— Кажется, ты говорил, что я много болтаю.

— Я передумал.

— Ну, я не умею рассказывать о себе. Я неразговорчивый человек, — говорит Ричи.

Если бы Стэн сейчас его слышал, возможно, помер бы от смеха. Билл бы точно помер.

— Херня.

— Почему херня? Ты меня не знаешь, — говорит Ричи, надеясь, что это так и есть. Может быть, он тупит. Может быть, Эдди его обманывает. Дурит его всю ночь. Весьма вероятно, но почему-то не верится. Нет, он даже уверен, что Эдди понятия не имеет, с кем познакомился.

— Я просто знаю. То есть, ты защищаешься, это точно, но на самом деле ты не такой. Хочешь знать, как я понял?

— Как?

— Потому что когда ты сказал «неразговорчивый человек», у тебя было то же выражение лица, как у меня, когда я пью мартини.

— О.

— Ты говорил, что знаешь, каково это — притворяться тем, кем ты не являешься. Думаю, мы во многом похожи.

— Я так не думаю.

— Нет? Ладно, не знаю насчет тебя, но вся эта хрень с загадочностью и нежеланием быть собой у меня с детства. Иногда мне кажется, что я будто бы пытаюсь создать себя заново. Не знаю, почему. Но я ловлю себя на этом. Например, сегодня. Я увидел, как ты смотрел на меня и… не знаю. Может, я пытаюсь стать кем-то, кто всем нравится. А может быть, я стыжусь себя, — Эдди встретил его взгляд. — У меня было странное детство. Моя мама… требовательная? Да, верное слово. Тиран. Манипулятор. Все вместе.

— А что она делала?

— Слишком много всего, долгая история. И эй, я уже приоткрыл тебе душу. Как насчет тебя? Не хочешь рассказать мне, почему ты грустил у стойки?

Ричи на секунду задумывается, а потом просто отвечает:

— Думаю, у меня что-то вроде нервного срыва.

— Хах. Натворил дерьма?

— Нет. Не я.

— А что тогда?

— Я поссорился с близким человеком.

— Вы расстались?

— Нет. Все не так.

— Значит, вы просто друзья?

— Думаю, он мой друг.

— Так, и что он сделал?

— Он не дал мне работу.

— А должен был?

— Да, — говорит Ричи, но внезапно чувствует неуверенность. Ему не хочется думать о ссоре, и он определенно не желает допускать вероятность, что он несчастен не из-за этого. — Это… было бы хорошо для моей карьеры.

— Ладно, Мистер-штаны-от-Гуччи, я думаю, мы подошли к главному. Чем ты зарабатываешь?

— Эти брюки не от Гуччи.

— Поверь мне, я знаю Гуччи. И ты не ответил на вопрос.

— Я…

Поезд, наконец, сделал первую остановку. Кажется, можно попробовать сменить тему.

— Осталось всего шесть остановок, — сообщает Эдди.

— Шесть?

— Спокойно. Только первый переезд такой длинный, из-за того, что находится под речкой. А выходим мы на Джефферсон Стрит.

— Ты ездишь так каждый день?

— В основном. Я учусь в Нью-Йорке, и ты уже знаешь, что я бармен в Хампе, так что частенько катаюсь туда-сюда.

— Почему ты просто не переедешь в Ист Вилладж?

Эдди хохочет.

— Погоди, ты что, серьезно?

Ричи кивает.

— Ты, видимо, в состоянии позволить себе все брюки Гуччи, вместе взятые. Представь себе — там кризис доступного жилья. Я не думаю, что на Манхэттене есть хотя бы одни апартаменты дешевле двух тысяч в месяц, и то — студии. И еще — старшекурснику сложнее получить жилье, чем младшим. Большинство моих знакомых старшаков обитают в Гарлеме или в Бруклине. Парень моей соседки живет в Бушвике, но учится в Колумбийском. Он добирается туда целый час****, да и то, если поезда ходят по расписанию. Я готов подвести итог: ты не отсюда. Ты только что переехал, или просто погостить?

— Погостить, наверное.

— Наверное?

Ричи пожимает плечами.

— Тогда откуда ты?

— Из Калифорнии.

— Не удивлен. Почему ты здесь?

— Нервный срыв, помнишь? Я просто не мог там оставаться… Мне нужно было уехать.

— От друга?

— Много от чего.

— И чем ты занимаешься? И да. Ты проигнорировал вопрос.

Черт. Ричи успел об этом забыть.

— Я, ммм, делаю сэндвичи. Художественная лепка сэндвичей.

— Как в Сабвее?

— Точно.

— Окей. Я тебе, конечно, верю. Это приличная и долгосрочная карьера. Хорошие деньги.

— Спасибо.

— Итак, твой друг не дал тебе… лепить сэндвичи?

— Ладно, я соврал.

— Да, это очевидно.

— Не о сэндвичах. О том, что он не дал мне работу. Знаешь, у меня была работа, но он забрал ее до того, как я приступил. В том-то и дело! И все ведут себя, как будто ничего не произошло. Мой друг — гениальный сэндвичист. Он создает рецепты, я имею в виду. У него потрясающие сэндвичи. Правда, потрясающие. То есть, все признаю́т, что он один из величайших создателей рецептов. Но я — я один из лучших его лепщиков. И он не отрицает этого, поэтому предложил делать его сэндвичи в первую очередь мне.

— Так почему ты, хм, больше не можешь лепить его сэндвичи?

— Потрясающий, блядь, вопрос! Видишь ли, люди, которые владеют ресторанами, те еще мудаки, и они утверждают, что народу уже не так сильно нравятся мои сэндвичи, как нравились раньше. А еще они заявили, что это самый лучший рецепт из всех, и им нужен кто-то — цитирую — «стабильный», а не «бомба с часовым механизмом». А мой друг, знаешь ли, настолько хорош, что рестораторы к нему прислушиваются. Все, что ему нужно было сделать — просто сказать, что он не даст им рецепта, если они не согласятся дать мне работу. Но он, естественно, этого не сделал. Конечно, он может дать своей жене работу сэндвичмейкера. Просто на заметку, она замечательная женщина и невероятно талантлива в области сэндвичмейкинга, и у нее уже была карьера до того, как он начал свою, и, несомненно, она бы продолжила развиваться и без него. Но все дело в том, что я тоже хороший сэндвичмейкер! Да еб вашу мать, я — тот самый сэндвичмейкер, который сделал его таким популярным! И теперь мой друг заявляет, что я не должен делать его новый сэндвич, и мне нужно сделать перерыв в художественной лепке, и это смехотворно, потому что я лепил сэндвичи всю мою чертову жизнь, и это единственное, в чем я хорош, но есть вероятность, что это не так, и вся моя жизнь — фикция! Но кто я без этих сэндвичей? Я очень хотел сделать этот сэндвич. Я нуждался в нем. Я нуждался в чем-то*****, — Ричи осознал, что сейчас разревется. Он потер веки.

— Вау. Сколько новой непонятной информации. Сэндвичи — это метафора для мета? Потому что единственное, что я могу предположить: рестораны — лаборатории, владельцы — картели, твой друг создает рецепты, а ты варщик.

— Я не варщик, — Ричи уставился на него, а потом расхохотался. Эдди смеется вместе с ним.

Поезд останавливается на Джефферсон Стрит, двери открываются и смех обрывается.

— Слушай, ты не обязан рассказывать мне, чем на самом деле занимаешься. Я просто рад, что мы можем сбросить все, что накопилось. Сегодня ночь не про мою маму, которую я ненавижу, и давай забудем о сэндвичной индустрии. Давай просто получать удовольствие, окей?

— Окей, — соглашается Ричи.

Квартира Эдди… нормальная? В конце концов, Ричи думает, что это и есть нормальное жилье. Он не совсем уверен. Она маленькая. На самом деле — очень. Кухня находится в паре шагов от дивана, и в комнате совсем нет места. И Ричи сразу замечает отсутствие телевизора.

Первое, что делает Эдди — отправляется мыть руки в кухонной раковине. Ричи неловко стоит в гостиной, стараясь не смотреть на его задницу. Эти кожаные штаны. Эдди достает из шкафчика бутылку розового Мускато и наполняет два бокала. Он заставляет Ричи помыть руки перед тем, как тот берет стакан.