На последних словах шеламцы разом хлопнули в ладоши, огненное кольцо разорвалось на четыре части, зашипели, извиваясь, последние языки пламени и пропали в рукавах колдунов.
– Вот и поделили Силу-то, – сказал довольный Кир. – Ты где хорониться надумал, Гис, ежели не тайна?
– Да какая там тайна? Я и не думал толком. Неловко как-то. Будто на похоронах за вдовой ухлестывать. Можно к выкупным маркграфам податься. Они на своей земле хозяева, королевская воля им не указ. Опять же, не первый год с дивами воюют, знают, как шеламца приветить.
– За… Забудь ты про маркграфов! Король им не указ, но против Островных Магов и они не попрут. Мы вот с Густом надумали за Шелам уйти.
– Наскрозь? – не без ехидства поинтересовалась женщина.
– А, бодай тебя! – огрызнулся Кир. – Закрайком, как все добрые люди. В Зашеламье, небось, королевствов-то много. А колдуны везде нужны.
– Да помолчи ты, огрызок шеламский! – бросил Густ сердито. – Шуршит навроде что-то в кустах!
Кали замер, но когда два колдуна, разводя руками подлесок, стали приближаться к нему, понял, что обнаружен, и бросился в бега.
Не тут-то было! Они в момент догнали его, скрутили и потащили назад к костру.
– Пацаненок какой-то подглядывал за нами! – закричал Кир.
– Пацаненок, говоришь? – Гис усмехнулся. – Да у него, верно, у самого пацанята по двору бегают. Нет, таких гостей к нам еще не жаловало. Небось, сидел в кустах, да прикидывал, сколько за наши четыре головы солдаты дадут.
– За шеламцев? Ты что, сдурел, Гис?
– Это не я, это время сдурело. Королевский указ забыл? Что только делать с ним теперь? Лица наши он видел.
– А то их без него мало народу видело? – спокойно возразила женщина. – Только метку ему на память о нынешней ночи я все же оставлю.
Она размахнулась и ударила Кали по лицу. Он взвыл по-звериному. На его щеке ясно отпечатались четыре точеных пальчика – будто раскаленным железом приложило.
– Отпустите его, ребята, – велел Гис, поморщившись. – Он ведь сейчас весь Шелам перебудит.
Шеламцы разжали руки, и Кали с воем, не разбирая дороги, бросился в ночную темноту.
– Зря ты так, Десс, – сказал Густ. – Теперь о нас еще хуже думать будут.
– А тебе что за разница? – возразил Гис. – Худо, хорошо ли, а нынче тебя всякий ловить будет. Ты теперь – верный доход, кусок хлеба для детишек.
– В Зашеламье уходить надо, – повторил Кир.
– Уходите, – тихо и зло сказала женщина. – Пусть будет так. У кого ничего здесь нет – уходите. А я останусь с Клаймом. И если кто-нибудь хоть горсть земли с его могилы возьмет… – Она отвернулась от людей, прижалась лицом к стволу дерева и заплакала.
– Неладно получилось, – пробормотал Густ. – Ну да всяко уходить надо, рассветет скоро. Прощай, Гис. Прощай, Десс.
– Прощай, Гис, – повторил Кир.
Они растаяли в темноте.
Гис положил руки на плечи женщины и тихо стал ее уговаривать.
– Полно, Десси, полно, не убивайся. Осень придет, горе водой унесет.
– Осень… – Женщина шмыгнула носом, высморкалась в пальцы. – Осенью, верно, у каждого тут горе будет. Не меньше, чем мое…
Часть первая. Белый замок. Лето
Ты скажешь: «Ладно, они берут числом, у них толстые стены, пушки, солидные запасы стрел, что ни говори – они сильнее. Ну, пусть. Я боюсь, порядком боюсь! Так! Ладно! А теперь, когда я отбоялся как следует, вперед!» А те так удивятся, что ты не боишься, что сами сразу начнут бояться и ты одержишь верх! Потому одержишь, что ты умнее, у тебя больше воображения, потому что ты свое уже отбоялся заранее. Вот и весь секрет.
Жанна д’Арк – Карлу VII, по свидетельству Жана Ануя
Глава 1
Радка навалилась на тугую дверь, уперлась плечом и задиком, выставила на крыльцо подойник и ведерко с нагретой водой, выскользнула сама. Зажмурилась, поймав на лицо косые лучи утреннего солнца, зевнула, протерла глаза и ойкнула. Ступенькой ниже сидела и дремала, обняв колени, незнакомая женщина. Вернее, как раз от Радкиной возни и ойканья она и проснулась, протерла глаза, отбросила за спину бледно-рыжую косу.
– Что, не узнаешь? Подурнела сильно? – спросила она, усмехаясь.
И тут Радка ее узнала. Лицо гостьи было ужас как похоже на лицо Радкиной матери, разве что немного моложе, смуглее и суше.
– Тетя Дионисия… – прошептала девочка.
– Так-таки тетя? А может, кто другой? Кто я тебе, Радушка? Тетка?
– Сестрица… – протянула Радка с опаской.
Сестрица не сестрица, еще посмотреть надо, а что лесная девица – это ясно. А из Шелама мало ли что прийти может!
Но женщина уже ласково притянула Радку к себе, чмокнула в висок, обдала запахами солнца, травы и немытых волос.
– Помнишь, – сказала она тихо. – Большая уже стала, а помнишь. Хорошо!
Радка помнила.
Сестрица Десси приходила к ним в гости лет шесть или семь назад, принесла матери шерстяную, в красную и черную клетку, дивно мягкую юбку, а Радке деревянного конька, который умел топать ногами и качать головой.
Если уж совсем честно, то сильней всего запомнился Радке этот самый конек, да еще – как мать вдруг спросила:
– А отец-то как?
И Десси ответила:
– Отец тебя забыть не может.
Радка потом много недоумевала: отец тогда и впрямь дня на три уезжал в город, только с чего ему мать-то забывать?
Вернувшись и услыхав от соседей, что приходила Десси, он побелел и сказал тихо и страшно:
– Чтоб я больше имени этой твари в своем доме не слышал.
Конька Радка от греха подальше утащила за баню, построила ему конюшню из щепочек и там оставила. Мать дареную юбку тоже ни разу не надевала.
Потому-то Радка и не хотела сразу признаваться сестре, чуяла, что ввязывается в не шибко приятную историю. Она решила поскорее чмокнуть Десси и сбежать, но Десси вдруг сама отпустила ее, насторожилась, прислушалась к чему-то, словно кошка, не ушами, а всем телом.
Радка ухватилась за подойник. Не иначе, отец решил узнать, с чего это дочка устроилась мух половить на крыльце. Точно! Заскрипели в сенях половицы, растворилась дверь. Радка соскочила наземь, но отец ее даже не заметил. Он уставился на сестрицу Десси.
– Ты тут еще откуда взялась? – Голос его не предвещал ничего хорошего.
– Я на постой пришла проситься.
– Что ж, больше некуда?
– Некуда, – подтвердила Десси. – Если б было куда еще, разве стала б я тебя тревожить?
– Коли просить пришла, так не держи себя как последняя…
Радка ошарашенно вертела головой. Она чуяла, что отец боится, а сестре весело, хотя должно быть наоборот.
– Март… – из-за плеча отца выглянула мать и осторожно погладила его по руке. – Март, света ради. Не при людях.
Дверь захлопнулась, но Радка услышала, как мать в сенях торопливо говорит:
– Марти, она же все-таки дочь мне…
– Дочь, говоришь? А что она десять лет была солдатской подстилкой, про это забыть прикажешь?
– Марти, ей же вправду больше идти некуда! Что о нас люди говорить будут, если мы ее прогоним?
– А что будут люди говорить, если я начну всякую шелупонь с улицы пускать?
Десси улыбнулась.
– Вот я и дома, – сказала она. – А ты к козам пойдешь?
– Угу.
– Ну так я с тобой. Все лучше, чем эти песни слушать.
* * *
С козами они управились на удивлению быстро. Десси обнимала каждую за шею, почесывала ей лобик и промеж рогов, приговаривала что-то ласковое, и рогатые бандитки тут же вытягивались в струнку, не сводя с лесной девицы влюбленных янтарно-желтых глаз. Ни одна ногой не дернула.
На пороге дома сестер поджидал Март. Радка с полным подойником сразу шмыгнула на кухню, а Десси кивнула мужу матери, будто старому приятелю, и сказала:
– Так я в зимней избе поживу пока.
И, не дожидаясь ответа, побрела на нежилую половину.
Март не сдвинулся с места, лишь посмотрел ей вслед и выговорил с ненавистью:
