— Твои колдовские штучки тебе не помогут, — процедил «слуга» злорадно. Даже несмотря на темноту комнаты, Сеня видел… нет, скорее, почувствовал его хищную усмешку.

А затем атаковал сам. Не размениваясь на «колдовские штучки» — просто пнул, метя чуть ниже живота противника и используя преимущество своего высокого роста.

Слуге-шпиону в свою очередь тоже стоило отдать должное. От удара Сениного он успел прикрыться, выставив колено. Но все равно удар вышел мощный — усиленный адреналином.

Незадачливый убийца взревел от боли. И, не удержав равновесия, опрокинулся на пол.

Сеня двинулся на него… и пару мгновений спустя сам оказался на полу, сбитый подсечкой «слуги». А тот уже привстал, выставив кинжал перед собой.

— Эй! Что это здесь? — в следующий миг донесся со стороны двери голос… женский. С факелом в руке на пороге комнаты показалась девушка заурядной крестьянской внешности. Излишне плотная, ширококостная по стандартам красоты Сениного родного мира. И с круглым простодушным лицом.

Тоже служанка, не иначе. Но вроде настоящая. С коварным убийцей, который только притворялся слугой, не связанная.

Что до самого псевдо-слуги, то, заметив эту нежданную гостью… и внезапную нежелательную свидетельницу, он мячиком подскочил на ноги и молча ринулся с кинжалом на девушку.

Этот рывок несостоявшегося душегуба позволил его столь же несостоявшейся жертве выиграть немного времени. Ровно столько, сколько его требовалось, чтобы вновь призвать на помощь имплантат «Нафаню», чтобы помощь эту в виде молний от него получить и, наконец, нацелить руку с пульсирующими на ладони электрическими змейками в спину «слуги».

Молнии прошили его за долю секунды до того, как соглядатай Первого Свидетеля ухватил служанку одной рукой за волосы, чтобы затем проколоть кинжалом ей горло.

Завоняло гарью… горелым мясом, горящими тряпками. Громко всхлипнув, служанка попятилась в коридор, словно несостоявшийся убийца продолжал внушать ей страх, даже превратившись в обгоревший труп. Хотя, скорее всего, догадался Сеня, испугалась она его. Любителя метать молнии в домашних условиях.

Мгновение спустя, впрочем, девушка снова заглянула в комнату — робко, растерянно.

— Так это ты? Шайнма? — столь же робко осведомилась она, — о котором слухи ходят?..

— Насчет слухов не знаю, но да, — отвечал Сеня, устало поднимаясь на ноги, — я Шайнма… а эта гнида попыталась меня убить.

С этими словами он подошел к трупу «слуги» и легонько толкнул его носком кроссовки.

— Не могла бы ты убрать его отсюда, — попросил Сеня, — ну или позвать кого-нибудь. А то воняет.

— Конечно, — проговорила девушка.

Тоже подойдя к трупу, она ухватилась за одну из его ног; потянула, попытавшись выволочь из комнаты. Что сделать было не очень-то удобно, когда одна рука у тебя занята факелом, а ноша отнюдь не обладает легкостью пушинки.

Поняв, что переоценила свои силы, служанка бросила: «Сейчас позову кого-нибудь» и выскользнула за дверь. Но уже мгновение спустя снова заглянула в комнату.

— Но кто мог захотеть убить посланника Хаода? — недоуменно произнесла она.

— Уж поверь, — с толикой усталого раздражения молвил Сеня, — встречаются на земле и такие люди. Причем мне — уже не первый раз.

Хорошо, хоть рана оказалась несерьезной. А в палатах нашелся человек, способный и обработать ее, и перевязать. Причем, что ценно, не сопровождая полезные свои действия плясками с бубном, выкриками тарабарщины и пассами рук.

Благодаря этому лекарю Сениной жизни вроде ничего не угрожало… пока. Попытка неприметного типа, как оказалось, только притворявшегося слугой, доделать то, что не вышло пять тысячелетий назад у вероломных хелема, окончилась неудачей.

Но то была лишь ложка меда на дне емкости, заполненной такой субстанцией, рядом с которой даже деготь не так плох и вообще полезен. Беда же заключалась в том, что разбуженный этой мразью с кинжалом, после схватки, ранения и визита к лекарю Сеня только и смог, что поваляться на выделенной ему кровати еще пару часов. И убедиться по их истечении, что уснуть ему снова не удастся.

Потому «в народ» новоприбывший Шайнма вышел не выспавшимся, раздраженным и мрачным; с тяжелой как с похмелья головой. Не самое подходящее состояние, чтобы сеять разумное, доброе, вечное. Зато для того, чтоб судить неправедных (строго) и карать (сурово), утренний настрой Сени оказался в самый раз.

По крайней мере, завтраком его в палатах накормили. Причем еды не пожалели, словно ощущая вину за неоднократно нарушенный сон. Вот только усилия прислуги Огненосного пропали втуне — удовольствия от трапезы Сеня не ощущал. Причем не только из-за недостатка отдыха, но и по причине вполне закономерного опасения быть отравленным. Ибо мало ли, сколько тайных злоумышленников могло окопаться среди слуг. Бдительность обитателей палат, если таковая вообще имела место, направлена была, как оказалось, вовне, за пределы опоясавшего холм частокола. Следить же друг за дружкой у соратников, приспешников, прислужников и приживал правителя было не принято. А тем более доносить на коллегу, соседа или просто подозрительную личность. Как при такой беспечности сам Огненосный сохранил и власть, и жизнь, оставалось только гадать. И искренне удивляться.

Впрочем, немного пошевелив мозгами уже на свежем воздухе, Сеня приблизился-таки худо-бедно к пониманию истинного положения дел. Не зря же правитель попросил у него помощи, едва убедившись, что перед ним не какой-то Вася Пупкин, а небесный посланник. Причем настроенный по отношению к жрецам-Свидетелям с явной неприязнью.

Очевидно, смекнул Сеня, отношения между Свидетелями и Огненосным строились по принципу, напоминавшему любимую грабителями формулу «кошелек или жизнь». В данном случае негласный договор правителя со жреческим кланом звучал как «власть или жизнь». То есть, уступив реальную власть Свидетелям, Огненосный мог не волноваться за свою жизнь.

Иными словами, ситуация была куда серьезней, чем показалось Сене на первый взгляд. Свидетели не просто досаждали правителю, играя роль какого-то противовеса, вроде народных трибунов в Риме или бояр на Руси, не давая ему править по желанию собственной левой пятки. Они, по сути, и правили городом от имени Огненосного, с чем последний не очень-то смирился. Но теперь судьба сжалилась над правителем-марионеткой, подсунув в лице Шайнмы неожиданный козырь в борьбе за власть. Он же способ лишить Свидетелей авторитета в народе — а ни на чем другом, как считал по наивности Огненосный, влияние их не держалось.

Увы, недавнее покушение на Сенину жизнь показало, что есть у клана жрецов и другие рычаги, позволявшие разворачивать государственную машину в нужном им направлении. Так что правителю, если он вздумал подложить Свидетелям нечто парнокопытное и хрюкающее, следовало для начала укрепить собственные тылы. Ибо договор, если кто-то его нарушает, рано или поздно становится недействительным для обеих сторон. И то, как скоро после разговора с Огненосным и его советником по Сенину душу пожаловал душегуб с кинжалом, говорит о том, что произошло это, скорее, рано. Донельзя шустро среагировали по другую сторону баррикад.

Впрочем, все перечисленные нюансы оставались головной болью, прежде всего правителя, а не Сени. От последнего требовалось сделать свою работу — прилюдно разоблачить вранье Свидетелей, на его стараниях паразитировавших. И надеяться, что уж тогда Смотритель Замка-Над-Миром пойдет навстречу своему эмиссару и вернет его домой.

Этим Сеня и занялся, придя в сопровождении двух воинов дружины Огненосного на рыночную площадь.

То был этакий лабиринт из дощатых лотков, заваленных мешками с зерном, овощами и фруктами, рыбой и кусками мяса; завешанных тканями и готовыми предметами одежды. Продавали здесь и живую скотину: коровы, козы и овцы стояли, привязанные к специально выделенным столбам, равнодушно поглядывали на толпящихся вокруг покупателей и время от времени подавали голос, словно напоминая о себе.