Пожиратель Крыс довольно булькая произнес:

— Смотрите, гуп, смотрите…

Мы последовали совету и снова увидели Лилового. Он таки вырвался от них! И руки его были свободны. О, что это были за руки! Он чудил и глумился, распевал свой гимн, и рвал у врагов уши. Он играл с ними, как кот с мышатами. Оторванные же уши он аккуратно бросал в наш переулок на радость Дистройеру, который с удовольствием втаптывал их в песок.

Оставшиеся в живых Велосипедисты спешно устанавливали Газовую Плаху, все-таки их было слишком много. Облепив Лилового, они все же сумели впихнуть его внутрь и замкнуть контакты.

Рвануло. Когда рассеялся обычный в таких случаях белый дымок, и Плаху снова открыли, оттуда раздался все тот же грозный клич, после чего из камеры наружу высыпалась кучка пепла, которую быстро унес поднявшийся ветер.

В наступившей тишине велосипедисты быстро уничтожили из огнеметов трупы своих, взобрались на машины и укатили прочь. Что поделаешь? Не везет мне в азартные игры.

— Ох, уж мне эти велосипедисты! — подвел итог Пожиратель Крыс, а Дистройер немедленно принялся втаптывать в песок еще не остывший пепел. Чукки Даун загадочно улыбаясь нарисованным ртом, вывел на стене струей из баллончика с краской STIFFEN CORPSES THE BEST после чего затребовал свой выигрыш, получил его и мы потопали дальше в противоположном от скрывшихся в сгущающейся темноте велосипедистов направлении.

Быстро темнело и Пробрюшливое Жорло предупредило:

— Скоро начнется!

Дистройер моментально защелкал пальцами.

— Что, хочется?

— Очень!

— Терпи, скоро и мы помочим, — заверил его Пожиратель Крыс и неумело запел колыхаясь всем своим немаленьким телом на мотив бессмертного рок-н-ролла «Димедроловое дерево»:

Его слоновьи уши реяли на ветру подобно знаменам.

Немного потанцевав в тени подвернувшейся на нашем пути виселицы с обглоданным трупом Неизвестно Кого и перекусив таблетками, мы направились в Городской Сад…

В Городском Саду у памятника Железной Деве торчал какой-то типчик с букетиком незабудок, или еще чего-то я не в этом не разбираюсь. Завидев нашу милую компанию, и прежде всего Пожирателя Крыс, он повел себя странно: бешено замахал руками, подобно ветряной мельнице, а потом, так и не выпустив из рукбукет, прыгнул в обтянутую колючей проволокой траншею, которая тянулась поперек Центральной Аллеи и исчезала в сумерках.

Через пару-тройку секунд из траншеи появился дырчатый пулеметный ствол и голова в пятнистой каске, щедро утыканная цветочками.

— Замаскировался, — констатировал Чукки.

— Нет, — не согласилось с Соратником Пробрюшливое Жорло, — он в ожидании Спаривания. Потому оборудовал для себя Сектор Отдыха. Хулиганов они боятся…Тут так принято, — виновато добавил Пожиратель, пригибаясь от пулеметной очереди, распугавшей Хищных Птичек сидевших на одинокой секвойе. Птички разлетелись по Саду и теперь злобно шипя, поправляли перышки в ожидании клиентов.

Неподалеку стояла табличка-перевертыш: «Возможно падение медведей с высоты». Каких еще медведей? Я протер глаз и перечитал: «Возможно падение предметов с высоты». Уже лучше, но на всякий случай перечитывать в третий раз я не стал. Мало ли чего прочтется. Тем более над нами довольно низко прошел неопознанный летательный аппарат, в кабине которого ясно угадывались могучие бурые фигуры медведей в шлемофонах и с дымящимися сигарами.

Вспомнился классик: «Материализация наших кошмаров — дело рук самих наших кошмаров». Сразу вспомнилось, что классик — это я.

Укрепившись на Валу и установив визор, я увидел, что и впрямь вся территория Сада изрыта траншеями и одиночными окопчиками, в которых сидят по одному, по два, по три, а в одной яме и по четыре влюбленных. Воистину — Городской Парк это место, располагающее к любви и доверию.

Я высказал все это вслух и наткнулся на жесткое: «Нет!», высказанное Чукки Дауном.

— Уютно! Уютно! — заверещал своим тонким пронзительным голоском Дистройер и затопал ногами.

— Предлагаю поснимать, — чувствуя приятное покалывание в конечностях, которое всегда сопровождало Размерзание, предложил я, и все согласились. Старательно избегая долго находиться в секторах обстрела мы сняли пару птичек с памятника Железной Девы, и еще одну пару с Одинокой Секвойи. Увидев в нас Потенциальных Клиентов, Гарпии перестали шипеть и заворковали, их женские лица засветились восторгом, а перья хвостов взъерошились и сияли в лунном свете подобно жемчугу… Так что мы довольно славно передохнули в одном просторном котловане у Северных Ворот.

И тут появились Хулиганы. Они ехали на роскошном хулиганском Бронеходе Из Нержавейки и пели свои похабные, немузыкальные песни. Вдоль правого борта Бронехода красовался многозначительный лозунг «Мочи всех!» Я также заметил четыре крупнокалиберных пулемета, и волочащееся за машиной на веревке тело в обрывках формы Муниципальной Полиции. Мы быстренько закончили свои «птичьи дела», побросали Гарпий на дно котлована и Дистройер с удовольствием втоптал их в глину. Потом откопаем, а так девчонки побудут в относительной безопасности.

Тем более, что наверху вовсю начиналась небольшая война. Парк окутало дымом, отовсюду стрекотало автоматическое и полуавтоматическое оружие, изредка лопались ручные гранаты. Мы тоже с удовольствием закурили паршивенькие местные сигаретки, и я в который раз с тоской вспомнил свой, оставленный в Желтой Деревне портсигар.

Портсигар у меня был знатный, я в нем запасные патроны хранил со смещенным центром. Любил я эти патроны, они очень выручили меня в бухте Роверсона, когда группа Бронзовых зашла на нас с подветренной стороны…Эх, были времена!

Портсигар подарил мне старик Мицусито, точнее швырнул в меня им во время хорошей драки в одном кабаке. Он тогда еще обвинил меня в том, что я ем мясо Желтой Кобылицы, что было несомненной клеветой, и потому поймав портсигар на подлете и запустив в ответ стулом, я решил оставить его себе. Разумеется. Портсигар. Да.

А насчет Кобылицы, скажу так, у всех, кто ест ее мясо со временем уши становятся как у Вудроков — длинные и остроконечные, и в принципе можно вообще превратиться в Вудрока и расти тогда из пня под Димедроловым Деревом, рядом с моим старым другом ХIV-м Вудроком. Хотя, если честно, не такой уж он XIV-й, как рассказывает, а примерно XVI–XVII-й, а то и XVIII-й и теперь уже не поедет подработать на Прииск, но это его личное горе…

Ибо в философском плане, что есть жизнь — всего лишь процесс умирания растянутый во времени и пространстве. Причем у всех. Так-то. И не стоит по этому поводу слишком заморачиваться. Не к чему это. А уши у меня нормальные, пока.

И мы — Корпсы не исключение, несмотря на то, что умираем-то собственно каждый день, а иногда по два, а то и по три раза, в зависимости от количества принятых нами напитков. И то, что обычные тела называют сном у нас происходит как обыкновенное каждодневное трупное окоченение. Ну, Конституция у нас такая. Против природы-то не попрешь. Вот есть же на Дальних Островах народец, так те вообще никогда не умирают в простейшем понимании этого процесса. Когда-то одного из них Краух располовинил дважды подвернувшейся под руку алебардой, в смысле крест-накрест, и чтоб вы думали? Каждая четвертушка с учетверенной агрессией продолжала кусать его за ноги, хорошо, что Эндрю был в высоких Корпсовских Сапогах, которые не прокусит ни одна тварь. Я так и не понял тогда, как эти гадины размножаются, и тем более не понял зачем.

Или вот зомби, хотя нет. Пример неудачный. Зомби редко бывает удачный. Все у них из рук валится, да и с сексом проблемы… Вот Исподлюбки подойдут для примера. Убиваешь его с вечера, а на утро он опять живой. А не убьешь, может и помереть. И ходят за тобой с вечера до ночи, ноют: