– Зато он быстро кончится, – резонно заметил я, кивая на ясную полосу неба чуть дальше. – Только надо бы где-то спрятаться…
После дождя воздух всегда какой-то особенный, влажный. Им хочется дышать и дышать.
Жить хочется.
– Тебя становится всё больше и больше в моей жизни, Поттер, – говорит Снейп, стоя посреди Трафальгарской площади и глядя на торчащую вдалеке верхушку Биг-Бена.
Не дождавшись продолжения, я осторожно уточняю:
– Это плохо?
Северус переводит на меня нечитаемый взгляд. Я всматриваюсь в чёрные зрачки, но вижу там только огни уличных фонарей.
– Это… странно.
Мимо снуют толпы туристов. Какая-то толстая тётка визгливо покрикивает на молодого паренька с фотоаппаратом. Маленький мальчик рассыпает попкорн, и стая наглых чаек тут же слетается на место происшествия, расталкивая друг друга жирными белыми боками.
– Я чувствовал себя не менее странно, когда ты внезапно ворвался в мою жизнь.
– Звучит как обвинение.
– Нисколько.–Я невесело усмехаюсь. – Мне некого винить в собственной глупости.
Чайки устроили шумную уличную драку. Мальчик весело смеётся и высыпает оставшийся попкорн прямо в образовавшуюся кучу малу.
– Значит, ты жалеешь.
Это не вопрос – просто констатация факта. Лицо Северуса наполовину скрыто в тени и похоже на белую восковую маску. Я осторожно дотрагиваюсь до его руки и повторяю настойчиво:
– Нисколько.
Пауза.
– Я не понимаю.
– Ну, я вёл себя как полный кретин. Преследовал тебя, провоцировал бесконечно, цветы эти, опять же… Честно говоря, я был уверен, что однажды ты меня убьёшь.
Северус насмешливо поднимает бровь:
– Я был близок к этому.
– Ну вот, об этом и жалею. Наверное, сейчас я бы начал наше с тобой знакомство по-другому.
– И как же? – с любопытством спрашивает он.
– Хм, даже не знаю. Наверное, потащил бы тебя в какой-нибудь музей искусства. Или на концерт классической музыки.
– О, ради бога, Поттер. – Снейп закатывает глаза. – Как будто в моей жизни недостаточно концертов. Уж лучше твои цветы.
– Ты же их ругал тогда, помнишь? – Улыбаюсь.
– На самом деле, не самый плохой выбор. Если бы ты подарил мне розы, я бы точно швырнул их тебе в лицо.
– А я всё ждал, когда ты так сделаешь.
– Ещё не всё потеряно, Поттер. – И он улыбается, боги, на самом деле улыбается. – Главное – не теряй надежды.
Ужинаем мы прямо у Темзы, в маленьком прибрежном кафе, где подают потрясающую сангрию и паэлью, обжаренную на гриле. К чёрту рестораны, думаю я, Северус всё равно ни за что не позволил бы мне оплатить его ужин. Тем более что здесь даже есть горчица и мой любимый острый соус Чили.
Река течёт медленно и лениво, с навеса на наш столик плавно опускается ярко-жёлтый лист, чуть влажный после дождя. Проклятая сангрия подбивает курить и совершать глупости, из динамиков напротив доносится мелодичный голос Фрэнка Синатры:
The shadow of your smile when you are gone will colour all my dreams…
– Давно хотел спросить… почему ты работаешь в этой дыре?
У Снейпа такой вид, что у меня не остаётся никаких сомнений: глупость я всё-таки совершил. Но отступать поздно. Видимо, он тоже это понимает.
– Поясни, будь добр, что именно ты имел в виду.
– Ну… с твоими талантами ты мог бы давать сольные концерты. Или стать известным композитором, сочиняя пьески для престарелых олигархов. Знаешь, есть такие богатенькие псевдо-любители искусства. Что скажешь? Я мог бы стать твоим пиар-менеджером.
– Ради бога, Поттер, избавь меня от своих фантазий. – Он морщится и отворачивается, провожая взглядом проплывающий мимо паром с туристами на борту. Какие-то улыбчивые японцы успевают сделать парочку наших фотографий. Северус рычит, и они поспешно скрываются на палубе.
– Нет, я серьёзно. Не думаю, что захудалый концертный зал на окраине Лондона – это твой потолок.
Look into my eyes, my love, and see all the lonely things you are to me… – поёт Фрэнк Синатра.
– У тебя есть мечта, Поттер? – неожиданно спрашивает Северус, впиваясь в меня взглядом.
– Э-э…
– Понятно. Забудь. – Он выглядит разочарованным.
Нет, конечно, у меня есть мечта, что бы он там ни думал, но не могу же я вот так взять и заявить ему прямо в глаза: «Я хочу быть с тобой, ты, грёбаный идиот, который не видит дальше собственного носа».
Наверное, надо сказать что-то другое, пока он не решил, что я слишком туго соображаю.
– Ну, раньше я мечтал стать врачом. Если честно, даже не рассматривал других вариантов. А теперь… не знаю. Всё сложилось как-то неправильно. Так не должно быть.
– Отчего же не должно? Мы можем сколько угодно строить проекции и планы на будущее, но что-то обязательно пойдёт не так. Мечты имеют мало общего с реальностью, Поттер. Смирись – и тебе станет легче.
– И как – помогло? – спрашиваю нагло. – Тебе, Северус – тебе стало легче?
Он заметно мрачнеет. Даже не верится, что совсем недавно улыбался.
I will be remembering the shadow of your smile…
– Тебе обязательно вести этот бессмысленный разговор?
– А тебе обязательно хоронить себя в сорок лет, оплакивая шансы, которые ты однажды упустил? Оглянись вокруг, Северус. Вот она – жизнь. Настоящая.
– Тебя это не касается, – резко говорит он. – Не лезь не в своё дело, мальчишка!
Качаю головой. Ты поймёшь, Северус, ты сам всё увидишь. Я покажу тебе.
– Пойдём отсюда, – говорю мягко, – пойдём. Самое время распугать толпу зевак на Пикадилли.
========== 5. ==========
Всё заканчивается внезапно, душным октябрьским вечером, посреди холодной гримёрки, где я терпеливо дожидаюсь Северуса после его первого сольного концерта. «Приходи, сегодня будет нечто особенное», – загадочно шепнул он мне за утренней чашкой чая, когда я привычно забежал к нему после занятий. Если бы я знал, что именно меня ждёт, я бы… да ничего бы я, наверное, не сделал. Потому что где-то в глубине души с самого начала не сомневался: рано или поздно это случится.
Весь вечер я провёл как на иголках. Привычное место в четвёртом ряду казалось неправильным и неудобным, слишком далёким от сцены, и я беспомощно ёрзал на жёстком стуле, кусая губы от волнения. Северус казался таким непривычно далёким в своём чёрном костюме, отстранённым и собранным – чужим, и от всего этого хотелось выть. Или сделать несколько шагов, подняться к нему на сцену, потянуться к плотно сомкнутым губам и забыть обо всём на свете.
А потом он поднял глаза – и взглянул прямо на меня. Было в его взгляде что-то такое… невозможное. Отчаянное. Как эти несколько шагов, которые я так и не сделал.
Концерт прошёл будто в тумане. Едва только стихли аплодисменты, как я рванул со своего места и бросился в знакомую уже тесную гримёрку. Мне больше никто не препятствовал. Охранник бросил вслед что-то приветственное, но я пронёсся мимо, не слыша ничего, кроме стука собственного сердца.
Он пришёл.
Я молча поднялся к нему навстречу, сделал шаг – и понял, что это всё. Конец.
Роскошный букет белых калл оказался в мусорной корзине.
– Как ты мог, Поттер? – выплёвывает он мне в лицо. – Какого чёрта?
И швыряет к моим ногам другие цветы – те самые, что ещё вчера лежали на кладбище, на могиле Ремуса Люпина.
– Я просил тебя не лезть не в своё дело, просил? Я впустил тебя в свою жизнь, но этого оказалось мало. Тебе всегда мало, Поттер. Ты ненасытное, прожорливое чудовище, которое привыкло получать всё что хочет, не спрашивая разрешения.
Он говорит, говорит, и в тишине опустевшего здания каждое слово звучит как гром с небес, как грязный аккорд в безупречно сыгранной сонате. И невозможно ни скрыться от этой лжи, ни оправдаться.
– Теперь ты счастлив, Поттер? Ты влез в моё настоящее, в моё прошлое, так что мне сделать теперь, чтобы ты остался доволен? Отдать тебе своё тело? Легко! Ну же, Поттер, давай займёмся сексом, перепихнёмся прямо здесь, в этой комнате. Этого ты добиваешься? Говори! Этого?
