«Тук-тук-тук». Последний кусочек сахара никак не хочет размешиваться.
– Ничего особенного… – Снейп как-то странно смотрит на меня. – Ничего осо… Можешь мне не верить, Поттер, но я бы с удовольствием поменялся с тобой местами.
У него совершенно безумный взгляд – тёмные провалы вместо глаз. Это уже не пустота, это нечто другое… Сколько ещё секретов хранит в себе этот человек? Сколько он позволит мне раскрыть?
– Я предпочёл бы вовсе не помнить своих родителей, – говорит. – Особенно отца.
– Почему?
Он хмыкает и игнорирует мой вопрос. Вполне закономерно.
– Впрочем, от матери у меня осталось одно счастливое воспоминание. Его хватает, чтобы хранить о ней добрую память.
Северус всё-таки встаёт, чертыхаясь, и, стиснув зубы, идёт к двери, чтобы через минуту опустить передо мной маленькую резную шкатулку. На крышке – огненно-рыжая птица. Я жду, что она вот-вот оживёт и чувствую лёгкое разочарование оттого, что ничего не происходит.
– Что это за птица?
– Феникс, мистер Поттер. Символ смерти и воскрешения. Символ бесконечного круга, если хотите.
– Значит, это ваш талисман? – брякаю, не подумав. Снейп раздражённо фыркает.
– Это мифическое создание, Поттер. Его не существует. Какой к чёрту талисман?
– Зря вы так. – Я аккуратно поглаживаю резное птичье оперение. – Нельзя верить только в то, что доказано наукой. Вы же человек искусства, разве так можно?
– Вы ничего не знаете об искусстве, ровно как и обо мне. Так что прекратите разводить полемику.
– Как вам не стыдно. – Мне отчего-то становится обидно. – Я несколько месяцев кряду таскался на ваши концерты, а вы говорите, ничего не знаю. Да я теперь разбираюсь в искусстве не хуже вашей Макгонагалл!
– Кто написал «Над пропастью во ржи»? – невозмутимо спрашивает Снейп.
– Что?
– «Мастер и Маргарита»? «Собор Парижской Богоматери»?
– Ну-у…
– Самая известная работа Леонардо да Винчи?
– Это нечестно! – возмущаюсь я. – Вы даже не спрашиваете про музыку.
– «Токката и фуга ре-минор»? Опера «Дон Жуан»?
– Чёрт, да дайте же мне собраться с мыслями!
– Думайте, Поттер, кто же вам мешает. – Северус насмешливо улыбается.
– Ну хорошо. – Поднимаю руки в примирительном жесте. – Хорошо. Вы победили, сэр. Что теперь? Мне встать на колени? Станцевать ламбаду на столе?
– Не нужно, Поттер, не нужно. Лучше откройте, наконец, шкатулку.
Феникс распахнул клюв в торжествующем крике. Кажется, вот-вот вырвется из своего плена и взлетит прямо под потолок крошечной кухни.
– Она такая… красивая.
– Важнее – то, что внутри, Поттер.
Важнее – то, что внутри. Эта истина вросла в меня вместе с тобой, Северус. И вот сейчас ты сидишь за дубовым столом, скрестив руки в защитном жесте, со своим насмешливым взглядом, с лиловыми кругами под глазами, а я смотрю на тебя и вижу… то, что внутри.
Внутри шкатулки – маленькая фигурка феникса, который медленно вращается вокруг своей оси. И музыка, спокойная ласковая музыка, от которой почему-то немножко щемит сердце.
– Поразительно, – негромко говорит Северус. – Поразительно, что она ещё работает… Мать очень любила эту вещь. До сих пор помню, как она надевала своё единственное платье – ярко-красное, вот как перья этого феникса, запиралась в спальне от собственного мужа и открывала шкатулку. Потом – долго кружилась по комнате с закрытыми глазами, пока отец орал в бесплодных попытках выбить дверь. Она могла делать это часами. Веришь, Поттер?
– Откуда… –Я пытаюсь прочистить горло, – откуда вы знаете, что она делала именно это?
– Прятался под кроватью. Представь себе, я уже тогда предпочитал музыку пьяным воплям отца.
Мы сидим в молчании, нарушаемом лишь мелодией из шкатулки и мерным гудением холодильника. Музыка на секунду замолкает и тут же начинается заново.
– Это и есть символ бесконечного круга? – Я неловко пытаюсь выдавить смешок.
– Больше не шутите, Поттер. – Усталые морщинки вокруг глаз становятся глубже. – У вас это получается не лучше, чем рассуждать об искусстве.
– У меня есть одно подозрение…
– Мне уже страшно.
– Северус, я серьёзно. У меня появилась мысль, что то, что мы с вами сейчас слушаем – это тоже Бетховен.
Брови Снейпа удивлённо ползут вверх.
– Я угадал?
– Как это ни странно, Поттер… вы действительно угадали.
– А я вам говорил! – Я чувствую прилив гордости.
– Любопытно, как вам это удалось.
– Просто я не так безнадёжен, как вам хочется думать.
– Поттер…
Нет, ну вот что он ко мне прикопался? Я и правда не знаю. Я могу только пожать плечами и ляпнуть первое, что пришло в голову:
– Наверное, просто привык, что всё мало-мальски важное в вашей жизни непременно связано с этим глухим ублюдком.
Северус вздрагивает. Крошечная статуэтка феникса завершает свой круг и теперь движется в обратную сторону – по часовой стрелке.
– Почему «ублюдком»? – как-то потерянно спрашивает он.
– А вы разве не читали его биографию? Чего этот тип только не вытворял! Один раз на концерте вскочил посреди собственной сонаты и заорал на рыдающих в экстазе зрителей: «Идиоты! Я жду от вас аплодисментов, а не слёз!» Нормально?
– Кхм. – Северус безуспешно пытается скрыть улыбку. – Для гения – вполне.
– А вы по этой же причине позволяете себе своё отвратительное поведение? – невинно уточняю я.
– Поттер…
– Боже, глазам не верю, неужели мне удалось смутить вас? Сегодняшняя ночь совершенно точно войдёт в историю!
– Поттер!
– Вам так нравится повторять моё имя?
Пауза.
– Кажется, вы уже допили свой чай. – Чёрные глаза сужаются. – Не пора ли вам…
– Не раньше, чем вы расскажете мне, с чего это вы так помешались на старине Людвиге. Ну же, Северус? Это была любовь с первого… звука?
Лицо Снейпа медленно наливается красным (почти что оперенье феникса, ну надо же). Кажется, он вот-вот надуется и лопнет, словно воздушный шарик.
– Не играй со мной, мальчишка! – шипит он, брызжа слюной.
В меня словно вселился бес, и я продолжаю глупо улыбаться и нести чушь, пока до меня не доходит, что Снейп задыхается. По-настоящему задыхается. Бледнеет, хватается за рёбра, сжимает веки… Ещё секунда мне требуется на то, чтобы понять, что это такое.
Второй приступ за день. Ты действительно превосходно разрушаешь чужие жизни, Поттер. Грёбаному садисту, который расплющил машину твоих родителей, есть чему у тебя поучиться.
Я почти чувствую, как надрывный сухой кашель царапает его горло, продираясь наружу, вырывается сквозь стиснутые зубы. Он пытается прикрыться, отвернуться, но я оказываюсь рядом, хватаю его за руки:
– Дышите сэр, умоляю, дышите!
Пульс под пальцами бьётся загнанным зверем. Я бережно отвожу чёрные пряди с липкого лба и чувствую, как предательски дрожат руки.
– Дыши, Северус, чёрт тебя подери! – ору ему прямо в ухо. Он вздрагивает, раздувает ноздри и… дышит.
Бетховен из шкатулки пускается по третьему кругу.
– Прости, я такой идиот. – Я сижу рядом с ним на полу и постыдно шмыгаю носом.
– Хоть одна толковая фраза за вечер. – Снейп тяжело вздыхает. – Не стоило разводить сопли, Поттер. Эти… срывы обычно совсем не опасны.
В его голосе слышится облегчение. А ещё в нём слышится что-то новое, тёплое и совсем даже не снейповское. Что-то, предназначенное лично мне.
Похоже, у Гарри Поттера от радости поехала крыша.
– А что это за мелодия, сэр? – Идиотская улыбка, кажется, намертво прилипла к губам. – Я не помню, чтобы она звучала на концертах.
– Это «Сурок», Поттер. Всего лишь детская песенка на стихи Гёте.
– Песенка? Может быть, вы споёте? – с надеждой спрашиваю я.
– Вот ещё! – фыркает Снейп. – Захотите – потом послушаете. Хватит с вас на сегодня.
И правда – хватит. День был слишком длинный и утомительный. А сейчас – глубокая ночь, тихая и спокойная. В окне на третьем этаже совершенно точно горит свет. И больше не нужно сомневаться в том, вернулся ли Северус Снейп домой или просто забыл погасить лампочки.