию отравить другого своего друга, Нестора Лакобу, глуховатого, популярного коммунистического лидера Абхазии (родственника нынешнего Лакобы). В Тбилиси за ужином Берия отравил Лакобу вином. Вслед за этим началась крупномасштабная грузинофикация Абхазии, которая должна была закончиться депортацией второсортного народа (грузины не считали его себе ровней) абхазцев с Кавказа, но Сталин не успел это сделать – умер. Зато он успел в 1947 году выстроить себе в Абхазии дачу на озере Рица.
Сталин подолгу смотрит вдаль. В воде отражаются снежные вершины Кавказа. Он не был охотником – он был созерцателем. О чем он думал в абхазском уединении? Наверное, оплакивал своего друга, Нестора Лакобу, семья которого, братья, жена, дети, мать, после пыток была истреблена. Писая на сталинской даче в диктаторский унитаз, я был удивлен карликовыми размерами его ванны. Из всех историй о Несторе, которые мне рассказал Станислав, мне запомнилась про связь марксизма с язычеством. Создав в 1917 году свой первый революционный отряд, Нестор привел бойцов к самому почитаемому в Абхазии языческому святилищу на горе Дыдрыпш («Владение Громов»), где они поклялись верности в борьбе за народную власть.
Еще до советской власти Абхазию, с ее 220-километровым черноморским побережьем, решено было превратить в «русскую Ниццу», где средне-январская температура на один градус выше, чем в Ницце. Принц Александр Ольденбурский по приказу родственника, Николая Второго, в начале XX века взялся возводить курорт на месте старой военной крепости. Гагра стала модным местом и конкурентом Крыма: аристократы и купцы выстроили себе шикарные виллы, их жены принимали чудодейственные сероводородные ванны, на набережной появились купальни, в городе – рестораны и казино.
Большевики подхватили курортный запал царя. В 1931 году журнал «Огонек» определил Абхазию как советскую Флориду, а также призвал ее по качеству отдыха догнать и обогнать Калифорнию. Абхазия стала всесоюзной здравницей. Теперь здесь заново налаживают курортное хозяйство. Большинство гостиниц, номенклатурных санаториев сталинской поры (некоторые из них, как «Санаторий имени XVII партсъезда» в Гагре, – волшебные параноидальные дворцы соцреализма) нуждаются в капитальном ремонте, но денег нет, и в потрескавшиеся здания едут непритязательные туристы с ленивыми лицами (главным образом из России). Самшитовые деревья (по рассказам местных жителей, они за сто лет вырастают на один сантиметр) и реликтовые сосны, эти доисторические раритеты, которые, перемешивая свой запах с йодистым зарядом моря, создают обонятельный климат мыса Пицунда, выглядят отчужденно, почти неуместно в окружении совковых построек. Природа – пятизвездочная, а большинство отелей не тянет и на три звезды.
После того, как я объездил все страны Черного моря, я понял, что нам, русским, есть чем гордиться: мы – абсолютные чемпионы курортной гульбы. По сравнению с нами ни золотые пески Болгарии, ни румынские прибрежные камыши, населенные старообрядцами, ни одесский юмор, ни крымские сердоликовые бухты, ни цитрусовый Батуми, ни даже фейерверк босфорских дискотек – ничто не тянет на звание библейского греха. А вот в Сочах – в этом чавкающем слове, в городе, похожем на перезрелый, мутанский, сочащийся гнилью персик, шевелящийся на солнце потому, что он облип мухами, осами и муравьями, – в Сочах вас ждет Содом. И Гоморра. И еще шестьсот шестьдесят шесть удовольствий. Отправьте туда своих сыновей и дочерей – они вернутся домой закаленными воинами греха, многозначительными циниками с плейерами в ушах. Как нам удается из каникул и отпусков на последней, отпущенной Историей полоске субтропической русской Ривьеры, сделать многократный оргазм – это вопрос к русской идее счастья. Нам не к лицу пресные удовольствия. Если гулять, так зажигать. Все включено: на сочинском вокзале ходят старушки с благообразной внешностью, истинные исчадия православия, и говорят приезжим так нежно, так зазывно: «Сынок, девочку хочешь?» Устоять, конечно, можно, но зачем? Взять в руки огромный персик, облиться соком и скушать (на юге мы кушаем, на севере – едим) его целиком, с мухами, осами и муравьями.
Я прилетел в сочинский аэропорт на дребезжащем, как кастрюля с крышкой, советском лайнере, вышел в толпу таксистов со злобно-приветливыми улыбками и оглянулся с растерянным видом. Я был в черных брюках и черной куртке – сочинская ярмарка в горошек и в цветочки, в сандалиях и с полуголыми сиськами глядела на меня с нескрываемым подозрением. В Сочах мне на этот раз нечего было делать. Мой путь, как писали путешественники в XIX веке, лежал в Абхазию. Аэропорт Сухуми не принимал. Он не принимает уже в течение многих лет. Последний раз, когда я читал о сухумском аэропорте, – это была плохая новость. Тогда на подлете к Сухуми сбили пассажирский самолет ТУ-154. Абхазцы потом уверяли меня, что на нем летели боевики с Западной Украины, в полном военном снаряжении – чтобы воевать на стороне Грузии. В нем была моя знакомая – американская журналистка, с которой я как-то обедал в Париже. Я много раз представлял себе последние секунды ее жизни.
Я уже ехал в сторону Абхазии в благополучном «мерседесе» с чудесным долговязым армянским водителем Авиком и никак не мог вспомнить, как звали погибшую журналистку. Так и не вспомнив, я приехал на государственную границу. Мост через Псоу. Псоу, конечно, не речка, а – вино. Приятное абхазское вино. С натуральной сладостью, в которой есть легкая хитрость Востока. Граница, которая в 1990-е годы блокировала въезд в Россию всем абхазцам, кроме стариков и женщин, ныне стала абсолютно вымышленной. Официально я въезжал в Грузию, но об этом нет даже речи. Никаких грузинских «иероглифов», никаких грузинских наименований – все это с корнем вырвали абхазцы. Мне велели взять мой компьютер в руки и встречать машину на другой стороне реки. Российские пограничники отличались привычной солдатской грубостью, но при этом были прозрачными, как родниковая вода: я прошел через них без усилия. Если бы в моей компьютерной сумке был миллион долларов, об этом бы никто не узнал. Но зачем ввозить в Абхазию миллион долларов? На другой стороне горной речки сидел на стуле абхазец полувоенного вида. Я ему кивнул – он мне тоже. Я шагнул в геополитическую пустоту. Надо мной развевался полосатый абхазский флаг с человеческой ладонью.
