— Ты был шафером на моей свадьбе. Естественно, ты мой лучший друг.

— Почему?

— Потому что ты — это ты.

— Да ну? И кто же я? Не знаю. Серьезно, не знаю. И не думаю, что когда-нибудь знал, так может скажешь мне, пожалуйста? Кто я?

— Не могу ответить за тебя.

Где-то ухает сова.

— Взгляни на небо, Ричи.

Ричи смотрит. Глубокая, темная синева, подсвеченная огнями большого города. Ночь безоблачная, но звезд не видно. Небо засвечено. Они находятся практически в самом сердце ЛА, хотя и далеко от шума мегаполиса.

— Что ты думаешь о звездах?

— Мы в Голливуде, Большой Билл. Здесь нет никаких звезд. Вот это ирония, да?

— Просто посмотри на небо, Ричи. Сделай одолжение.

— Хорошо. Расскажи мне о небе.

— Ну что ж, люди глядели в него сотни тысяч лет. Мы так долго пытались объяснить себе смысл всего сущего. Некоторые уверены, что выяснили. Другие об этом вообще не думают. Это величайшая загадка — что кроется там, для чего все это. Для чего мы здесь.

Говорят, все предопределено. Богом или звездами, неважно. Людям нравится верить в судьбу. С начала времен мы смотрели на звезды, и звезды внушали страх. С начала времен смысл человеческого существования заключался в желании обезопасить себя. В средние века считалось, что звезды — прорехи в небесном полотне. Но теперь нам известно, что это гигантские шары пылающего газа. И это знание тоже пугает. И теперь мы боимся, что наши открытия и определения на самом деле окажутся ложными. И мы снова бьемся над этими загадками. А если не хотим думать о звездах, заглушаем их свет огнями больших городов.

— Боже, Билл. Это настолько поэтично на твой взгляд.

Билл хмыкает.

— В звездах нет поэтики, Ричи. Что бы ни говорили. Поэзия — в нас самих. Звезды просто есть, неважно, что мы о них думаем. Нам с тобой тоже нет определения. Так что мы можем создать его сами. Это я имею в виду, когда говорю, что не могу сказать тебе, кто ты. Ты должен выяснить это сам.

Ричи чувствует сильный дискомфорт. Пустое ночное небо нависло над ним. Он усмехается, потому что не знает, как реагировать.

— Это и есть твои новости, Билл? Ты готовишь сай-фай блокбастер? Это был сценарий? Ты готовишь мне роль? — прошу.

— Я беру тайм-аут, вот в чем дело.

— Что случилось? Ты болен?

Билл отмахнулся.

— Должно же быть у человека право на интроспекцию.

— Просто расскажи новости.

Билл достает из кармана листок бумаги и передает его Ричи. Тот поднимает его на свет.

— Это…?

— Эхография.

— А… Одра… о, Господи.

— Я буду папой, — улыбка Билла сияет.

— Это твой ребенок?

— Это мой ребенок!

Ричи пытается осознать. Он смотрит на снимок будущего малыша Филбро. Причина интроспекции. Осмысление существования.

— Я так счастлив за вас, — говорит Ричи. — Сколько уже?

— Пятнадцать недель. Люди некоторое время хранят это в тайне на случай… ну ты знаешь. У нас до этого было несколько безуспешных попыток. Мы начали бояться, что ничего не получится. Но удалось. Первый триместр прошел без проблем. Врач говорит, мы уже можем объявить. Ты первый, кому я сказал.

— Почему вы не сообщили об этом вместе?

— Она хотела, чтобы тебе рассказал я. И я, ох, хочу сказать т-тебе кое-что еще. Она думает, лучше тебе услышать это от меня.

— Что такое?

— Одра уехала не только повидаться с родителями. Она смотрит дома́.

— Дома́?

— Мы собираемся переехать в Вермонт.

— О.

— Но это н-не навсегда, мы не собираемся п-продавать этот дом. Просто…

— Ты не хочешь, чтобы ребенок рос в свете софитов.

— Да.

— Понимаю. Это губит детей, портит, они растут потерянными, с ощущением ужасной пустоты и печали, не могут найти счастье, или смысл…

— Ричи, стой. Я не о том. Ты знаешь, что я не это имел в виду.

— Нет, это… Я слышал, в Вермонте хорошо. Подходящее место, чтобы растить детей. Приятное и спокойное, и я уверен, что там отличные частные школы и природа, и все, что обеспечит ребенку замечательное детство. Все хорошо. Все здорово. Все нормально. У меня четверо друзей, и двое из них переезжают на другой конец страны.

Это не честно по отношению к Биллу. Это большое событие. Это его время. И Ричи отбирает его. Он делает все наоборот, вопреки советам книги, и не знает, как остановиться. Он не сразу осознает, что плачет.

— Черт возьми. Прости меня, Билл.

Билл поднимается и обнимает Ричи. Они не обнимались с той самой ночи на афтепати. Ричи прижимается щекой к его плечу.

— Я люблю тебя, Ри-Ричи, я н-никогда не п-перестану быть твоим другом, — быстро и сбивчиво говорит Билл. — Т-ты же знаешь, да?

— Знаю, — нет. — Прости меня за то, что я наговорил. Я правда счастлив за вас, правда. Ты будешь замечательным отцом. Детям необходим хороший отец.

Билл отпускает его и улыбается.

— Ты правда считаешь, что я буду хорошим папой?

— Ты будешь потрясающим папой.

Они проводят остаток вечера за игрой в Скраббл. Билл каждый раз побеждает.

И все хорошо.

Прошло четыре месяца с поездки в Нью-Йорк. Сегодня первый день осени. Ветра в Санта-Ане горячие, сухие, а воздух странный, как будто бы тяжелый. Но это не важно, Ричи редко выходит. Он вернулся к Стэну и Майку и, скорее всего, останется на некоторое время. Он не может вернуться домой. Он пока не готов.

Никто и словом не обмолвился, но Ричи знает, что всему есть предел, и надеется только, что он не наступит в ближайшее время.

Поиски дома в Вермонте проходят успешно. На самом деле, прошли успешно. Пару дней назад они выбрали домик в пригороде Монтпилиера. Дом весьма скромный, потому они и положили на него глаз. О переезде не объявят до премьеры фильма, но Одра все больше времени проводит у родителей. Это хорошо для ребенка. Ричи постоянно себе напоминает. Он скучает по ней. Очень. Скоро они с Биллом уедут. Но все нормально. Все в порядке.

Еженедельные ужины уже давно не еженедельные. Вскоре станут собираться только по праздникам, а когда-нибудь перестанут вовсе. Ничто не вечно. Не для Ричи.

Сегодня все ужинают в гостях у Стэна и Майка. Ричи помогает Майку на кухне. За месяц он значительно прокачал некоторые скилы. Научился, наконец, водить и купил машину. Но этот навык пока не развивает, потому что ему особо некуда ездить.

Ричи фокусируется на вкусе еды. На аромате парфюма Одры. Поддерживает равновесие, как советует книга. Нужно концентрироваться на приятных ощущениях. Видит Бог, их достаточно в этом доме.

Одра больше не прячется. Они с Биллом еще не объявили о ребенке официально, но таблоиды уже подняли волну. На этой неделе ее фотографии с округлившимся животом появились на обложках Ok! , Star и People. Продюсеры Билла вопят, что это «самый, черт побери, охрененный маркетинговый ход». Одра усмехается, но не отрицает, и тут уже не поспоришь, что вся эта шумиха здорово подтолкнет продажи. Когда состоится премьера, Одра будет на девятом месяце беременности, и Билл будет рядом, будет поддерживать ее под руку — идеальная маленькая семья на красной ковровой дорожке. А потом они сбегут. Билл снова засядет писать. Одра будет заниматься ребенком. Они приглашают Ричи в гости, когда ему только захочется, но Ричи не дурак. Только двадцатипятилетнего ребенка вдобавок к новорожденному им там не хватало.

Ричи почти ничего не ест.