Стэн не желает слышать ни слова об Эдди. Ну, на самом деле, никто из них не хочет. Все они согласны со Стэном в том, что ситуация может выйти из-под контроля, но, по крайней мере, пытаются Ричи поддержать. Стэн никогда не понимал таких вот затей. Ричи считает, что Стэн должен принять то, что их с Эдди отношениям уже два месяца. Стэн убежден, что для того, чтобы иметь отношения, люди должны видеться. Что ж, по-своему он прав.

Они с Эдди никак не обозначают то, что между ними происходит. То есть, не совсем так. Скорее, вот как: Ричи чувствует себя с ним в безопасности, Эдди чувствует то же. Они живут на противоположных концах страны, но каким-то образом стали невероятно близки. Эдди говорит — это оттого, что незнакомцам легче общаться. Он настаивает, что они по-прежнему незнакомцы, но откровенность их бесед доказывает обратное. И нет, они не «встречаются». И пусть слово «бойфренд» готово слететь с языка каждый раз, когда Ричи говорит об Эдди, он знает, что оно не подходит. Эдди прямо заявлял, что спит с другими мужчинами. Правда, в последний раз Ричи слышал об этом много недель назад.

Ричи думает, что все происходящее превратило их в счастливо-печальных чужаков-влюбленных. Такой вот парадокс. Они болтают, когда им скучно или грустно, или когда нужна разрядка. Флирт и секс по смс. Они открывают друг другу самое сокровенное.

Ричи лежит на постели (в гостевой спальне в доме Стэна и Майка), прижав телефон к уху. Они с Эдди проговорили уже час, и телефон теплый, почти горячий. В ЛА девять часов вечера, в Нью-Йорке — одиннадцать. Сегодня четверг, и это его любимый день. У Эдди в пятницу нет занятий, а на работу только к девяти вечера. Поэтому они могут поговорить подольше. Иногда беседы растягиваются на всю ночь, и Ричи, просыпаясь, обнаруживает, что оба уснули, не отключившись. Он любит четверги.

— У меня ощущение, что без работы я ржавею, — делится Ричи.

— А не можешь ты поспрашивать? Походить на прослушивания, или как там?

— Актеры не спрашивают. По крайней мере, такие знаменитости, как я. Меня иногда приглашают на читки, но прослушиваний у меня не было с пятнадцати лет. С тех пор они сами ко мне приходят.

— Пижон. Чтоб я так жил. Но на рынке труда ситуация сложная.

— Когда ты закончишь университет, будешь нарасхват.

Эдди смеется.

— Надеюсь.

— Серьезно! Ты потрясающий. Получишь бакалавра и мастера одновременно. Я даже не представлял, что такое возможно.

— Ну, это тяжело, но получать две степени разом дешевле и быстрее. Знать бы еще, что с ними делать.

— Ты не представляешь, сколько бы я дал, чтобы оказаться на твоем месте. Но за меня в детстве решила карьера. Тебе охрененно повезло.

Эдди молчит.

— Черт. Я что-то сказал не так, да?

— Немного.

— Погоди, дай мне еще попытку. Я вот прямо этим утром прошел раздел о межличностных отношениях, — Ричи кладет телефон, берется за книгу, листает страницы до последнего загнутого уголка и пробегает текст глазами. — Так. Эдди, я услышал тебя и понимаю, что тебя расстраивает. Понимаю, что должен поддержать тебя, а не перенаправлять разговор на себя и свои проблемы.

— Еще раз, и с чувством.

— Извини.

— Все в порядке, — смеется Эдди. — Правда.

— Нет, серьезно, я точно знаю, что тебя ждет большое будущее. И надо быть полнейшим идиотом, чтобы не замечать, как много ты для этого работаешь.

— Спасибо.

На линии снова тишина. Но это приятная тишина. Близость.

Наконец, Эдди спрашивает:

— Если бы ты мог стать кем угодно, что бы ты выбрал?

— Никто меня об этом не спрашивал.

— Правда?

— Правда. Я всегда был только актером. Стэн хотел запихнуть меня в колледж, но у меня даже диплома об окончании школы нет.

— Я не знал.

— Это стыдно.

— Ричи, не надо. Ты не закончил школу, потому что работал круглыми сутками с самых пеленок, даже тогда, когда у тебя еще и прав на это не было. Ты не виноват.

— Но я сам бросил учиться. Сосредоточился на карьере.

— Жалеешь?

— Не знаю.

На линии снова тишина. Не живая, но и не мертвая. Неопределенная.

— Знаешь, вчера вечером я наконец-то посмотрел один из твоих фильмов, — говорит Эдди.

— О.

Ричи не знает, как реагировать. Он много рассказывал о своих ролях, но Эдди так и не видел ни одной его работы. До сих пор.

— Это было… сюрреалистичненько. То есть да, я знал, что ты выдающийся актер, но видеть тебя на экране, с освещением, спецэффектами и прочими голливудскими приблудами… было странно.

— В смысле, странно? Какой фильм ты смотрел?

— «Черную стремнину». Бев сказала, это твой лучший. Мы смотрели у Бена дома. У него есть телевизор, огромный, кстати.

— Я получил Оскар за эту роль.

Эдди смеется.

— Я знаю. Ты напоминаешь мне об этом примерно раз в неделю.

— Да просто факт! — Ричи тоже смеется. Раньше он никогда не смеялся над такими вещами. — Тебе понравился фильм?

— Да. Ты профессионал своего дела.

— Спасибо.

— И безумно сексуален.

— Ну, тут уж надо сказать спасибо всем, кто это устроил, — смеется Ричи.

— О чем ты?

— Поначалу я не был особо привлекательным. Я был забавным ребенком и должен был стать забавным взрослым.

— И стал очень привлекательным взрослым.

— Да, но не должен был.

— Да, но стал.

— Да, но я об этом жалею.

— Почему?

— Кажется, я чувствую диссонанс между телом и мозгом. Не выгляжу, как должен. Фальшивка.

— Ты не фальшивка.

— У меня нос фальшивый.

— Хах.

— Глаза, зубы. Ричард Тозиер прошел тотальную реновацию.

— Ни разу не слышал, чтоб ты звал себя Ричардом. Ричард То-зи-ер. Звучит важно.

— Звучит фальшиво. Раньше звучало «Тозь-юр». Менеджер потребовала изменить. Много чего изменить. Эй, хочешь кое-что забавное услышать?

— Да?

— Пару лет назад она застраховала мой нос.

— Нос?

— Сразу после лазерной коррекции я окончательно подсел на кокс. Если бы мост полетел, я остался бы без работы надолго, чтобы его реконструировать. Я же торгую лицом. И теперь, если у меня возникнут проблемы с деньгами, я всегда могу себе его расквасить и поднять тридцать миллионов.

— За нос?

— Говорил же, мне платят около двадцати за роль. Миссис Деннинджер посчитала, что я могу потерять два проекта, по крайней мере, так что эта сумма, пожалуй, даже маловата.

— Боже. Когда ты слез с кокса? — Эдди откашлялся. — То есть, ты же слез, да?

— В сентябре будет три года, с тех пор не притрагивался. Мне повезло, что это не стало достоянием общественности, хотя слухи ходили. Но доказательств у них не нашлось.

— Я так рад, что ты смог остановиться.

— А я рад, что мой нос остался на месте, если учесть, сколько я юзал, — Ричи смеется. Пусть и несмешно. — Но слезать тяжело. Неописуемо. Я не только нюхал — еще и мешал всякое разное дерьмо. Амфетамин, Молли, ГГБ, горы Кетамина. Но кокс мне нравился больше всего. Ни дня без дорожки не мог проработать.

Он не упоминает снотворные.

— Ричи, это ужасно.

— Да ну? Это надо видеть. Люди, с которыми я работал, делали ставки, сколько я проживу. Двадцать три — самый популярный был вариант. Болтали, что я шагаю по дорожке Ривера Феникса. Если тебе вдруг показалось, что тридцать миллионов за нос — это уж слишком, я даже не буду раскрывать, сколько точно получили бы студии в случае моей скоропостижной кончины во время съемок. Сотни и сотни, и не важно, какой там бокс-офис. Без меня проект рухнул бы, или пришлось бы добывать дополнительные средства на ре-шут. Но страхуют всех, вне зависимости от того, употребляют они или нет.