– Ничего страшного, пусть сделает перерыв в учебе и отдохнет, потом наверстает, – сказал мистер Лоуренс-старший. – Наша славная соседка уверяет, будто Лори чересчур усердно учится и ему просто необходимо общество сверстников, развлечения и прогулки на свежем воздухе. Подозреваю, что она права. Я трясся над мальчиком, словно чрезмерно заботливая бабушка. Пусть Лори поступает, как ему заблагорассудится, раз уж он чувствует себя при этом счастливым. В этом девичьем монастыре, расположенном по соседству, с ним не случится ничего плохого. Миссис Марч делает для него больше, чем могли бы сделать мы с вами.
Лори и его соседкам действительно было хорошо вместе. Им доставляли удовольствие домашние пьески, катание на санках и коньках, приятные вечера в старой гостиной и, время от времени, – шумные маленькие праздники в большом доме. Мег могла в любое время зайти в оранжерею за букетом свежих цветов, Джо проводила много времени в библиотеке, своими критическими замечаниями повергая старого джентльмена в изумление, Эми копировала картины, от всего сердца наслаждаясь их красотой, а Лори в восхитительной манере исполнял обязанности владельца поместья.
А вот Бет, умиравшая от желания поиграть на роскошном фортепиано, никак не могла набраться мужества, чтобы побывать в «Особняке Блаженства и Безмятежности», как называла его Мег. Однажды Бет все-таки сходила туда вместе с Джо, но мистер Лоуренс-старший, не подозревая о ее робости, пристально уставился на девочку из-под кустистых бровей и произнес: «Эй!» – так громко, что напугал ее до полусмерти, о чем она побоялась рассказать даже матери. Бет быстренько сбежала оттуда, дав себе слово никогда больше не бывать у соседей, даже ради чудесного музыкального инструмента. Никакие уговоры и искушения не помогли ей преодолеть свой страх, пока об этом обстоятельстве не стало каким-то таинственным образом известно мистеру Лоуренсу. Он решил исправить собственную оплошность. Во время одного из своих кратких визитов к Марчам пожилой джентльмен искусно перевел разговор на музыку, заговорив о великих певцах, которых видел, изумительных орга́нах, которые слышал, и принялся рассказывать такие занимательные истории, что Бет сочла невозможным и дальше сидеть в дальнем уголке и подходила к гостю все ближе и ближе, словно зачарованная. Наконец она остановилась за спинкой его кресла, с широко открытыми глазами и пылающими от возбуждения щеками слушая столь необычный рассказ. А мистер Лоуренс, совершенно не обращая на нее внимания, поведал об уроках и учителях Лори. Затем, сделав вид, будто эта мысль только что пришла ему в голову, он обратился к миссис Марч:
– Мальчик совсем забросил музыку, чему я только рад – слишком уж он ею увлекся. Но наш рояль теперь страдает от небрежения. Не желает ли кто-нибудь из ваших девочек упражняться на нем время от времени, чтобы поддерживать инструмент в надлежащем состоянии, а, мэм?
Бет шагнула вперед, крепко сжав ладошки, чтобы не захлопать. Искушение было слишком велико. При мысли о том, чтобы сыграть на столь замечательном инструменте, у нее перехватило дыхание.
Прежде чем миссис Марч успела ответить, мистер Лоуренс продолжил, сопроводив свои слова странным кивком и улыбкой:
– Вашим дочерям необязательно у нас с кем-либо видеться или разговаривать. Пусть забега́ют в любое время, когда им будет удобно. Я сижу, запершись у себя в кабинете в другом конце дома, Лори частенько отсутствует, а слуги после девяти часов вечера вообще не приближаются к гостиной.
Тут пожилой джентльмен поднялся на ноги, собираясь уходить, и Бет решилась заговорить. После его последних слов ей больше нечего было желать.
– Прошу вас, передайте мои слова молодым леди, а если они не захотят прийти, что ж, так тому и быть, – произнес мистер Лоуренс.
Тут в его ладонь скользнула маленькая ручка и Бет, с благодарностью взглянув на пожилого джентльмена снизу вверх, сказала робко, но искренне:
– Ох, сэр, они захотят, очень-очень сильно захотят!
– Это ты та самая музыкальная девочка? – ласково глядя на Бет, осведомился мистер Лоуренс, на этот раз без своего страшного «эй!».
– Меня зовут Бет. Я люблю музыку и обязательно приду, если меня действительно никто не услышит и я никому не помешаю своей игрой, – произнесла она, боясь показаться назойливой и удивляясь собственной смелости.
– Ни одной живой душе, моя дорогая. Добрую половину дня дом пустует; приходи и стучи по клавишам, сколько тебе заблагорассудится. Я буду признателен за это.
– Вы очень добры, сэр!
Под его ласковым взглядом Бет зарделась, как майская роза, но теперь она уже не боялась пожилого джентльмена и легонько пожала ему руку: у нее не было слов, чтобы выразить свою благодарность за столь чудесное предложение. Мистер Лоуренс бережно убрал челку у нее со лба и, наклонившись, поцеловал Бет.
– Когда-то у меня тоже была маленькая девочка, – произнес он тоном, который слышали лишь немногие. – У нее были такие же глаза, как у тебя. Да хранит тебя Господь, моя милая! Всего доброго, мадам, – сказал пожилой джентльмен миссис Марч и торопливо ушел.
Бет обменялась с матерью восторженным взглядом, после чего поспешила наверх, дабы сообщить прекрасные новости своим инвалидам, ведь сестер дома не было. Как беззаботно и весело напевала Бет в тот вечер и как все смеялись над ней, после того как она посреди ночи разбудила Эми, играя во сне на ее лице, как на пианино.
На следующий день, удостоверившись в том, что оба джентльмена, пожилой и молодой, ушли из дома, Бет после двух-трех безуспешных попыток все-таки отважилась проскользнуть в особняк с черного хода и бесшумно, как мышка, пробралась в гостиную, где стоял предмет ее обожания. Рядом, разумеется, совершенно случайно, лежали ноты легкой красивой мелодии, и Бет, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться и осмотреться, наконец прикоснулась дрожащими пальчиками к клавишам огромного инструмента. Страхи тут же ее покинули. Девочка забыла обо всем на свете, кроме неизъяснимого восторга, который вызывала у нее музыка, ставшая для Бет голосом старого верного друга.
Бет играла до тех пор, пока за ней не пришла Ханна, чтобы отвести ее домой на обед, но у девочки пропал аппетит, и она могла лишь сидеть и блаженно улыбаться своим родным, пребывая в состоянии полного восторга.
После этого маленькая фигурка в пальто с коричневым капюшоном почти каждый день пробиралась сквозь живую изгородь. В большую гостиную Лоуренсов повадился ходить музыкальный призрак, незаметно появлявшийся и исчезавший. Бет даже не догадывалась о том, что мистер Лоуренс приоткрывает дверь своего кабинета, чтобы послушать любимые старинные мелодии. Девочка не знала, что в коридоре стоял на страже Лори, чтобы отгонять любопытных слуг. Она не подозревала о том, что нотные тетради и новые песни, которые она находила на подставке, клали туда нарочно для нее, и, когда юноша разговаривал с ней о музыке и давал ценные советы, Бет думала лишь о том, что он бесконечно добр к ней. И потому она наслаждалась от всей души, а вскоре обнаружила (что случается отнюдь не всегда): ее самая сокровенная мечта сбылась, больше ей ничего не нужно. За эту редкостную способность радоваться жизни судьба преподнесла Бет еще один, куда более щедрый дар. Во всяком случае, девочка, бесспорно, его заслужила.
– Мама, я хочу вышить тапочки для мистера Лоуренса. Он так добр ко мне, я должна его отблагодарить, а другого способа я не знаю. Можно мне сделать так, как я задумала? – спросила Бет у миссис Марч через несколько недель после поистине судьбоносного визита.
– Конечно, родная моя. Мистеру Лоуренсу будет очень приятно. Ты придумала чудесный способ его отблагодарить. Сестры тебе помогут, а я куплю все что нужно для вышивания, – ответила миссис Марч.
Она получала искреннее удовольствие от возможности удовлетворить просьбу Бет, ведь та очень редко ее о чем-либо просила.
После долгих и серьезных обсуждений с помощью Мег и Джо был выбран узор, куплены необходимые материалы и работа над тапочками началась. Россыпь ярких анютиных глазок на темно-фиолетовом фоне сочли наиболее подходящей композицией, и Бет взялась за дело. Она вышивала с утра до позднего вечера. В наиболее трудных местах ей на помощь приходили сестры. С иголкой Бет обращалась уже весьма умело и закончила работу раньше, чем она успела кому-либо наскучить. Затем девочка написала короткую записку и с помощью Лори тайком оставила тапочки на столе однажды утром, еще до того, как пожилой джентльмен встал с постели.