Багирка пожал плечами:
— Что я, против своих, что ли, не воевал?
— На том и порешим, — заключил Шэрхан. — Отдавай приказ копать траншеи и засыпать их порошком, генерал Мукеш. Бала, выводи своих за ворота. Генерал Ху Дзы, распределяй своих по стенам и внутри города. Все знаете, что делать. Начинаем незамедлительно.
Расходились уже, когда Яо к нему подошел. Смотрел спокойно, будто и не было того разговора у Джаджи в загоне, будто час назад колено не преклонял и жениться не предлагал.
— Дай мне кого-то, кто к комнате Сколопендры проведёт.
— Второй портал покоя не даёт? Неужто думаешь, угроза?
— Рисковать нельзя. С одной-то армией вряд ли справимся, а две точно не потянем.
Шэрхан кивнул. Ещё что-то сказать хотел, но в голову ничего не лезло. Яо и не ждал. Развернулся и ушёл.
<center>***</center>
Весь день рыли траншею. Все копать вышли, от генералов до неприкасаемых. Огромный ров выкопали вдоль всей стены, порошком засыпали. Шэрхан инспектировал процесс, где надо и с лопатой помогал. В конце направился во дворец, да по пути у Балы задержался. Посмотрел строй, последние инструкции дал, а в конце по веревочной лестнице на Балиного слона в корзину забрался. Лучницы и копейщицы в приветственном поклоне согнулись и, насколько корзина позволяла, отступили, давая им с Балой возможность пошептаться.
— Протрубят отступление, — сказал Шэрхан хмуро, — отступай. В городе больше пользы принесешь.
Бала только рукой махнула:
— Одевайся иди. Или так в курте да с лопатой сражаться будешь? Не больно по-махараджски. — Приложила окуляр к глазу, по горизонту черкнула. А потом назад досадливо глянула и об край корзины окуляром постучала. — Не доверяю я этим твоим палкоедам. А что как против нас повернутся? Мы же им ключи от города вручили и как закрывать показали. Веришь ты им?
— Им — нет, — сказал Шэрхан. — А императору — да.
— Да где он, твой император?
— Не знаю, — признался Шэрхан. — После совета не видел.
Соврал. Видел Яо мельком пару раз — хмурого, бледного — да мимо прошёл. Стыдно было, что сбежал тогда, как малец. Думал даже поговорить, но что сказать, так и не придумал.
Выдернул окуляр у Балы из рук и оглядел горизонт:
— Да где же они, демоны?
— Дозоры докладывают, уже скоро. — Бала посмотрела испытующе: — Чего ты? Никак боишься?
Шэрхан вжикнул сапогом по дну корзины.
— Не асуров боюсь. Будущего. — Снова лицо отер. — От совета Шрирамана-джи сейчас бы не отказался.
— Совета его хочешь? — насмешливо спросила Бала. — Я тебе дам.
Они встретились взглядом и со смехом хором сказали:
— Тренируйся.
Шэрхан спустился со слона и за ворота пробрался.
Перед дворцом ждала красавица Джаджи. Броня золоченая все тело пластинами закрывает, на бивнях — хищные металлические наконечники, вдоль лба и боков короткие толстые шипы. На шее у неё, сразу за ушами, сидел Багирка. Улыбался хитро, в одной из рук держал небольшое погонщицкое копье-анкушу. Повезло Шэрхану, самые лучшие у него были — и слон, и махут.
— Я уже скоро, — крикнул им Шэрхан, взбираясь по ступеням к тронному залу. Там уже поджидала армия оружейников. Одели его под стать титулу, по первому разряду. Доспех отцовский, жемчужными лотосами инкрустированный, шлем-корона, плащ кроваво-красный с брошью рубиновой, сапоги высокие и пояс с тальваром. Двигаться не больно удобно, зато эффект производило.
Шэрхан глянул в зеркало, усы подкрутил и двинулся было к выходу, как нагнал его один из людей Ху Дзы.
— Император вызывает тебя, махараджа, — сказал он быстро.
Шэрхан набрал в грудь воздуха.
— Веди.
Хоть попрощаться напоследок, чтоб если уйти, то никому ничего должным не быть.
Зашел в комнату — а там никого. Поискал, Яо покликал. Что за игры? Выходить стал, да позвали, а как обернулся — молния зеленая блеснула. Грудь обожгло. И ничего больше не помнил.
В лицо плеснули холодной воды. Очнулся, огляделся — в тронном зале вроде.
Двинуться сил нет. Ноги дрожат. Лоб баграми разрывает. Висит он тряпкой на руках двух краснолатных, и вокруг — ни одного знакомого лица, всё люди Одноглазого.
Нет, одно лицо знакомое есть. В чёрных глазах яд плещется.
— Проснулся, всемогущий махараджа?
Сколько он был в беспамятстве? Что пропустил? Началась уже битва? Какие потери?
— Что ты творишь? — прохрипел Шэрхан, сглатывая комок рвоты в горле.
Яо смотрел на него свысока:
— И вправду ничему ты у меня не научился. Говорил же я тебе, никому не доверяй.
Подошел близко, царский шлем с головы сдернул и в угол отбросил. В лоб плюнул. На трон сел.
Не может этого быть. Сон какой-то дурной. Чтобы Яо предал? Чтобы змеем оказался? В груди будто нарыв сковырнули.
— Отпусти, — прохрипел Шэрхан.
— Конечно отпущу. Только позже. Сначала дождусь, пока асуры армию твою уничтожат, а сестру и всех твоих генералов на куски порвут. Видишь ли, как начнут асуры атаку, мои солдаты ворота запрут, воинам джагорратским отступление пресекая.
Заболели все отметины, молнией по телу оставленные, заполыхали. Но больше всего во лбу зажгло.
— Не сделаешь ты этого.
— Как же не сделаю? Это ж ты у нас добрый. А я — зверь, разве не так? — Посмотрел взглядом ледяным. Давно так на Шэрхана не смотрел. — Кстати о доброте. Тащите сюда. — На взмах его руки солдаты приволокли Пракашку. Избит был сильно, почти не дергался.
— Нет, — взвыл Шэрхан, — не трогай.
Во лбу пульсировало так, что, казалось, всё тело ходуном ходило.
— Да ты ж никогда не дозреешь. А мне соперник, пусть и вялый такой, не нужен. — Кивнул Одноглазому: — Генерал.
Положили Пракашку головой на лавку, достал Одноглазый меч тонкий и…
— Отпусти, отпусти! — забился Шэрхан. Да Пракашку это не спасло. Прокатилась голова Шэрхану под ноги, глазами пустыми на него уставилась.
Посмотрел Яо насмешливо:
— Говорю же, отпущу. Вот семью твою всю уничтожу, трон себе верну, а там и отпущу. В гарем себе. Главным конкубином будешь, любимая моя кошечка.
Плохо Шэрхан слышал, боль во лбу все чувства затмевала. Мысли копошились мутно, словно пиявки в иле.
— Что ж ты в пол смотришь? — измывался Яо. — Не рад? Посмотри на меня, Тигр.
Солдат дернул Шэрхана за волосы, голову поднимая. Как в тумане Яо виделся. Лицо его безжалостное, глаза хищные. Как ты мог? Да как же ты мог?
— А я и еще могу, — сказал Яо. — Тащите сюда.
Шум да проклятья на асурском раздались, а потом поступь тяжёлая и зов трубный, гневный. Только не это.
Во лбу будто костёр развели. Будто порошка насыпали.
— Не смей, — заревел Шэрхан. — Тронешь — убью. Слышишь? Убью.
Прорезала воздух молния змеистая, и повис Багирка у солдат на руках, куклой многорукой на пол брякнулся. Ещё и ещё раз молния прожгла, и теперь взревела сзади от боли Джаджи, с шумом на пол заваливаясь.
Заметался Шэрхан в хватке железной, последние силы призывая, но молния в затылок парализовала, от боли скрючивая.
— Ну, что же ты, Тигр, молчишь? — продрался колкий голос сквозь пелену огненную. — Снова на меня не смотришь? Посмотри же, ну? — Молния рубанула в позвоночник, заставляя прогнуться. — Посмотри. — Удар в грудь. Удар в голову. — Посмотри!
Крикнул Яо — и как свечку задул. Исчезло всё — и горе, и боль. Шэрхан будто под воду ушёл. Только ухало в висках настырно — посмотри…
Поднял Шэрхан глаза, на чёрные напоролся. Там, в самой глубине, что-то было. Что-то другое, под слоем яда. Что-то настоящее.
На мгновение опал морок, правду Шэрхан услышал.
Посмотри на меня…
Не издевкой слова были. Мольбой.
Посмотрел Шэрхан, да в глазах двоилось, словно на поверхности пруда рябь пошла. Закрыл глаза, рябь унимая. Волна за волной она о берег сознания ударялась, распадаясь, над болью телесной и душевной поднимая. Спокойно на душе стало, будто во сне глубоком, исцеляющем.
Посмотри…
Закрыл Шэрхан глаза плотнее. Посмотрел. И наконец увидел.