Сеня кувырком летел сквозь туман, пронзая его слой за слоем, рефлекторно раскинув руки на манер крыльев и растопырив пальцы, словно пытаясь ухватиться за воздух. «Хорошо, хоть на голодный желудок», — с удовлетворением думал он. Хоть в чем-то, да повезло.

Крохотная человеческая фигурка в сумеречной бесконечности. Таким Сеня выглядел бы со стороны, если б было кому глядеть, если б кто-то попробовал обозреть это затянутое туманом и подсвеченное каким-то холодным тусклым светом пространство. Но смотреть было некому. Сеня был единственным живым существом посреди мглистого безмолвия.

Наконец, очередной слой тумана остался позади… и так же позади остались серые сумерки, ранее сменившие непроглядную черноту логова Масдулаги. За туманом Сеню ждал дневной свет. Свет солнца, отражавшийся от ярко-зеленого луга — целого моря свежей, буйно разросшейся травы.

Сеня не успел удивиться. А тем более — задаться вопросом: и откуда взяться траве, если минуту назад была зима. Луг стремительно приближался. Точнее, это Сеня приближался к нему, падая камнем. И… наверное, управлявший туманом Смотритель волшебного замка Бовенгронд пытался свести до минимума высоту, с которой Сене пришлось грохнуться. Но что-то не рассчитал — и посадка вышла довольно жесткой.

Сломать Сеня, правда, ничего не сломал. Но от удара об землю из него буквально дух вышибло. А милосердный организм для облегчения боли велел сознанию немедленно отключиться.

Сколько Сеня так пролежал на импровизированной подстилке из свежей зелени — сам он, понятное дело, не знал. А очнулся, услышав поблизости голос. Человеческий. И отнюдь не утруждавший себя шепотом.

— Говорил же — жив он! Живехонек! Видишь, шевелится? Ох, и здоровый… громила просто!

«Такого шмонать себе дороже, — понял Сеня глубинный смысл последнего уточнения, — вот был бы я беспомощным трупом…»

Открыв глаза и чуть приподняв голову, он увидел перед собой и вокруг целые джунгли травы. Стебли, торчащие из земли, словно пики и знамена несметного воинства; покачивающиеся на легком ветерке листья. Не иначе, местная зелень была взрослому человеку чуть ли не по колено. Куда там низенькой газонной травке, вошедшей в моду на Сениной родине! К тому же снизу все кажется больше и выше.

А посреди травы Сеня, чуть повернув голову, заметил пару ступней, обутых… в сандалии? Нет, скорее, в пресловутые лапти, полюбившиеся иллюстраторами русских сказок. Только что с подошвами из какой-то толстой грубой кожи.

— Ты бы встал, добрый человек, — снова раздался сверху голос, очевидно принадлежавший обладателю лаптей на кожаной подошве, — ни к чему лежать… спать тут. Ладно, мы с Зифром люди честные… мирные. На чужое добро и жизнь не покушаемся. Все, как Свидетели учат…

Сене показалось… или простое вроде слово «свидетели» человек в лаптях произнес как-то по-особому?

— …а так мало ли какого лихого люда здесь шастает. Ладно, разбойники — те хотя бы монеты… хотя бы обдерут как липку, но в живых оставят. А если прислужники Тьмы? Такие и в жертву принесут… зажарят и сожрут на сборищах своих. Да и про зверье всякое забывать не надо.

Ошеломленный далеко не мягким приземлением, да еще резкой сменой обстановки, и потому не вполне понимающий, о чем говорит человек в лаптях, Сеня, тем не менее, предпочел последовать его совету. Приподнялся, опираясь на руки. Медленно встал, одновременно скользнув взглядом по штанам из грубой ткани, вроде мешковины, в которые был одет увещевавший его абориген; по такой же рубахе, да по лицу, бородатому и простодушному, в обрамлении копны нестриженых волос, накрытых то ли шляпой бесформенной, то ли просто подошедшей по размеру тряпкой.

Лицу невысокого мужичка, не утруждавшего себя бритьем и походом в парикмахерскую. Одетого бедно, но хотя бы не в шкуры, успевшие стать для Сени привычными. А главное: говорил мужичок почти нормально, почти по-современному. Не упоминая себя или собеседника в третьем лице.

В то же время, при всех замеченных отличиях, было в нем (точнее, в его внешности) что-то, смутно напоминавшее хелема. Чувствовалось что-то вроде… дальнего родства что ли? Так, по крайней мере, показалось Сене, среди хелема прожившему не один месяц.

«Блин, Смотритель, куда ты меня запихнул? — с досадой подумал он, — где я?..»

— Где я? — последний вопрос Сеня даже произнес вслух.

— На лугу, — отвечал мужичок, на миг перевоплотившийся в Капитана Очевидность, и зачем-то развел руками, — у дороги… недалеко. Мы с Зифром тут проезжали… сын мой.

С этими словами он мотнул головой куда-то в сторону. Оглянувшись, Сеня приметил в нескольких шагах от себя деревянную телегу, груженную репой и кабачками да запряженную парой быков… нет, вероятней, все-таки волов. На пятачке, свободном от груза сидел, свесив ноги, тощий мальчонка в одной длинной рубашке — чуть ли не до пят.

— В город едем, — продолжал мужичок, — урожай вон везем… торговать. Вот ехали мы, ехали — а тут видим вдруг: человек на лугу валяется. Чего, интересно? Вдруг что случилось. Ну, мы не могли проехать мимо. Так уж Свидетели учат. Как Шайнма сошел с небес на помощь нашим предкам, так и мы должны помочь человеку в беде.

«Или помочь себе — поживиться за его счет, если беда оказалась слишком велика, — про себя дополнил Сеня со смесью скепсиса и сарказма, — несовместима с жизнью иль хотя бы с боеспособностью».

Не очень-то ему верилось в бескорыстность порыва этой деревенщины. Даром, что ссылался тот на какое-то имя — явно священное в этих местах… и что-то Сене внезапно напомнившее.

— Кто сошел? Шай…ба? — переспросил он.

— Шайнма, — поправил мужичок с укоризной в голосе, а радушное выражение на пару мгновений сменилось растерянностью и даже легкой обидой.

Последняя, впрочем, не задержалась. Ушла быстро, как маленькое облачко, мимоходом заслонившее солнце.

— Ты, я смотрю, совсем дикий… не из местных, да? — проговорил мужичок с почти прежней приветливостью, — откуда ты?

— Не из местных, — тупо повторил Сеня, теряясь с ответом, — я это… с гор… заснеженных.

По крайней мере, не соврал.

— С полуночи, да? — так понял его ответ мужичок.

Сеня кивнул, сообразив, что в этих краях части света принято обозначать аналогично времени суток, как у некоторых народов его родного мира, а полночь соответствует северу.

— Тогда понятно, — крестьянин расплылся в улыбке, — знаем, слышали! Странник один к нам захаживал… рассказывал о полуночных землях. Где холодно всегда, и живут великаны… вроде тебя.

На это Сеня кивнул молча, а затем, вздохнув и спохватившись, распахнул меховую жилетку. Оказавшаяся весьма кстати — неплохо подкрепляя импровизированную легенду о «великане-северянине» — она, тем не менее, не слишком подходила для ношения в летнюю пору. Тяжелой казалась, а тело под ней намокало потом.

Кто ж знал-то, что дыра в обиталище Масдулаги обернется «дверью в лето»?

Еще немного помешкав, Сеня и ветровку расстегнул, подпуская к груди прохладный ветерок. А жилетку вообще снял и теперь, свернув, держал под мышкой.

— А мы… это, — снова развел руками мужичок, — в город. Можем и тебя подвезти… Зифр подвинется. Шайнма помог нашим предкам, и мы поможем… как Свидетели учат.

«А еще здесь шныряют нехорошие звери и лихие люди, — от себя, правда, мысленно, добавил Сеня, вспоминая его давешние предостережения, — так что вам гораздо безопаснее будет путешествовать в компании вроде бы мирно настроенного здоровяка».

Но предложение мужичка все-таки принял.