Я только рукой махнул: спорить с ним бесполезно. Это как Гермиона, только в десятки раз хуже. Честно сказать, столько упрямства я не встречал ещё ни в одном человеке.

– Я послушал этого бетховенского «Сурка», – говорю, громко хрустя конфетой. К сожалению, мой аппетитный хруст остаётся без внимания, если не считать кислое выражение лица хозяина квартиры.

– Ну и?

– Совершенно бредовые слова. Этот Гёте был какой-то несерьёзный поэт.

Меня одаривают фирменным взглядом, и Северус гордо вскидывает подбородок. Я внутренне ликую, радуясь, что к нему вернулось нормальное настроение. Разумеется, нормальное – в понимании Снейпа.

– Поттер, ты идиот. «Сурок» – это стишок для детей, какой текст ты ожидал там увидеть? Про несчастную любовь и вселенские страдания?

– Хм… там, помнится, было что-то про страдания. «Подайте грошик нам, друзья, сурок всегда со мно-ою», – фальшиво напеваю я. Северус демонстрирует высшую степень презрения.

– Гениально, Поттер. В тебе умер талантливый певец.

– Правда?

– Умер и подвергся процессам трупного разложения, – уточняет он. Я пытаюсь сдержать смех и фыркаю в чашку с чаем. Напиток приятный на вкус и совсем не горячий.

С того самого первого вечера Снейп ни разу не наливал мне крутого кипятка.

– И всё равно бредовые слова, – упрямо повторяю я, копируя выражение его лица. – «Сурок всегда со мною» – и каждый раз одно и то же!

– И всё же ты запомнил их. Так что, будь покоен, Гёте знал своё дело.

Решив благоразумно умолчать о том, что я выучил эту строчку только потому, что подставлял вместо слова «сурок» фамилию «Снейп», я прячу улыбку в чашке. Да уж. Детские песенки иногда бывают очень… задорными.

Мы здесь пробудем до утра,

И Снейп всегда со мною…

– Где ты там витаешь, Поттер? – рявкает Северус.

– Я слышал, как ты играл, – неожиданно для самого себя выдыхаю я, – очень красивую музыку. Что это было?

Он моргает и растерянно переводит взгляд на свои руки, сгибая и разгибая пальцы.

– Ты слышал?.. Вот как. Это… так, ничего особенного. Просто разминка.

– Просто разминка? Ты издеваешься? – Я недоверчиво качаю головой. – Она прекрасна, Северус! Почему ты не исполняешь её на концертах?

Звон чашек. Снейп вскакивает из-за стола, отчего тот издаёт жалобный скрип. Тёмное чайное пятно медленно расползается по скатерти.

– Почему не исполняю? Ах, почему не исполняю! Да потому и не исполняю, Поттер, что люди приходят на концерт послушать Шуберта и Бетховена, Шопена, на худой конец, а уж никак не полуночные бредни бывшего преподавателя консерватории Северуса Снейпа!

Пауза. Чёртова-чёртова пауза.

– Это… твоя. – До меня наконец доходит, – твоя музыка?

– Фантастика, Поттер. – Снейп возвращается за стол и устало откидывается на сидении. – Восемнадцать секунд.

– Что?

– Тебе потребовалось ровно восемнадцать секунд на то, чтобы прийти к правильному умозаключению. Эволюционная теория Дарвина налицо. Если так пойдёт и дальше, рано или поздно ты перерастёшь уровень питекантропа.

Я пропускаю привычную колкость мимо ушей, не отрывая пристального взгляда от Северуса. Долго-долго. В конце концов, ему это надоедает.

– Ну что ты уставился, Поттер? – Он выглядит измученным. – Говори, чего тебе надо, или иди уже, наконец… да вон хоть покурить сходи.

– Сыграй мне, – прошу, – своё сыграй. Пожалуйста.

– Мне стоило это предвидеть… – бормочет Снейп, пока мы идём в гостиную. – Заносчивый, наглый, высокомерный…

Старенькое пианино с тремя педалями с трудом умещается среди кучи шкафов и полок с книгами. Северус подталкивает меня к подлокотнику кресла.

– Садись. И молчи, ради бога. Только молчи.

Он опускается за рояль, делает простое движение кистями – и преображается как по волшебству. Строгий, прямой, обманчиво-хрупкий – он весь излучает силу, внутреннюю мощь, и меня заполняет какой-то первобытный восторг: от макушки до кончиков пальцев.

Музыкант. Композитор. Пианист.

Северус играет, и я вижу летнюю грозу: тёмное-тёмное небо, раскрывшее саблезубую пасть, ослепительные вспышки молний, слышу раскаты грома и почти чувствую, как тёплый ливень укрывает нас с головой. А потом приходит осень – тонкие пальцы быстро-быстро порхают по клавишам, и я отчего-то уверен, что это град, обрушившийся на Лондон вчерашней ночью. Движения рук замедляются, аккорды рассыпаются на отдельные составляющие, и кажется, будто это разноцветные листья осыпаются с деревьев, ковром стелятся под ноги.

Музыка затихает – очертания маленькой гостиной постепенно проступают из ниоткуда, становятся отчётливее, осязаемее.

Я смотрю на Северуса и вижу того Снейпа, которого встретил когда-то давно – в душном концертном зале в последний месяц зимы.

– Это… это…

Слова все какие-то ненужные, неправильные. Северус прикладывает палец к моим губам.

– Заткнись, Поттер, – шепчет он. – Просто послушай тишину.

И играет нежную, полную тоски и несбыточного счастья «Silence» Бетховена.

***

– Поттер, я тебя убью.

– Да брось! Тебе же понравилось.

– Понравилось, чёрт возьми?! По-твоему, мне могло понравиться торчать в закупоренной кабинке, болтаясь на высоте почти в сто пятьдесят метров над землей и выслушивая вопли восторженной толпы туристов? Нет уж. Я ещё не окончательно выжил из ума.

Лондонский Глаз возвышается над нами, как гигантское колесо-мутант, и отсюда выглядит довольно устрашающе. Северус стремительно удаляется прочь, всем своим видом демонстрируя оскорблённое достоинство. Я едва поспеваю за ним.

Он всё ещё ворчит, и я заключаю, что благоразумнее будет сделать вид, будто меня здесь как бы и нет. Пусть выговорится. Кто же знал, что человек, которого не пугают ночной Брикстон и тёмные кладбища, боится высоты?

Конечно, он скорее съест собственное пальто, чем признается в этом. Но мне всё равно стыдно. И немного радостно оттого, что он всё-таки согласился прокатиться на колесе обозрения, чёрт знает почему, но согласился.

Вот сейчас он поворчит ещё пару минут, поправит сбившийся на шее шарф и, обернувшись ко мне, требовательно спросит: «Ну, что там у нас дальше, Поттер?»

– Тауэр, Трафальгарская площадь и хороший итальянский ресторанчик на Пикадилли-сёркус.

– Исключено! – заявляет Северус. – Во-первых, я не попрусь внутрь какой-то средневековой крепости, а во-вторых, я принципиально не ужинаю в ресторанах.

Экскурсия по достопримечательностям Лондона была целиком и полностью моей идеей. Оказалось, что Северус, родившийся и выросший на окраине столицы, практически не знает собственного города! Мириться с этим моя душа не пожелала. Она жаждала справедливости.

А может быть, мне просто захотелось сделать для него хоть что-то, подарить хотя бы малую часть красоты взамен той, которой он научил меня.

– Не говори глупостей. Каждый, кто живёт в Лондоне, обязан хоть раз посетить Тауэр. Ему же почти тысяча лет, это сплошная история!

Снейп выглядит в высшей степени равнодушным к истории. Похоже, единственное, что действительно представляется ему интересным – это его любимая музыка и литература. У него в квартире так много книг, что они лезут изо всех щелей, вываливаются из шкафов и падают с полок. Пару раз они даже прилетали откуда-то сверху, ощутимо стукнув меня по голове. Так что логичнее всего было бы отвести Снейпа в национальную Британскую Библиотеку, но это чуть ли не единственное популярное место, где он уже побывал.

Естественно, всё получилось так, как хотел Северус. Вместо того чтобы заходить внутрь крепости, мы полюбовались ею снаружи, прогулялись по берегу Темзы и даже поднялись на Тауэрский мост. Постепенно наступал вечер, и с небом творились какие-то небывалые вещи. С правой стороны моста оно было безоблачно-ясным, в то время как с левой – клубились тяжёлые серые тучи.

– М-да, – только и смог сказать Северус, задумчиво разглядывая плотную завесу дождя, которая медленно, но неотвратимо плыла в нашу сторону. – Замечательный, предсказуемый лондонский климат.