— О, так мы теперь о нем говорим, да? — Стэн хватает распечатку фотографии. Ту, что с Эдди. Несколько часов назад Ричи был уверен, что Эдди предал его. Он обвинил Эдди во всех смертных грехах. Он просто в ужасе оттого, что потерял его, но даже не может найти в себе смелость ответить на звонок. Эдди, которого Стэн всегда ненавидел.

— Не говори об Эдди.

— Вы не вместе. Окей? Ты встретил этого парня в баре, у вас один раз был секс, а теперь ты считаешь, что у вас с ним любовь. Раскрой глаза: он не поможет тебе исправить жизнь. Что бы ты там себе ни надумал, это нереально. Ты склонен романтизировать вещи.

— Я склонен романтизировать? Я? Ты встретил своего мужа в гребаном розовом саду!

Стэн сжимает челюсти.

— Тебе нужна помощь, Ричи. Если ты это признаешь, ничего страшного не случится. У тебя была очень тяжелая жизнь, и ты ни в чем не виноват, но с тобой что-то не так, и ты это знаешь. Навязчивые мысли, боязнь одиночества, импульсивность, тревожность, проблемы с самоидентификацией, инцидент со снотворным, который ты отрицаешь, деструктивное поведение, наркотики, и сейчас — эти «отношения»…

— Не смей говорить о них в таком тоне!

— Бросай все это дерьмо, Ричи. Я подыскал несколько вариантов, которые могут помочь.

— Что ты несешь, какие варианты?

— Места со специалистами. Где тебе помогут, и станет легче.

— Ну вот, ты наконец-то сыт по горло. Я знал, что это произойдет. Я знал, что тебя достало мое присутствие в твоем доме…

— Я этого не говорил! Я просто… Я волнуюсь о тебе каждый чертов день. Когда у Ричи случится очередной нервный срыв? Когда Ричи снова решит наглотаться снотворного?

— Ты считаешь, я двинутый?

— Это какая-то нескончаемая конфронтация. Я считаю, что у тебя есть симптомы. Тебе нужно лечиться и прекратить всю эту херню.

— Я лечусь! Я купил эту сраную книгу! Я не хотел тебе говорить, потому что ты, блядь, всегда меня жалеешь, но я работал над собой все это время!

— Что бы там с тобой ни было, тебе необходимо что-то посерьезнее, чем книга.

Ричи не может удержать слезы.

— Блядь, — говорит Стэн. Он падает в кресло и проводит пальцами сквозь кудри. — Я не должен был высказывать это вот так. Я не пытаюсь тебя никуда поместить. Я просто считаю, что специальная программа в частном учреждении, с дружелюбным персоналом и хорошим психиатром пойдет тебе на пользу. Только на месяц или на два. Как отпуск.

— На хуй все это. Мне стало лучше, но ты даже не заметил. Ты не думаешь, что я могу измениться. Я знаю, что не думаешь. Можешь перестать притворяться.

— О чем ты говоришь?

— Ты сказал, что знаменитости перестают взрослеть, прославившись. Ты считаешь меня гребаным младенцем.

— Я не знал, что ты это услышал.

— Ты реально в это веришь?

— Я знаю тебя очень давно, Ричи.

— Это, блядь, не ответ.

— Какого ответа ты ждешь? Честного?

— Знаешь, что? Ты говоришь, что знаешь, насколько тяжелая у меня была жизнь, но на самом деле ты не имеешь ебаного понятия. Ты не представляешь, каково быть мной. Ты не знаешь, что мир со мной сделал.

— Ты думаешь, что твоя боль так велика и прекрасна, что ни с чьей не сравнится. Но тебе никогда не приходило в голову, что ты, может, настолько зациклен на том, как тебя обидел мир, что даже не замечаешь, когда делаешь больно другим людям?

— Кому я сделал больно?

— Я не собираюсь об этом говорить.

— Нет, серьезно. Кому я сделал больно? — в глазах у Ричи потемнело. Они приближались к опасной черте семимильными шагами. К точке невозврата. — Ты хочешь конфликта? Хорошо. Будет конфликт. Кажется, я все понял. Причину.

— О чем ты говоришь?

— Все не потому, что ты не хочешь видеть меня с Эдди. И не потому, что ты не хочешь видеть, как мне больно. И не потому, что ты думаешь, что я не здоров. Нет, все дело в том, что ты не хочешь видеть меня с кем угодно, кроме себя. Ты никогда не возникал, пока я встречался с женщинами. Сейчас я с мужчиной, и все, о чем ты можешь думать, что не с тобой.

Стэн поднимается. Кресло катится прочь. Останавливается у края ковра.

— Прошу прощения?

— Это так! Ты, блядь, так и не смог меня забыть. Ты был мной одержим все детство. Ты был до охуения влюблен в меня, и до сих пор влюблен.

— Пошел вон из моего офиса.

— Я прав, не так ли? Майк знает, что ты в меня влюблен?

— Убирайся!

— Нет.

— Иди на хуй.

Ричи толкает его. Стэн бьет его. Обручальное кольцо рассекает Ричи губу.

— Ты проебался, Стэн. Понимаешь? Ты в браке, но влюблен в лучшего друга. Поэтому ты хочешь упечь меня куда подальше? Потому что ты не можешь выдержать того, что мы не вместе?

— Ты осознаешь, что говоришь, или просто пытаешься ударить побольнее? В любом случае, на хуй. Ты слышишь, Ричард? На хуй тебя, ты, инфантильный сопляк. Иди на хуй, как друг и как клиент, — Стэн вынимает из кармана ключ и идет к картотеке. Он открывает верхний ящик, выгребает его содержимое и бросает в Ричи. — На! Это все твое, Тозиер! Твои закладные, закладные твоей матери, доверенности, все записи о расходах, все здесь! Ни одного ебаного цента мимо! Теперь это все твоя, блядь, ответственность. Надеюсь, ты и правда такой умный, каким притворяешься, учитывая, что ты этих отчетов и в глаза ни разу не видел. Удачи, блядь.

— Стой…

— Нет. Сейчас ты съебываешься и оставляешь меня в покое. Лечись, не лечись. Какое мое дело. А теперь убирайся из моего кабинета. И если, когда я вернусь домой, я обнаружу там тебя или хоть одну твою шмотку, я вызову полицию. Просто, блядь, рискни.

Юные Ричи и Стэн улыбаются с фотографии вслед, когда он уходит с пачкой бумаг на руках и с кровью на подбородке.

Пропущенный от Эдди. Пропущенный от Эдди. Пропущенный от Эдди. 13.00. 14.30. 15.00.

Ричи звонит Биллу. Билл не берет. Ричи звонит Биллу. Билл не берет. Ричи звонит Биллу.

— Р-ричи, я н-н-не могу сейчас разговаривать.

— Мы со Стэном разругались. Мне нужно к тебе сегодня.

— Я у-уезжаю в Вермонт.

— Ты не можешь просто свалить, не предупредив. Мне нужен кто-то рядом. Боже, Билл, дело плохо, так что, пожалуйста…

— Я н-н-не могу. Что-то с-случилось.

— Что? — выдыхает Ричи.

— М-мама Одры т-только что звонила. Ее за-за-забрали в больницу несколько часов назад. У нее кро-кровотечение, и они со-собираются делать экстренное к-к-к-к-…

Сердце Ричи упало.

— Кесарево? Но она же только на шестом месяце. Это… Боже, Билл. Все будет в порядке?

— Они не з-знают. Слушай, я д-должен идти. Я не м-м-могу пропустить рейс.

Связь обрывается до того, как Ричи успевает сказать хоть что-нибудь в поддержку.

Воздух в доме был спертый. Оно и понятно. Ричи не жил здесь почти полгода. Он бросает ключи от машины, бухгалтерские отчеты и сумку с вещами на диван. Он задумывается, а не сунуть ли руку в шредер. Допустим, это и есть симптомы, о которых говорил Стэн. Допустим, он и сам знал, что есть симптомы. Допустим, именно поэтому он купил себе книгу, предназначенную для людей с пограничным расстройством личности*.

Кровь на подбородке давно засохла коркой, но губа начала беспокоить только сейчас.

И он начинает плакать. Он плачет из-за ужасных голосовых, которые оставил Эдди. Плачет, вспоминая, с каким отвращением миссис Деннинджер тыкала пальцем в фотографии Эдди. Плачет из-за того, что наговорил Стэну. Плачет о Билле с Одрой и об их малыше. Обо всех этих чудовищных, необратимых вещах. Но больше всего — о себе.