– Видишь ли, девочки все время покупают цукаты, и, если не хочешь прослыть жадиной, ты тоже должна это делать. Сейчас все помешались на лимончиках, их сосут под партой на уроках или обменивают на карандаши, браслеты из бисера, бумажных кукол и все такое прочее. Если одной девочке нравится другая, она угощает ее лимончиком. А если наоборот, злится на нее, то стоит рядом и демонстративно сосет цукат, не предлагая даже попробовать. Все угощают друг дружку по очереди, и я съела уже много-много цукатов, но сама еще ни разу никого не угощала, хоть и должна была, ведь это – долг чести, сама понимаешь.

– И сколько нужно денег, чтобы восстановить твое доброе имя? – поинтересовалась Мег, доставая ридикюль.

– Четвертака будет более чем достаточно, еще и останется несколько центов, чтобы купить парочку цукатов для тебя. Или ты не любишь лимончики?

– Не особо. Лучше съешь их сама. Вот, возьми. Только постарайся вложиться в эту сумму, потому что денег у нас немного.

– Ой, большое спасибо! Как, наверное, хорошо – всегда иметь много карманных денег! У меня будет настоящий праздник, ведь на этой неделе я еще не попробовала ни одного лимончика. Я отказывалась, когда меня угощали, потому что не могла ответить тем же, хоть мне и очень хотелось полакомиться цукатами.

На следующий день Эми опоздала в школу, но при этом не смогла устоять перед искушением и продемонстрировала одноклассницам – с вполне понятной гордостью – покрытый пятнами сиропа пакет из коричневой бумаги, который потом спрятала в самый дальний уголок собственной парты. Уже через несколько минут ее ближайшее окружение узнало о том, что Эми Марч принесла в школу двадцать четыре восхитительных лимончика (один она съела по дороге), которые и собирается раздать подругам. Девочки окружили Эми вниманием. Кэти Браун тут же пригласила ее к себе на вечеринку. Мэри Кингсли дала поносить до перемены свои часы, а Дженни Сноу, острая на язык юная леди, еще совсем недавно упрекавшая Эми в отсутствии лимончиков, незамедлительно зарыла топор войны и подсказала ей ответы на некоторые из наиболее трудных задач, заданных на дом. Однако Эми не забыла уничижительные замечания мисс Сноу по поводу «некоторых особ с плоскими носами, способных унюхать лимончики у окружающих и при этом не постеснявшихся их выклянчить». Она тут же разрушила надежды Дженни, отбив ей исполненную презрения телеграмму: «Можешь не утруждать себя внезапной вежливостью, все равно ты не получишь ни одного лимончика».

Так уж случилось, что в то утро школу посетила одна высокопоставленная особа. Прекрасно выполненные контурные карты Эми удостоились похвалы. Честь, оказанная врагу, уязвила мисс Сноу до глубины души, а мисс Марч напустила на себя вид прилежной ученицы. Но увы и ах! Гордыня не доводит до добра, и мстительная Дженни Сноу взяла реванш с ошеломительной быстротой и успехом. Не успело важное лицо отпустить дежурные комплименты и откланяться, как Дженни, сделав вид, будто хочет задать важный вопрос, уведомила мистера Дэвиса о том, что Эми Марч прячет в своей парте цукаты.

Необходимо заметить, что мистер Дэвис провозгласил лимончики злостной контрабандой и торжественно поклялся публично покарать первого же злодея, который осмелится нарушить закон. Сей терпеливый субъект, на долю которого выпали многочисленные тяготы, сумел тем не менее после долгой и яростной войны изгнать из школы жевательную резинку, устроил погребальный костер из конфискованных романов и газет, закрыл подпольное почтовое отделение, запретил гримасничать, давать прозвища и рисовать карикатуры – словом, сделал все, что только может сделать мужчина, дабы удержать в узде полсотни непослушных девчонок. Господь свидетель, учительское терпение испытывают и мальчишки, но уж девочки в этом плане не знают удержу, особенно когда речь заходит о нервных джентльменах вроде доктора Блимбера, обладающих замашками тирана и напрочь лишенных педагогических талантов. Мистер Дэвис достаточно хорошо знал греческий, латынь, алгебру и прочие науки, благодаря чему прослыл хорошим учителем, но на его манеры, моральные принципы, чувства и примеры никто не обращал особого внимания. Момент для того, чтобы наябедничать на Эми, был выбран самый неподходящий – или наоборот, это уж как посмотреть, – и Дженни прекрасно об этом знала. Сегодня утром мистер Дэвис явно заварил себе слишком крепкий кофе. К тому же ветер дул с востока, что всегда дурно влияло на его здоровье. А тут еще ученицы, по мнению учителя, не выказали ему должного уважения. Посему, говоря выразительным, пусть и не совсем галантным языком, принятым в школьной среде, «он был раздражительным, как старая ведьма, и разъяренным, как медведь». Слово «цукаты» подействовало на учителя как красная тряпка на быка. Желтое лицо покрылось пятнами яркого румянца, и он стукнул кулаком по столу с такой силой, что Дженни с несвойственной ей быстротой шмыгнула на свое место.

– Молодые леди, прошу минуточку внимания!

При этом недвусмысленном призыве шум в классе моментально стих и пятьдесят пар голубых, черных, серых и карих глаз уставились на лицо мистера Дэвиса, страшное в гневе.

– Мисс Марч, прошу к доске.

Эми, сохраняя внешнее спокойствие, повиновалась, но тайный страх исподволь грыз ее: контрабандные цукаты тяготили ее совесть.

– Захватите с собой лимончики, те, что вы храните у себя в парте, – последовало необычное распоряжение, которое заставило девочку замереть на месте.

– Не забирай все, – прошептала ее соседка, удивительно хладнокровная особа, не утратившая присутствия духа.

Эми поспешно вытряхнула из пакета половину конфет, а остальные послушно выложила перед мистером Дэвисом, надеясь, что мужчина, у которого есть сердце, непременно смягчится, когда его носа коснется столь восхитительный аромат. К несчастью, запах популярных сладостей вызывал у мистера Дэвиса особое отвращение, которое лишь подбросило дров в пламя его гнева.

– Это все?

– Не совсем, – запинаясь, пробормотала Эми.

– Немедленно принесите остальное.

Бросив отчаянный взгляд на свое окружение, девочка повиновалась.

– Вы уверены, что больше ничего не осталось?

– Я никогда не лгу, сэр.

– Вижу. А теперь берите эту гадость по две штучки в каждую руку и выбрасывайте в окно.

По классу пронесся тихий вздох, породивший легкий ветерок – последняя надежда умерла, угощение отняли от страждущих губ. Покраснев от стыда и гнева, Эми шесть ужасных раз прошлась взад и вперед, а после того, как обреченные сладости, выглядевшие столь сочными, выпали из ее противящихся такому кощунству рук, с улицы донесся крик, усугубивший всеобщее горе: девочкам стало понятно, что предназначавшееся для них лакомство стало добычей ирландских мальчишек, их злейших врагов. Нет, это было уже слишком. К мистеру Дэвису обратились раскрасневшиеся и негодующие лица, а одна страстная любительница лимончиков даже расплакалась.

Когда Эми вернулась из своего последнего похода, мистер Дэвис издал многозначительное «гм!» и изрек в своей внушительной манере:

– Юные леди, вы помните, что я говорил вам неделю назад? Мне жаль, что так случилось, но я никому не позволяю пренебрегать установленными мною правилами и всегда держу слово. Мисс Марч, вытяните руку.

Эми испуганно вздрогнула и быстро спрятала обе руки за спину, метнув на учителя умоляющий взгляд, куда более красноречивый, чем любые слова. Пожалуй, ее даже можно было назвать любимицей «старого Дэвиса», как его величали, разумеется, за глаза, и я склонна полагать, что он все-таки нарушил бы свое слово, если бы негодование одной непокорной молодой леди не нашло выхода в шипении. Этот свистящий звук, пусть и едва слышный, привел вспыльчивого джентльмена в ярость и тем окончательно решил судьбу виновницы происшествия.

– Вашу руку, мисс Марч! – Такой ответ был дан на немую мольбу Эми, и, будучи слишком гордой для того, чтобы плакать или умолять, она стиснула зубы, с вызовом вскинула голову и бестрепетно снесла несколько жгучих ударов по своей ладошке. Их нельзя было назвать ни многочисленными, ни сильными, но для нее это уже не имело никакого значения. Впервые в жизни ее ударили, и позор, по ее мнению, был столь же велик, как если бы ее сбили с ног.