– Я думаю, ты просто ищешь в незнакомце то, что не смогла дать тебе Джинни. Потому что гораздо проще придумать себе идеал и влюбиться в него, чем строить реальные отношения с реальным человеком.

…А сердце, Гермиона, создано для того, чтобы ускорять свой бег от чьего-то присутствия рядом. Чтобы грозиться выскочить из груди просто потому, что ты стоишь в шаге от него, он принимает твой нелепый букет, и ваши пальцы – разумеется, случайно – на мгновение соприкасаются.

И сердцу совершенно всё равно, придумал ты себе какой-то там идеал или не придумал.

Но Гермиона – практичная девушка. У неё всё продумано заранее. Образование – свадьба – карьера – дети. Домик с видом на озеро. Рыжий кот, гадящий по углам (одного рыжего мужчины в семье, конечно, недостаточно). И разрушать её рациональную гармонию своим хаосом было бы полнейшей неблагодарностью с моей стороны.

– Подумай об этом, Гарри. – Она заботливо переложила на мою тарелку недоеденный сэндвич.

Кажется, миссис Уизли очень повезло с будущей невесткой.

Уже стоя в дверях, подруга внезапно обернулась и (наконец-то!) дала дельный совет:

– А если уж тебе так неймётся, поговори с ним. Ради бога, хватит мучить вас обоих.

Поговори с ним… От одной мысли по телу проходит предательская дрожь и становится по-настоящему страшно. Гермиона в чём-то права – гораздо проще думать о чёрных глазах и длинных пальцах на расстоянии, сидя в безопасном «Весёлом пилигриме» и на чём свет стоит ругая местную кухню, чем предстать перед объектом своей – чего? страсти? болезни? – лицом к лицу. И даже мои смелые вылазки под кодовым названием «ближе к телу» тут не помогут. Перед глазами невольно встаёт весьма эпичная картина: храбрый Гарри, с букетом белых калл в качестве щита, отправляется покорять сердце огнедышащего дракона. Бесстрашный воин – почти герой рыцарского романа. Ха, ха и ещё раз ха.

Чёрт бы побрал эту проклятую весну…

Я честно промучился пару дней. Я даже прекратил посещать концерты, гадая, заметил ли Северус моё отсутствие. Хотелось верить, что всё-таки заметил, но по всему выходило, что этот факт никак не мог его расстроить. Скорее всего, он вздохнул с облегчением.

Но я ведь тоже умел быть жестоким. До той весны я даже не подозревал, сколько во мне этой жестокости – мерзкой, мелкой, пакостной. Но когда я видел это лицо так ослепительно близко, видел, как оно словно по команде превращается в презрительную застывшую маску… о, тогда жестокость поднималась откуда-то изнутри, вылезала на поверхность, наполняя всё существо странным злым предвкушением. Хотелось заорать прямо в глаза эти чёрные, дьявольские, хотелось схватить равнодушную сволочь за грудки и трясти, трясти, хотелось ударить его по лицу, хотелось…

О, мне много чего хотелось. Остро, сильно, до дрожи в кончиках пальцев. Как никогда прежде. Снейпу стоило бы быть поосторожней с личным идеалом Гарри Поттера. Потому что разрушить его я не позволил бы никому. И ему – в первую очередь.

Да, как выяснилось, я умел быть жестоким. Я не мог позволить Северусу наслаждаться моим отсутствием слишком долго.

«Поговори с ним».

Поговорить…

Северус Снейп всегда молчал, и было бы странно винить его в этом. В конце концов, у него просто не было необходимости разговаривать. Зачем слова, когда есть рояль этот полированный, чёрно-белый? Когда есть Шуберт и Бетховен? Когда есть вальсы, сонаты, серенады и фуги в комплекте с прелюдиями?

Но ведь я тоже – есть, и мне мало, мало, мало его музыки и рук. Мне мало взгляда, мало случайных редких прикосновений. Мне нужно больше, гораздо больше.

У меня, разумеется, не было никакого плана. За планы у нас Гермиона отвечает. А у меня не планы – интуиция. Спонтанность. В тот вечер я чувствовал, как много её во мне скопилось.

Натянутая пружина. Выстрел. Щелчок.

Щелчок прозвучал где-то в правом полушарии – и я не дождался аплодисментов. Выскочил на улицу как сумасшедший, откидывая со лба мокрые волосы – и доверился своей спонтанности. Наверное, именно она и привела меня к чёрному входу.

Дверь открылась, и я сказал:

– Северус.

Немолодая дама в очках взглянула на меня с нескрываемым интересом:

– Мы с ним действительно так похожи?

Я пробурчал что-то невразумительное и уставился на свои кроссовки. Сбоку на подошве обнаружилась чья-то приклеенная жвачка. Я тут же попытался отодрать её другой ногой, но потерпел неудачу. Дама наблюдала за моими мучениями со снисходительной улыбкой.

– Я давно заметила вас, молодой человек, – сказала она. – Вот только никак не могла предположить, что вы приходите к Северусу. – И вежливо протянула мне морщинистую сухую ладонь: – Минерва. Меня зовут Минерва.

– Очень приятно. Гар…

Дверь резко распахнулась, чуть не вылетев из петель, и мимо пронёсся разъярённый чёрный вихрь, не обратив на нас совершенно никакого внимания. Сердце сделало рискованный кульбит, тело пронзила обжигающая волна жара. Здравствуй, Северус.

– Кажется, он вас не заметил. – Минерва поджала губы, провожая неприязненным взглядом стремительно удаляющуюся спину. – Впрочем, меня это нисколько не удивляет, Гар.

Я смог только кивнуть ей на прощание и броситься вслед ускользающему чёрному пятну. Ноги, воспользовавшись отсутствием сигналов со стороны мозга, сами несли меня вперёд. Дом, улица, дом, дом, переулок…

Когда с нами происходит нечто неожиданное, экстраординарное, человеческий организм задействует скрытые резервы. Я вычитал это в детстве в каком-то журнале тёти Петунии, но всегда считал, что быть такого не может.

Оказалось – может. Иначе как объяснить, что он меня так и не заметил?

Бесшумно и ловко, как настоящий шпион, я открывал для себя нового Северуса Снейпа. Открывал потрёпанное чёрное пальто и тонкий вязаный шарф. Открывал покрасневшие от холода руки – без перчаток. И опущенные плечи, и волосы, рассыпанные по ветру, я тоже открывал.

Кого ты обманываешь, Поттер? Ты не его – себя открывал. Потому что никогда раньше ничего подобного не испытывал. Потому что жестокость твою – такую привычную и понятную – уносили порывы мартовского ветра. И редкие капли дождя уносили. А вместо неё изнутри поднималось что-то новое, щемящее, огромное – что-то, чему тебе ещё только предстояло найти название.

И когда старая, обшарпанная дверь подъезда поглотила Северуса Снейпа, я почувствовал себя до странности одиноким. Всё стоял под вечерним лондонским ливнем и смотрел, как качаются мокрые голые деревья, как тяжёлые тучи наползают на редкие неяркие звёзды. И как в окне на третьем этаже загорается свет.

========== 2. ==========

От концертного зала до квартиры Северуса Снейпа – три улицы и четыре дома.

Я выучил этот маршрут так хорошо, что мог бы пройти по нему с закрытыми глазами.

Вечер. Окраина Лондона. Вонючие мусорные баки, бездомные облезлые дворняжки, пепел от сигареты, случайно просыпанный на футболку.

Улочки – такие узкие, что люди могут только пешком передвигаться. В крайнем случае, на велосипедах. У Снейпа не было велосипеда. И перчаток у него тоже не было.

Зонт он не носил с собой принципиально.

Дождь. Спящий двор, выбитые стёкла фонарей. Неяркий свет в окне на третьем этаже. И качели скрипят. Снова скрипят чёртовы качели.

«Поговори с ним».

Я до сих пор помню – о, я очень хорошо помню, как сидел, спрятавшись под крышей детской песочницы, на крошечной детской скамейке, гипнотизируя взглядом квадратик одинокого окошка. И вспоминал. Вспоминал, как мы с ним накануне «поговорили»…

– Вы.

Это он не сказал – выплюнул. Стоял, скрестив на груди руки, и изучал меня взглядом. А я молчал, проклиная так не вовремя покинувшую меня спонтанность, и всё думал о том, от меня он этими руками закрывается или от холода.

– Я.

Северус издевательски приподнял бровь и, не дождавшись реакции, презрительно фыркнул.

– Не стоило рассчитывать, что ваши мозги развиты хоть немного больше вашей фантазии. Или все цветы кроме этих в городе перевелись?