– Спасибо за чай, сэр. Сразу видно, что вы настоящий британец.
– Не за что, Поттер. Выметайтесь.
Стоим, смотрим друг на друга. У Снейпа подёргивается левое веко. У меня – правое. Какое удивительное совпадение на ночь глядя.
– И куда же я пойду? – спрашиваю. – На часах – два тридцать. Метро закрыто. Общежитие – тоже. К тому же в вашем дворе какие-то придурки перебили все фонари.
Северус удивлённо моргает.
– В самом деле? Хм… Тогда, пожалуй, у нас появилась маленькая проблема.
– Пожалуй.
Всё ещё смотрим: глаза в глаза. Теперь – так близко друг к другу, не разделённые сценой и букетом цветов. Да ничем, в общем-то, не разделённые.
Теперь – на равных.
Боже, боже, боже.
– Чёрт с тобой, Поттер! – Он зло швыряет чашки в раковину. – Сегодня поспишь на диване.
Вот так и появляются сколотые краешки, думаю я, даже не пытаясь скрыть широкую улыбку.
***
Мы с ним, конечно, ни о чём не договаривались. Правда пришлось дать обещание, что я больше не буду мозолить ему глаза, но ведь все понимали, что это несерьёзно.
Мы ни о чём не договаривались, и всё же я навещаю Снейпа с завидной регулярностью.
Он почти всегда сидит дома в первой половине дня – выполняет какую-то ужасно скучную бумажную работу. Он почти всегда дома, и я легкомысленно сбегаю с пар, игнорируя возмущение Гермионы и любопытство Рона. Лечу через весь город – на метро, на автобусе, бегом, пока не оказываюсь у двери знакомой квартиры на третьем этаже. Она распахивается – и я улыбаюсь.
Поначалу я придумывал предлоги, сотни предлогов и тараторил без умолку, доказывая своё бесспорное право попасть в квартиру Северуса Снейпа. Он хмурился, вздыхал – и распахивал дверь шире.
Потом предлоги исчезли, и осталась только широкая улыбка. Как самый главный и неоспоримый предлог.
Он подолгу молчал, позволяя мне выговориться, только изредка вставлял свои едкие комментарии. Я нёс сущую чепуху, потому что ведь совершенно невозможно сосредоточиться на чём-то серьёзном, когда Северус так смотрит. Неотрывно, пристально, изучающе. Словно хищник, который поймал добычу и теперь думает, что с ней делать: отпустить – или сожрать.
Мы пили чай, я выходил покурить на крошечный балкончик, а Снейп углублялся в свои бумажки, давая понять, что моё присутствие больше не требуется. Я старался его не злить: я чувствовал, что ступаю по лезвию ножа. И прощался – до скорой встречи, Северус.
Осень покрывает землю разноцветным ковром, выпускает на волю дожди и ветры.
На кладбище дует с севера. Цветы в моих руках лёгкие, хрупкие, и я крепко сжимаю их в ладони, чтобы не улетели. И почему-то чувствую себя преступником. Каждый раз чувствую. Словно делаю что-то такое, на что у меня нет ни малейшего права.
Но я не могу иначе. Бегло навещаю родителей, терзаясь непонятным чувством вины, и неизменно иду туда, где растут прекрасные лиловые цветы и лежит человек со странным именем. Останавливаюсь и опускаю букет на влажную землю, придавливая его камешками, чтобы не унёс ветер. И представляю, что завтра вдруг наступит зима, с неба посыплется снег и укроет мои цветы белым пуховым одеялом.
К счастью, Северус ни разу не застал меня на месте преступления. Потому что между нами происходит что-то такое, что исключает всякую ложь, а объяснить ему правдиво я бы не смог. Я и себе-то не могу объяснить, зачем дважды в неделю приношу цветы на могилу человека, которого никогда не знал и никогда уже не узнаю.
Просто чувствую: так нужно.
В середине сентября резко холодает, полгруппы сваливается с гриппом, и преподаватели, словно сговорившись, разом отменяют пары: идите, мол, домой, лечитесь. В очередной раз отказавшись от дружеского футбольного матча с Роном («какой футбол, ты только посмотри, какие тучи!»), я опрометью бросаюсь на другой конец города – туда, где, я точно знаю, меня ждут.
До квартиры Снейпа я добираюсь раньше обычного и не спешу звонить в дверь, желая отдышаться и привести себя в порядок. Заправляю рубашку в брюки, автоматически пытаюсь пригладить волосы, которые, как всегда, игнорируют мои жалкие попытки. И уже протягиваю руку к звонку, как вдруг слышу тихие, приглушённые звуки аккордов.
Прикрыв глаза и млея от странного тепла, зародившегося внутри, я осторожно прислоняюсь ухом к двери. Братья Рона, близнецы Уизли как-то хвастались, что изобрели идеальное средство для подслушивания, и предлагали обменять его на два билета на футбольный матч. Тогда я только посмеялся вместе со всеми. Сейчас – махнулся бы с ними не глядя.
Незнакомая музыка тоненькой ниточкой тянется ко мне, вытекая сквозь дверные щели, пробираясь через замочную скважину, доставая до самой души. Обволакивает, гладит, ласкает, посылая по телу волны колючих мурашек. Снова. И снова. И…
…Заканчивается так же оглушительно-резко. Я держусь за дверной косяк, не понимая, откуда взялось колючее, острое чувство потери. Как будто секунду назад меня касались и гладили тёплые сильные руки, а вот теперь – исчезли, нет ничего.
Пу-сто-та.
– Поттер?
Северус вывел меня из прострации, едва не припечатав собственной дверью. Я отскакиваю, обиженно потирая переносицу.
– Эй, так нельзя! Ты чуть не оставил меня без носа. Я же не посягаю на твой.
С минуту он пялится на меня, а потом откидывает голову назад, трясясь в приступе беззвучного смеха. Это настолько редкое зрелище, что я застываю, не в силах оторвать взгляд от молочно-белой шеи с ярко проступающим на ней кадыком.
– Поттер, ты меня в гроб загонишь, – выдыхает Северус, откидывая волосы со лба до боли знакомым жестом. – Хочешь сказать, они равноценны?
И, усмехнувшись, поворачивается, демонстрируя римский профиль с действительно выдающейся горбинкой. На мгновение мне даже становится стыдно за свой во всех отношениях самый обычный нос, но я быстро беру себя в руки.
– Думаю, мой – гораздо эстетичней, – дерзко говорю Снейпу, протискиваясь мимо него в квартиру. Он не отходит, и наши бёдра на несколько секунд тесно соприкасаются. Тёплое дыхание согревает волосы на макушке.
Запнувшись о порог и быстро скинув с себя обувь, я стремительно убегаю в ванную комнату, красный как помидоры с грядки миссис Уизли.
– Вообще-то я это и имел в виду, Поттер, – говорит Северус из-за двери. – Мой клюв годится разве что для демонстраций в кунсткамере.
От неожиданности я высовываюсь из ванной, с удивлением изучая сосредоточенное лицо и сжатые в тонкую полоску губы.
– Ты издеваешься? – спрашиваю требовательно. – У тебя шикарный нос. Очень подходит к… (ко всему остальному) тебе идёт, в общем.
Промямлив эту несусветную чушь, я краснею по новой и поспешно скрываюсь за спасительной дверью. Пару секунд ничего не происходит, а потом раздаётся требовательный стук.
– Я, кажется, просил, чтобы ты не пытался демонстрировать чувство юмора в моём доме, Поттер! – зло говорит Снейп. – И вообще, какого чёрта ты заперся в моей ванной? Открой немедленно!
– Ничего я не демонстрирую! – ору, пытаясь перекричать шум воды. – Я не виноват, Северус, что у тебя такая низкая самооценка!
С той стороны всё стихает. Кажется, он всерьёз обиделся.
Смачно выругавшись, я мысленно хлопаю себя по губам и вылетаю в узкий коридор. Пусто.
Северус обнаруживается на кухне. Стоит с неестественно прямой спиной и методично заваривает чай. Я жадно смотрю на острые выпирающие лопатки под тонкой клетчатой рубашкой, на пальцы, сосредоточенно отсыпающие заварку, и сердце заполняет такая нежность, что на какой-то миг мне кажется, будто оно сейчас остановится.
– Северус, – выдыхаю хрипло, – прости меня. Я дурак.
– О чём вы, мистер Поттер? – ровно спрашивает он. Старенький керамический чайник, заполненный кипятком, выпускает в воздух аппетитную струйку пара.
– Ни о чём, – горячо заверяю я, подходя ближе, – совершенно ни о чём. Давай пить чай.
Чай у нас всё тот же – терпкий, чёрный, с жасмином. К чаю – только шоколадные конфеты, которые я притащил на прошлой неделе. Северус долго отказывался, но, в конце концов, принял подарок, заверив, что даже не притронется к сладкому. К сожалению, своё слово он держать умеет.