Шэрхан усмехнулся.

— Вот и отлично. А я тогда буду беспокоиться о том, как поля выжженные возродить. Или как племяннику третий глаз открыть. Или как умельцев джагорратских щётку для зубов научить делать. — Посмотрел, как Яо улыбается. Провел по губам ребром пальца: — А прямо сейчас хочу беспокоиться о том, как мне моего жениха отвлечь, чтобы тандыров ещё хоть сотню смастерить успели.

И так уже почти лежал на Яо. Осталось только коленом нажать, как раздвинулись ноги, его впуская. Хотел было вниз с ласками ползти, да Яо остановил:

— Со вчера все еще готов.

Сладко потянуло в паху. И правда ведь, как до кровати вчера добрались, так всё, что из книжки вспомнили, перепробовали. Так друг друга залюбили, что Шэрханов зад сейчас тоже бы в подготовке особой не нуждался. Маслом смазать — и в бой.

Только теперь ни орлов, ни коней ретивых не хотелось. Хотелось просто вместе побыть, одним целым. Без финтов или счёта.

Входил, прислушиваясь. Как поджимал его Яо — останавливался, а расслаблялся — дальше двигался. Вошел полностью, глаза закрыл, голову в изгиб шеи уткнул. Замер.

Обхватил его Яо одной рукой, а другую в волосы запустил. Перебирал пальцами, приглаживал. Никуда не торопил, только тихонько иногда внутри перехватывал. Теплота от этого по всему телу разливалась. Губы в улыбке растягивались.

Наконец, двинул Шэрхан бёдрами. Не толчком даже, а так, намёком. Да уж больно за это время срослись — волна прошла, будто с размаху залепил. Яо сквозь зубы воздух втянул, пальцами волосы с силой сжал.

Да, так и хотелось.

Прижал Шэрхан губы к солоноватой коже на шее. Целовал под ухом, вдоль челюсти прикусывал, а сам внутрь толкался. Так же мелко и редко, будто с ленцой. Опустил руку, задвигал неторопливо по красивому розовому члену. Слушал быстрые вдохи и громкие выдохи.

И вот сильнее Яо ноги раздвинул, в коленях согнул. Пятки в матрас вжал, простынь натягивая. Голову запрокинул, выдох во вздыбленной груди задержал, с силой сжал Шэрхана, стон выбивая. Теплота ударила в кулак. Шэрхан выжал её до последней капли, а потом собой занялся. Втолкнулся пару раз и, как подступил жар, дернулся было на выход, но рука легла ему на поясницу и жёстко вернула на место. Шэрхан не сопротивлялся. Не до того было. Втиснулся несколько раз до предела и замер, на медовом удовольствии плывя.

Не так было, как вечером. Не безумие острое, тело разрывающее, голову простреливающее, нет. Так бывает, когда после долгого ночного дозора возвращаешься. Доспех натёрший снимаешь, тальвар тяжёлый отстегиваешь, водой чистой обливаешься и в кровать свежую бухаешься. И ты в тепле, в любви, в безопасности. Дома.

Полежал Шэрхан, наслаждаясь, и вышел. Передал Яо тряпочку, что заранее приготовил — надоело в куртах скукоженных ходить. Как улеглись обратно, Яо его поцеловал. В висок сказал:

— Люблю тебя, мой тигр. — Напрягся, отстранился: — Не мой. Не это имел в виду, я просто…

«Да твой, твой. От усов до хвоста», — подумал Шэрхан. А вслух сказал:

— Я знаю.

Яо провел рукой по щеке. Вздохнул и на бок от него отвернулся. Спокойно задышал.

Долго Шэрхан старался. В голове репетировал. Усы теребил. Наконец выдавил:

— И я тебя люблю… морда ты драконская.

Странно слова на язык легли. Непривычно. Ну да это как с третьим глазом. Если тренироваться — лучше будет выходить. Вот прямо с утра и начнёт. И каждое утро будет упражняться.

Теперь ведь все время будут вместе. Трудные решения принимать — вместе. Радоваться и горевать — вместе.

И просыпаться в одной постели по утрам — тоже вместе.

Потому что теперь так положено.