Но это по современным Сене меркам. А на фоне густых бород что хелема, что их потомков — этого непременного атрибута зрелости — выглядела щетина не слишком солидно.

Убедившись, что никто вроде не врет, ни Сеня, ни легенда, правитель и советник вернулись к изучению свитка.

— «Руки Шайнмы рождали огонь и метали молнии», — читал Рэй Зоркий, а Сеня мысленно поймал стражника Рина, первым поклонившегося ему в эту эпоху, на неточности цитаты, — «и пришел Шайнма к людям народа избранного, и сказал: вот огонь мой, он согреет вас в холод и отгонит Тьму. А вот молнии мои, они помогут вам в битве с Маждулами. И поднялась рать человеческая, и Шайнма во главе ее».

— Простите, что перебиваю, — снова не удержался и подал голос Сеня, — но тут, в легенде, некоторые преувеличения. Жидковатая рать тогда получилась.

Огненосный пожал плечами, а советник его и вовсе остался бесстрастным. Тебе, мол, виднее. Раз ты сам при этом деле присутствовал.

— «И была битва великая», — еще большее преувеличение озвучил Рэй, — и были Маждулы, кто убит, а кто загнан обратно, в бездну темную, обитель Хорвуга».

— Похоже на правду, — подтвердил Сеня, имея в виду, однако, лишь исход битвы.

А вот продолжение этой «прохладной истории» ему не понравилось.

— «Но как бы ни был Шайнма могуч, но был он смертельно ранен в битве», — прочел советник, — «три соратника его присутствовали при этом: Хуб Премудрый, Кланг Храбрый и Гиз Могучий.

«Речь, видимо, о Хубаре идет, — сообразил Сеня, — и о Каланге. Те еще соратники, кстати. А кто же такой этот Гиз? Наверное, один из здоровяков, с которым логово Масдулаги закрывали. Уж не он ли меня в это логово спихнул?!»

Последний (и весьма щекотливый, даже неудобный кое-кому) момент легенда просто не сохранила. Оно и понятно: пишут легенды, как и историю вообще, те, кто остался жив. Ну, или остался в своем времени.

А взамен легенда сообщала следующее:

— «И велел Шайнма, кровью истекая, трем свидетелям его смерти сохранить историю эту и нести слово о Шайнме народу своему и другим народам, заблудшим во Тьме и дикости. И детям свидетелей, и детям их детей передался этот долг». Собственно, наши нынешние Свидетели — потомки тех троих.

«Типа касты жрецов», — подумал Сеня, а вслух почти выкрикнул:

— Вранье! Эти трое сами пытались убить меня. Но Хаод пришел мне на помощь и забрал к себе! На небо! А свидетели так называемые переврали историю. Так, чтобы сами себя оправдать! И их потомки продолжают пересказывать эту ложь!

Он не знал, какие мысли и чувства обуревали правителя, пока тот слушал полную праведного гнева речь новоявленного Шайнмы. А Огненосный, оставаясь внешне спокойным словно слон, внутренне торжествовал. Он-то рассчитывал на появление таинственного чужака, как на повод к войне — неплохому средству укрепления собственной власти. Но тот подарок, что принесли правителю высшие силы, превосходил даже самые смелые его мечты и ожидания.

Не много не мало, сам Шайнма, посланник Хаода, вернулся в этот мир. Причем имея на так называемых Свидетелей зуб. И было бы глупо не использовать данное обстоятельство в собственных целях.

— Что ж, — начал Огненосный таким тоном, будто приговор выносил, хотя в некотором смысле так и было, — обманули наш народ те трое, совершив святотатство. На самого небесного посланника покусились. И ответ за это преступление должны держать нынешние Свидетели — по закону крови. Огнем и Светом клянусь: я не оставлю его безнаказанным. Но и мне нужна твоя помощь, Шайнма, посланник Хаода.

Конечно, просьба о помощи из уст самого правителя удивила Сеню. Но больше своей внезапностью, чем неуместностью. Да и длилось это удивление совсем недолго. В конце концов, в Сенином родном мире тоже хватало примеров, когда первоначальное впечатление и даже устойчивый имидж оказывались обманчивыми. Среди глав государств — в том числе.

Присмотришься, скажем, к какому-нибудь вождю, народом избранному, от имени народа и о служении своему народу говорящему. И понимаешь, что держит этот вождь любимый им народ железной рукой. Да так крепко, что и не снилось самодержцам старых времен.

Или, напротив, к какому-нибудь монарху приглядишься — сидящему на троне, с короной на голове, с гвардейцами да во дворце роскошном. И поймешь, что его или ее величество не то что не властитель своей страны, но даже не сколь-либо весомая политическая фигура. А просто дань традиции. Что-то вроде музейного экспоната. Пусть даже это «главный экспонат» вроде лирической героини знаменитой песни «Ленинграда» — реальная его ценность, не говоря уж про способность влиять, стремится к нулю.

Вот и в случае с этим Огненосным не стоило обольщаться. Он мог сколько угодно изображать из себя сурового владыку, держащего в руках жизнь и смерть каждого из своих ничтожных подданных, и одновременно звероподобного полудикаря, способного без лишних раздумий лично снести голову любому, кто хотя бы бросит на него косой взгляд. А реальная власть все равно находилась совсем в других руках. Что и неудивительно, если подумать. Ведь правитель властвовал лишь над телами подданных. Тогда как жрецы-Свидетели повелевали их душами. И плох был бы Огненосный как правитель, если бы мирился с таким положением дел.

План, ключевая роль в котором отводилась новоявленному Шайнме, изложил не сам правитель, а советник Рэй. Сене надлежало в разгар дня прогуляться по городу. И перед каждой мало-мальски многочисленной толпой повторить свое маленькое представление, данное сперва пятерке стражников, а затем и Огненосному.

А когда толпа доходила до нужной кондиции (то есть, уверовала, что странный прохожий действительно послан самим Хаодом) наступал второй этап плана. Следовало сообщить людям, что Свидетели не первую тысячу лет обманывают их. Что никакие их предки были не соратники Шайнме, а вероломные предатели, едва не погубившие посланника Хаода. Но он, хвала небесам, не погиб. И теперь вернулся, чтобы свершить возмездие.

— А куда идти-то? — спросил Сеня, когда Рэй закончил излагать свой замысел, — за толпой?

— Лучше всего с рынка начать, — отвечал советник, — там обычно больше всего народу собирается. Особенно ближе к полудню. А дальше можно другие площади посетить… перекрестки. Особенно поближе к центру города. Возможно, и в кабаки наведаться лишним не будет.

— Ты не волнуйся, — подал голос правитель, — я тебе в помощь пару бойцов из дружины отряжу. Они и заблудиться не дадут… и если кто напасть захочет — отгонят.

— Ну… я так-то и сам не беззащитен, — сказал Сеня, — но за эскорт — благодарю. И, кстати…

Он снова повернулся к Рэю.

— …а в храмы тоже заходить придется?

— Зачем? — на лице советника, обычно невозмутимом, мелькнуло удивление наивностью небесного посланца, — если хочешь избавиться от муравьев или ос, ты же не суешь руку в муравейник. И в осиное гнездо пальцем не тычешь.

— А чтоб прихожан на Свидетелей натравить? — с хулиганским блеском в глазах предложил Сеня.

— Их не так много, — отмахнулся Рэй, — даже в главном храме. То один зайдет монетку пожертвовать, то другой — о ритуале договориться. Так что там из людей только Свидетели в основном и присутствуют. Обряды совершают, жертвы приносят.

Сене после такого объяснения осталось лишь неловко замолчать. Приняв тот факт, что храмы этого мира могли вовсе и не походить на современные, знакомые ему, культовые сооружения. Эпоха язычества как-никак на дворе. До коллективных молитв и других подобных ритуалов потомкам хелема было еще расти и расти. А пока они считали, что даже самая худосочная животинка, сожженная на алтаре, для высших сил ценнее самой искренней молитвы.

— И вот еще что, — советник Рэй поспешил разбавить Сенину неловкость, — это, кажется, твое.

С этими словами он протянул собеседнику нож, украденный у того во время прогулок по городу. С радостным удивлением (успел ведь уж даже смириться с его утратой!) Сеня взял нож правой рукой. Осторожно так взял, медленно. Точно боялся спугнуть удачу.